Нет, не о космосе идет речь. О высоком искусстве, поклонников которого, увы, не так много, как хотелось бы. Об опере. Нет, это не бесплатный браузер, это великое и величественное направление театрального искусства. Знакомьтесь – его яркий представитель Талгат МУСАБАЕВ.
В конце этого лета легендарному Муслиму Магомаеву исполнилось бы 70 лет. Оперные певцы многих стран мира, отдавая дань памяти этому великому артисту, включают в свой репертуар его песни. В их числе и Талгат Мусабаев, солист Астанинского национального театра оперы и балета. Оперный певец стал участником проекта «Парад золотых баритонов Казахстана», в рамках которого лучшие голоса оперной сцены нашей республики выезжают в регионы с концертами. Будучи на гастролях в Костанайской области, Талгат согласился на встречу с журналистами «КН».
ВИЗИТКА
Мусабаев Талгат
Родился в Алматы 8 июня 1978 года.
Образование: учился в Казахской национальной консерватории им. Курмангазы, окончил аспирантуру в классе профессора Абилова, проходил стажировку на родине бельканто – в Италии.
Награды: Гран-при республиканского конкурса им. Тулегеновой, премия конкурса им. Глинки в Астрахани, Гран-при международного конкурса камерного пения в Казани...
В его репертуаре: главные партии в операх «Абай» Жубанова, «Евгений Онегин» Чайковского, «Травиата» и «Аида» Верди, «Богема» Пуччини, песни Муслима Магомаева.
«Не космонавт, но хочу быть первым»
– Талгат Мусабаев – первая информация, которая открывается на этот запрос в Интернете, – «известный казахстанский летчик-космонавт». Вас родители так назвали в честь него?
– К сожалению или к счастью, нет. Он стал известен чуть позже, чем я родился. Кстати, у нас целая музыкальная династия Мусабаевых. У моего отца есть два брата, все певцы, народные артисты Казахстана – Рашид, Мурат и Марат. Я сын младшего, Марата, и не без гордости могу сказать, что стал продолжателем династии Мусабаевых. С летчиком Мусабаевым мы только однофамильцы. Хотя довольно часто встречаю его в театре оперы.
Мой старший дядя работал на Центральном телевидении и радио КазССР, у него было семь(!) тысяч записей. Мой отец – солист столичной филармонии. Говорят, что природа на детях талантливых людей отдыхает... Но в нашем случае она этого решила не делать! (смеется).
– Однако вы, насколько мне известно, в детстве певцом быть не думали.
– Да, я был обыкновенным ребенком и о сцене не мечтал. Застал ещё советское время, когда культ труда был очень высок, он прививался со школы. Потому я сразу решил, что всего буду добиваться самостоятельно. Но творческая среда в семье все же не могла не сказаться. Отец сначала работал в театре, потом стал солистом Государственной капеллы им. Байкадамова. Мама там же, в капелле, пела. Ну как я остался бы в стороне?! Учился в музыкальной школе, пел в хоре мальчиков. Но затем к музыке как-то поостыл.
И в 17 лет делал попытки оторваться в экономисты. После школы пробовал поступить на экономический факультет в КазГУ и в Нархоз. Но оба раза неудачно. Родители не настаивали на том, чтобы я шел по их стопам. Отец мне сразу сказал: «Если действительно захочешь пойти на большую сцену, то пойдешь». И я пошел. Зато, представляете, в консерваторию меня взяли с первого раза. И безо всякого блата. Это стало для меня своеобразным знаком того, что музыка – это действительно мое истинное призвание.
– Вы фаталист?
– Нет, в большей степени реалист, который надеется только на собственные силы. Я считаю, если ты работаешь, взялся за что-то, то должен быть профессионален на все сто. Мой девиз по жизни: не можешь быть первым – будь лучшим, а если не можешь быть лучшим, то будь первым. В каждом деле нужно быть профессионалом. Экономист ты или артист.
Чтобы прекрасное не стало ничтожным
– Талгат, сегодня вас приглашают в знаменитые итальянские оперные театры, в тот же «Ла Скала». Вы работаете на одной из лучших оперных сцен в Казахстане, где также непрофессионалам нет места. Чувствуете ли при этом конкуренцию в оперном искусстве?
– Не сказал бы, что в опере присутствует конкуренция. Будучи студентом пятого курса консерватории, я пришел в театр оперы им. Абая. Там на тот момент вообще не было молодых артистов. У меня с самым «молодым» исполнителем была разница в 15 лет! Но меня приняли очень хорошо. Вместе с тем заметно было, что администрация одной из самых больших оперных сцен в республике почему-то не задумывалась о новом поколении артистов. И долгое время в театр вообще никого не принимали.
За это время я отработал в нем 11 сезонов. Немало моих коллег ушли на пенсию, и наконец-то молодежь допустили к большой сцене. С другой стороны, в один момент получилось так, что я потерял тех корифеев, на кого мог равняться, у кого учился жизни. Зато открылись возможности выезжать за рубеж. А там уж есть у кого поучиться! После Абаевского театра в 2006-м году по приглашению Президента я перешел в национальный театр Астаны.
И знаете, если раньше сорокалетний возраст в оперном искусстве считался молодостью, то сейчас в 30 лет ты не успел подняться на определенную ступеньку в исполнительском мастерстве – все, считай, опоздал, можешь уходить...
– Свои первые гастроли помните?
– Это был Египет, Дни культуры Казахстана в стране пирамид и фараонов. Меня включили сразу в несколько концертов. Зрители очень тепло принимали казахстанское искусство. Затем я отправился в составе делегации артистов РК в Италию – удивительные концерты, лучшие залы. Потом была Америка: выступал в центре Кеннеди в Вашингтоне вместе с маститыми музыкантами оркестра Курмангазы. Самым запоминающимся было выступление в нью-йоркском Карнеги-холле. На одной сцене со мной пели великие оперные артисты мира... Это подтолкнуло меня к освоению новых вершин в этом искусстве. Кстати, тогда я стал первым артистом казахстанской оперы, кто пел в Карнеги-холле. Представляете, какую гордость я испытывал! А ответственность какую чувствовал!
– Возвращаясь к разговору о молодых артистах. Они явно приходят на сцену с совсем другим отношением к опере. Ведь она стоит особняком. Эстрада, оперетта, мюзиклы – здесь проще и быстрее можно заработать...
– Сейчас над оперой, стоит признать, действительно довлеет мода. Классическое исполнение меняется, в каждую очередную постановку непременно вносятся новые приемы. И молодежь, соглашусь, принимает оперу по-другому. Но я был воспитан в советское время, и во мне сохранился эдакий штамп правильности. В том числе и правильности оперной постановки. Мне лично бывает иногда стыдно за то, что я вижу по ТВ или на сцене – так называемую современную оперу. На классику сегодня смотрят как на материал, который можно ушить, подрезать и пришить к ней другую «ткань». Традиции меняются. Но хорошо, что на уровне большой оперной сцены есть рамки, которые не позволяют превращать прекрасное в ничтожное.
Не теряя бриллиантового блеска
– В этом году костанайского зрителя, замечу, впервые так щедро балуют высоким искусством. И это здорово, потому что вместе с ним мы становимся сами духовно лучше. И все же вопрос не праздный: на ваш взгляд, какое будущее у оперы?
– Видите ли, оно и сегодня во многом определяется прошлым. Самые значимые вещи созданы людьми, которые очень бережно и трепетно относились к музыке, к любви, к жизни, в конце концов. Они из разряда космических величин. Сегодня кажется, что композиторы не могут придумать ничего нового, и поэтому начинаются просто варианты на тему. Вроде те же семь нот. Но раньше Моцарт проснулся, и тут же записал ноты нового произведения. Сейчас ощущение мира другое. Люди стали грубее. Легкости и воздушности уже нет. Прежде достаточно было одного вздоха в арии Онегина – и весь трагизм понятен, женщины в зале плачут. А сейчас гибель Ленского только на последних нотах заставляет изредка кого-то слезинку пустить. Словом, залы полны, но восприятие другое. Отстраненное что ли... Ну а само академическое исполнение оперы – это как бриллиант, сколько не ограняй, он не теряет блеска.
– А кризис, которым по сей день в некоторых вопросах прикрываются, он сказался на опере? Например, вы соглашаетесь на корпоративные концерты?
– Нет, никакими «левыми» выступлениями я никогда не зарабатывал. Я считаю, нельзя назвать певца профессионалом, если он работает под фонограмму. Нельзя считать артиста состоявшимся, если он не отдает себя до конца, до последней капли на сцене. Да, многие из нашей творческой когорты бросают своё искусство и уходят в бизнес. Были такие и в период кризиса. Их нельзя в чем-то обвинять, это их решение. Но для меня такого шага не может быть по сути. Легкие деньги мне чужды. За мной целая династия, которую я не могу подвести. У меня известная фамилия, и нужно сделать все, чтобы прославить ее еще больше. Дашь слабину – сцена этого не простит.
– В вашем репертуаре помимо оперных арий неаполитанские и итальянские композиции, казахские и русские народные песни. Но особняком, как вы сами говорите, песни Муслима Магомаева.
– Он и есть пример того человека, который во всех смыслах смог сохранить высокую культуру пения. Как на эстраде, так и на оперной сцене. Как бы не менялось время вокруг него, он остался космической величиной. Поэтому песни Магомаева так пронзительны.
Насколько я знаю, гастроли артистов оперы стали возможными благодаря инициативе руководства вашей области. Значит, есть надежда, что встречи с прекрасным станут для вас хорошей традицией! Поэтому можно утверждать, что время, когда высокое искусство оценят по достоинству и оно вернется на большие сцены, близко.
Беседовал
Николай СТАДНИЧЕНКО
Фото Сергея МИРОНОВА
