Мой маленький цикл «Неизвестный Ржев», посвященный городу, который стал центром мира, но не узнал об этом, растянулся на четыре месяца. Дело в том, что полоса «Машина времени» выходит раз в месяц. Хотя четыре месяца для современного мира – целая вечность.
Письмо
Я писал это письмо своему товарищу Сергею Шевченко, который уехал из редакции «КН» и теперь живет в центре Тайфуна (так Гитлер назвал операцию по взятию столицы СССР – довольно метко получилось)…
А перед этим я остановился у Сергея в Москве, на Речном Вокзале, и однажды, поздней ночью, мы спустились по Малой Бронной и забрели на Патриаршие пруды, сидели на скамейке и думали, что именно на ней беседовали герои Михаила Булгакова. Обследовали периметр и обнаружили трамвайные пути – как и было сказано в «Мастере и Маргарите». Мы еще пили пиво и говорили о том, что Янукович, как булгаковская Аннушка, разлил масло, а Украина попала под трамвай. Голова от нее откатилась и стала ДНР-ЛНР.
…В общем, это письмо я писал Сергею изо Ржева, но так и не отдал.
В 1912 году известный фотограф Проскудин-Горский сделал снимки процветающего города Ржева.
За что здесь гибли?
«Хочу вместе с тобой осмыслить эту большую, давнюю войну, – писал я Сергею. – Утро моего последнего дня в городе (обратный рейс был завтра, но он был таким ранним, что я его не считаю днем) – выдался солнечным. Меня снова разбудил колокол церкви на берегу Волги. Но в этот день он был радостным – я даже удивился, как один и тот же звук меняет настроение – в зависимости от того, солнце в окне или хмурое небо. Небо было чистым и голубым, правда, с конденсационными следами – в микрорайоне 3 Ржева размещена 6-я бригада воздушно-космической обороны. В советское время микрорайон был закрытым объектом и назывался Порт. Здесь, кстати, одно время служил великий Покрышкин. С тех пор многое изменилось, но и сегодня, когда я вышел из гостиницы, меня оглушил хлопок – истребитель в небе надо мной преодолел звуковой порог. Судя по всему, Ржев один из узлов ПВО Москвы, но ты бы видел этот город!
Дело даже не в том, что дороги как будто не ремонтировали со времен войны, и не в том, что курсируют по ним старые «ПАЗы» – я здесь вижу очень мало молодежи. Серьезно – в основном, пожилые люди. Разумеется, и здесь есть коляски, парни и девушки. Но когда я разговорился с молодым человеком по имени Андрей, он рассказал, что работает в Москве, а во Ржев только приезжает – к жене и ребенку, чтобы отдать московскую зарплату. Андрей сказал, что почти весь его класс живет в Москве. Всего 200 километров – столица, как огромная планета, имеет чудовищную гравитацию. Она вытягивает изо Ржева и других близких городов все соки. Кимры, например, стали столицей наркоманов из-за того, что здесь образовался важный пункт трафика в мегаполис. Во Ржеве я часто ловил себя на мысли: «За что здесь гибли»?
В лесной глуши
Спрашиваю у людей, когда они стали жителями Ржева. Многие говорят, что приехали с Урала и Сибири. Во Ржеве после войны не осталось коренных жителей – так я сначала думал. Но в музее мне сказали, что единственным абсолютно не тронутым зданием в городе осталась старообрядческая церковь. Ты говорил, что Ржев был городом купцов-старообрядцев – вероятно, так и было. В этой церкви немецкие солдаты при отступлении (операция «Буйвол») заперли 228 человек, заминировали входы и ушли. Мины не взорвались, люди были освобождены. Я решил посетить это здание.
Солнце светило вовсю. В церквях на берегу Волги перекликались колокола. Я как-то даже забыл о своих мрачных впечатлениях. Шел по улицам частного сектора (здесь на домах видел дранку вместо шифера). Как в Москве, так и во Ржеве заметил много скворцов – они, как голуби, стадами пасутся на остановках, в парках – везде, где люди могут бросить корм.
Я искал одну церковь, а нашел другую – храм Оковецко-Ржевской иконы Божией Матери. Я вошел во двор, когда в здании шла служба. Двери были закрыты, и я решил не мешать ей. Потоптался, а когда хотел уходить, меня остановила девушка в платке. Очень милая, кстати, она спросила, зачем я пришел. Объяснил ей, и она сказала, что я ошибся, а потом показала нужную дорогу и подарила мне небольшую книгу о храме.
В книге я прочитал, как была найдена икона. Вот из нее отрывок: «Местные жители Иван Пономарев и его дядя Ермолай сговорились с клочковскими хищниками (ворами) встретиться на месте. В лесной глуши, в 70 километрах от Ржева, вблизи речки Пыршня и недалеко от деревни Дрябки, Оковцы и Клочки, чтобы разменяться промеж себя воровскою добычею. Вошли в лес и, когда углубились, на Пыршенском городище их ослепило неизвестного происхождения великое преисполненное светом светило»...
Старообрядческая церковь за 100 лет не изменилась.
Еще нарожают
Думаю, все эти глухие леса и болота вокруг Ржева хранят в себе много древних тайн. А сколько они хранят неупокоенных душ – знает только Бог. Здесь воевало значительно больше солдат, чем под Сталинградом. Одно перечисление самых крупных соединений поражает: 1-я ударная, 5, 10, 16, 20, 22, 29, 30, 31, 33, 39, 41, 43, 49, 50-я армии. И еще 1-я и 3-я воздушные армии. А еще здесь лежат ополченцы – благородные люди Москвы. Актеры, музыканты, ученые, студенты, etc – все те, кто, имея бронь, могли остаться дома, но первыми записывались в добровольцы. Почти никто из них не вернулся домой, и на фронте они гибли первыми. Мне странно, что все эти жертвы преданы забвению.
Кстати, сегодня на многих ресурсах встречал информацию о случаях тихих незаметных похорон военнослужащих в России. Их везут из Донецкой области, кладут в ямы без почестей, флагов и залпов, как безродных. Что тогда, что теперь – для государства нет человеческих судеб. Ему не объяснишь, что под каждой надгробной плитой лежит Вселенная.
Раскаяние
Во дворе Покровской церкви старообрядцев я встретил интересных людей – женщины в длинных сарафанах, а мужчины в подрясниках до пят. Лица благообразные – есть в них какой-то покой, что ли. У старообрядцев жесткая дисциплина – они не курят и не пьют, не говоря о других грехах. Впрочем, ты сам знаешь лучше меня.
Здание церкви выполнено в русском стиле. Кирпичные красные стены на белокаменном цоколе. Полуциркульная апсида, трапезная и трёхъярусная колокольня. На стене висит табличка с указанием того, что здесь 3 марта 1943 года были освобождены последние оставшиеся жители Ржева. Эта дата считается днем освобождения города от немцев.
Церковь не закрывалась даже во время советской власти. Старообрядцы сумели отстоять свое право на Бога. В ином случае они, наверное, ушли бы дальше, в глухой лес и болота. Мне кажется, они много о Нем знают. Интересно, что лица у них строгие, сами они ведут себя очень степенно. Но их дети во время службы бегают по храму, и даже батюшку одна девочка использовала как препятствие. Обегала вокруг него и пряталась от преследователей. А он читал молитву как ни в чем не бывало.
Здесь очень старый иконостас – особенной ценностью считается большемерная икона «Страшный суд» 18 века. Ее отмечают как «представляющую большой музейный интерес». На ней изображены картины конца мира, последнего суда над всем человечеством, воскресение мёртвых, сцены адских мучений грешников и блаженство праведников. Смотрю на икону и думаю, что ничего не меняется – грех в человеке нельзя уничтожить. Не удалось 2000 лет назад, не удается и сегодня. Раскаяние – вот, наверное, для чего нужны иконы. Поэтому такие строгие лица у Бога, у Марии, у святых.
Смотрю на старообрядцев, а заговорить не могу – они тоже строгие. В общем, так и не сумел побороть робость. Возвращаюсь к гостинице и думаю, когда раскаяние придет в Украину?»
На этом я закончил свое письмо из Ржева.
В 1943 году неизвестный автор сделал панораму уничтоженного Ржева.
Синий платочек
Утром, в мой отъезд, над городом вновь висел дождь. Я разбил кружку в номере и, пока искал магазин, чтобы купить новую, изрядно промок. Пришлось пройти пол-Ржева, наверное. Я шел по улице и вдруг вновь увидел ту милую девушку из храма. Она держала зонт и вела под руку какого-то юношу, он очень сильно припадал на одну ногу. Девушка что-то рассказывала – юноша улыбался, девушка смеялась. Было что-то очаровательное в этой сцене. А у девушки еще был синий платок.
Придя в номер, я дописал к письму.
«Для чего сражались и гибли здесь, подо Ржевом? За синий платочек, за Бога, за свою улицу и дом. Думаю, вопрос не тот. На самом деле меня все это время беспокоило другое – я не могу представить этого солдата, погибшего подо Ржевом. В Сталинграде много героев – Зайцев, Павлов, Абдиров, перечислять можно долго. А во Ржеве образ солдата передо мной так и не раскрылся».
Я ехал в автобусе обратно в Москву через мрачный темный лес и вдруг вспомнил Твардовского. Не его «Я убит подо Ржевом». Стихи совсем о другой войне. Но они, наверное, подходят солдату Ржева больше всего.
Из записной потертой
книжки
Две строчки
о бойце-парнишке,
Что был
в сороковом году
Убит в Финляндии
на льду.
Лежало как-то
неумело
По-детски маленькое
тело.
Шинель ко льду мороз
прижал,
Далеко шапка
отлетела.
Казалось, мальчик
не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу
придержал...
Среди большой войны
жестокой,
С чего – ума
не приложу,
Мне жалко той
судьбы далекой,
Как будто мертвый,
одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший,
маленький, убитый
На той войне
незнаменитой,
Забытый, маленький,
лежу.
