О том, что зима не за горами, напомнило намедни прочитанное в Интернете сообщение: департамент охраны животного мира Новосибирской области предложил депутатам регионального парламента рассмотреть вопрос о запрете доступа снегоходов в охотничьи угодья.
Рисунок Владимира Березкина
«Речь идет о запрете передвижения снегоходов по охотничьим угодьям с 10 января до схода снежного покрова», – пояснили новосибирцы. И привели доводы: «В 2013 году, когда была тяжелая зима, мы не раз сталкивались с ситуациями, когда охотники на снегоходах давили косуль, сворачивали им шеи, убивали битами, прекрасно осознавая, что по большому снегу животное, тем более ждущее потомства, убежать от них не может. Для некоторых это такой прикол: охотиться на снегоходах с битами».
Лично я такого «прикола» с косулями у нас не видел. Хотя вполне допускаю, что подобное может быть – количество снегоходов, пашущих снежную целину, выросло невероятно. Помнится, Виталий Ивлев, егерь одного из охотхозяйств близ санатория «Сосновый бор», мне рассказывал, как эти зимние внедорожники стали для местной фауны мощным фактором беспокойства.
Новость из Интернета внезапно всколыхнула в памяти недавний рассказ Виктора Сидякина, охотника из Затобольска, с которым меня свела одна вечерняя зорька близ озера Пригородного. Бывалый следопыт со своим, что называется, кодексом охотничьей чести: если сказал, например, что будет брать только чирков и шилохвостей, то ни на что другое ствола не поднимет. И вот его история.
– Я с малолетства занимаюсь троплением зайца. Бывает, до 15 километров в день протопаешь. Но это охота, где каждый очередной трофей становится итогом состязания человека со зверем – на скорость, смекалку, знание повадок. Гонять же зверя на быстроходной технике – это жестокое, ничем не оправданное убийство. И у меня есть пример.
Прошлой зимой я охотился в районе поселка Бозбек Костанайского района. Там смешанные леса с широкими полянами, бездорожье. Но только не для снегоходов. Сначала я услышал их рев, затем на окраину поляны, метрах в тридцати от меня, из сосняка вырвалась лиса. Она, видимо, хотела зигзагом заскочить опять в лес, но, завидев меня, устремилась на открытую местность. Снег там был рыхлый, нападало его изрядно. Лиса после двух-трех прыжков буквально сникла и осела. Я понял, что она ранена. Боль буквально ее скрутила. И вот появляются молодцы на красивых и резвых снегоходах. Они берут лису в клещи и один из молодых людей битой несколько раз бьет рыжую по голове. Я выстрелил в воздух, мотонаездники, приняв, наверное, меня за егеря, дают газу и скрываются из виду.
В прошлом я сам много раз охотился на лис. Это когда в стране был развит пушной промысел. Как бы сейчас сказали, бизнес есть бизнес, ничего личного. Но вид этого молодого, красивого и совершенно беспомощного зверя меня потряс. Он умирал минут пятнадцать, держа высоко голову, словно пытаясь вырваться из снега на волю. Я сидел перед ним на коленях. Зверь не сводил с меня глаз. А я не мог отвести от него глаз своих. Что я в них видел? Мольбу, надежду, обращенную ко мне безмолвную просьбу помочь ему... Хотите – верьте, хотите – нет, но в такие минуты сердце прокалывает осознание того, насколько же верны слова насчет «братьев наших меньших».
Я много слышал историй, как люди выхаживали косуль, попавших под ножи сенокосилок, как брали на воспитание лисят, оставшихся без мамы, как приносили в дом ежика с сожженными в лесном пожаре иголками…
А тут у меня на виду забивают битой беспомощного зверя… Лис был обречен проиграть людям на снегоходах: у него в районе паха на внутренней стороне задней ноги были порваны сухожилия. Животное, скорее всего, напоролось на что-то острое – кусок металла, стекло, обрывок проволоки…
Вот такой рассказ. Любой из нас, охотников, знает, что на хорошем снегоходе догнать любого зверя не проблема. Но суть ведь не в том, что у тебя под пятой точкой энергозаряженный мотор, а в том, чтобы ты при этом не превращал свое транспортное средство в бесчеловечное орудие праздных утех.
