Копаткевичи

«Родилась я в самом страшном краю, – Галина Александровна разливает ароматный чай по кружкам. – В Белоруссии! Да, это, я считаю, самое страшное место. Там очень настрадался народ. Копаткевичи – городской поселок, где жили я, два брата и родители. Семья Пундик. В начале войны отца отправили по спецзаданию в Москву. Немцы его перехватили. Похоронка пришла уже в 1953 году».

После того как пропал отец, на фронт забрали старшего брата Владимира. И Галя осталась с мамой и 14-летним Колей. К счастью, была лошадь, она их долго выручала.

«К нам немцы пошли сразу после Бреста. Люди бежали в основном в луга. Там они огромные, а вот в лес никто не совался, фашисты сновали уже повсюду. Помню, только зорька занималась, меня растормошили и начали одевать. А я сижу и сплю, четыре года всего было. В доме переполох, все бегают. Положили меня на телегу, и поехали. Это был июнь 1941 года. Белоруссия вся горела. Помню, одну деревню полностью сожгли. Дотла. Так её колокол за 15 км слышен был. Он не звонил. Стонал. В некоторых деревнях одни печи стоять остались. Они, кстати, там так и стоят…»

В самые сложные моменты своего рассказа Галина Александровна переключалась на другую тему. Вот и сейчас: «Булочки мои пробуйте, специально напекла». Булочки и правда вкусные. Только под рассказ о том, как семьи бежали от фашистов, даже стыдно их жевать. В пути люди голодали, замерзали, умирали. Что ели? Что придется. Галина Александровна помнит, как однажды, переходя мост, внизу увидели мертвую лошадь. Разделили ее по семьям, варили и ели.

Мама

Жили в лесах, разных деревнях, объединялись по несколько семей. Галина запомнила, как однажды остановились в деревенском гумне (огороженный участок земли для хранения и молотьбы зёрна). «Людей было полно. Кто откуда. На полу один к одному спали. И тут немцы. Нас разогнали в разные стороны. Четко сказали: взрослые идут на работу, дети – на опыты. (Истории известны факты, что в Белоруссии фашисты детей использовали как доноров крови и на медицинские опыты. – Прим. ред.) Попала и я в очередь «на опыты». Всех закидывали в кузов крытого грузовика. Я стою, оцепенела. Страшно. И тут брат из толпы за руку дергает и в сторону меня. За одну машину, за другую, а там уж рожь высоченная. «Лежи, пока не приду. Даже не шевели ни ногой, ни рукой!» Я лежу. Даже не дышу, кажется. В общем, уснула».

Коля пришел за сестрой, когда фашисты уже уехали. Брели до другой деревни. Там на некоторое время и осели.

«Мама куда-то уходила работать, как и все взрослые. Нам, детворе, скучно. А в лесу немцы стояли, но почему-то они нас не трогали. В общем, развлечение у нас было – ходить на немцев смотреть. Особенно один очень запомнился. Увидит меня, хлеба кусок отрежет и столько же масла сверху. «Ком-ком!» – пальцем зовёт. А нам сказали – не брать, отравят. Так он: «Иди, не бойся». И сам откусывает, мол, не отравлю. Так и подкармливали. Все мы люди, и на войне с обеих сторон разные встречались».

В 1943-м начался тиф. Болели все поголовно.

«Я совсем слегла. А рядом стояла часть, где старший брат Володя служил. Он старался к нам наведываться. Помню, пришел и в платочке носовом принес мне из леса бруснику. Полнехонький платочек, еле кончики завязал. Мама есть не стала, и я сама разом всё это съела. И как рукой болезнь сняло. Помню, прыгаю, радостно кричу, бегаю. А вокруг все лежат больные. И мама лежит и лежит. То ли спит, то ли отдыхает…»

Галина Николаевна отвернулась и тихонько смахнула слезу: «Ох, совсем чай у вас остыл, заболтала я вас…»

Мама не спала. Она умерла. Но Галинка об этом узнала лишь, когда они с младшим братом приехали к старшему.

«Три дня его часть искали. Я лежала в телеге рядом с мамой. И вот нашли. Слышу, Николай Владимиру и говорит: «Где маму похоронить, не знаю...» Я тогда всё и поняла. Нам хоронить, а тут немцы идут, часть отступает. Братья быстро на лошади к брошенному дому, меня занесли внутрь. «Отсюда чтобы и шагу не делала. Ни-ку-да! Мы приедем сейчас». Сами хоронить поехали. Я смотрю, люди убегают, деревня пустая. А я одна. Жду-жду. Страшно. Выбегу выгляну и назад. И тут топот. Лошадь во всю прыть летит. На ходу меня подхватили, и вперед. Это были братья».

Отряд

Когда догнали часть, младшего брата определили в партизаны. Сестру куда девать, Николай взял ее с собой. Так на пару и партизанили.

«Лет семнадцать ему уж было, Коле-то… Отряд постоянно передвигался, и оставить меня было негде. Коля то и дело уходил на задание, брал меня всегда с собой. Меня в тулуп замотают ребята, и на просеке у леса – в снег. Присыпят, ветки сверху положат и пошли. А я сплю. В снегу холодно, пригреюсь в тулупе, лежу тихонько. Мне объяснили – даже шевелиться нельзя, иначе фашисты заметят и застрелят».

Ни одной игрушки за все детство. Да и некогда было играть, признается Галина Александровна. Она не помнит, доводилось ли ей вообще по-детски капризничать. Зато помнит, как однажды чуть не сорвала партизанам операцию.

«Огромная поляна, и только фигурки видны на той стороне. Это ходили фашисты. А на этой стороне поляны мы. Шла облава на партизан, и брат ушел на разведку. Наши все притихли, наготове – вдруг в бой. А я бегаю и ору, как сейчас помню. Кричу во всю мочь. Брата чтоб вернули, куда ж он без меня ушел. Мне ребята – мол, тише ты, немцы услышат, расстреляют. А я – брата верните, и всё тут. Слава Богу, вскоре он пришел. Я хвостиком следом за ним хожу, довольная. Так и партизанили до самой Победы».

Братья Галины Александровны с женами. Послевоенное фото.

Детдом

Но Победе долго радоваться не пришлось. Николая огорошили: 18 лет – время идти в армию, ведь ты не служил, считается. «Как же пойду, – отвечает парень, – сестру некуда деть». Ничего не знаем, куда хочешь – туда девай. Два дня на решение проблемы. Так Галя оказалась у двоюродной сестры. В белорусской деревеньке Первая Слободка.

«Там своих куча детей, в малюсенькой землянке ютилось девять человек и ткацкий станок. Сеяли лен, трепали, вымачивали, пряли, ткали. До меня руки не доходили. Скиталась не евши, не пивши. Места спального у меня не было. На печке свернусь, как котенок. Потом школу организовали. Помню, на полу сидим, а на длинных скамейках пишем на газетных полосках. Когда появились парты, нас рядами усадили. Все классы разом, и один учитель на всю эту компанию.

Потом мне пошили платье из сурового полотна. Я его никогда не забуду. Первое платье. Скорее сорочка домашняя. Серое, невзрачное, грубая ткань, но такое мне дорогое. До этого даже нижнего белья своего не было, обуви. Снег моросит, а я босиком в школу бегу. Зато в платье! Люди качали головой: бедная сиротка... Вот кто-то и написал брату, мол, мучается здесь девка. Он ответил: отдайте в детский дом. Коля тогда в Мурманске служил и выслал следом посылку – красивейшую германскую шелковую ткань и яркие платки. Платок тот я долго берегла, уже в студенчестве украли. А из шелка мне сшили платье. Такую красивую и привели в детский дом».

Здесь Галя прожила до 7 класса. Братья навещали. Старший после службы женился и вернулся в Копаткевичи. Забирал Галину каждое лето к себе на каникулы. Оставить возможности не было. В детдомах, хоть и были они переполнены после войны, кормили лучше, чем в белорусских деревнях.

«Помню, как младший брат приехал. Выбегаем на переменку, на скамейке сидит солдат. Все опешили, жмутся друг к другу. Я не узнала его. В красивой форме, взрослый такой. Он поворачивается и говорит: «Чего жмешься, чего не идешь?» Я как голос услышала, рванула на шею…»

Обида

После школы Галя поступила в культпросветучилище. Работала массовиком в клубах. Решила веселить людей, душу их радовать. Вопреки всему пережитому. Вышла замуж за Анатолия Дебелова, вместе они и приехали на кустанайскую целину. С братьями, пока были живы, общались, ездили друг к другу в гости. Они так и остались в Белоруссии. Нынче Галина Александровна живет в Некрасовке Денисовского района одна. Мужа уж нет, дети перевезли ее поближе к райцентру, к докторам. У нее три сына, девять внуков, девять правнуков. Звали к себе - не захотела. Говорит, лучше каждый день в гости ходить. Пока мы пили чай, забежал взрослый внук. Судя по манере общения, они с бабулей друзья.

У нее нет обиды на судьбу. Улыбчивая, бойкая. Стряпает булочки, пирожные, для кошек игрушки мастерит, разводит рыбок. Мы заметили в аквариуме очки на дне. Оказывается, отслужили свое, и бабушка их специально на дно положила. «Вроде как в море потерянные», – объяснила. Во дворе пес Ямал, названный в честь спутниковой тарелки, 14 кур и петух… Война украла детство, но не убила в ней доброту, вкус к жизни и силу духа. Обижает её лишь одно. Ведь и колоски собирала в поле, и партизанила даже, но никакой статус, связанный с ВОВ, ей не положенэ. «Дело не в деньгах, – объясняет Галина Александровна, – это всего 3 тысячи тенге. Дело в уважении. К тому, что пережито».