Дом престарелых
В Рудненский дом-интернат для престарелых и инвалидов Николай Таранчук переехал в 2013 году. Этому предшествовало несколько событий.
Умер Николай, старший сын (в свое время он работал директором училища). Людмила уже 15 лет жила в России. Когда пять лет назад отцу сделали операцию, она приезжала, несколько месяцев ухаживала за ним. Предлагала отцу уехать с ней, но он отказался. В городе оставался племянник Павел, который с детства воспитывался в семье Таранчуков, и Валерий, второй сын. Но, как говорит Людмила Николаевна, он был болью всей семьи: брат пил. Это сыграло роль и при решении департамента соцзащиты дать ветерану направление в дом престарелых – обычно туда не берут, если есть родственники.
На то, что Николай Маркович принял решение продать свой дом и переехать в казенный, повлияло не только состояние здоровья, но и еще одно ЧП. К ветерану ночью забрался вор. Только потом Таранчук понял, что, когда шел на него с одной палкой, мог просто лишиться жизни.
Где отец?
У Николая Марковича только одна внучка – дочь Людмилы. Галя, когда уезжала с матерью в Россию, была еще школьницей. Но связь между ней и дедом оказалась крепкой. Именно внучке ветеран отдал деньги, вырученные от продажи дома, чтобы та купила себе жилье. С ней чаще всего разговаривал по телефону (в доме престарелых Николаю Марковичу как участнику войны поставили персональный аппарат).
И вот в июле Галя впервые не смогла дозвониться до деда. Сказала об этом матери. Встревоженная Людмила Николаевна позвонила врачу интерната, чтобы спросить о состоянии здоровья отца. И услышала в ответ: «Спрашивайте в психбольнице». А там узнала еще одну плохую новость: только что умер брат Валерий. Об этом рассказала сожительница, которая хотела узнать у Николая Марковича координаты родственников.
Перед тем как выехать в Рудный, Людмила Таранчук, обеспокоенная тем, что отец оказался в психиатрической больнице, дозвонилась до своей старой знакомой Галины Галета. Попросила ее что-то разузнать. Та обратилась в городской совет ветеранов: знают ли там, что в год 70-летия Победы кавалер боевых орденов помещен в психушку? Что возымело действие, сказать трудно. Но к 10 августа, когда Людмила Николаевна приехала в Рудный, отец уже был в своей комнате в доме престарелых. Правда, с постели не вставал и в похоронах сына участвовать не мог.
– Я бы хотела забрать отца к себе, – говорит Людмила Николаевна. – Но в таком состоянии я его просто не довезу. А директор дома престарелых мне прямо сказала, что он психически больной человек и его место – в психоневрологическом интернате.
Разными глазами
Когда мы первый раз разговаривали с Николаем Марковичем, впечатления, что имеешь дело с больным человеком, не было. Людмила Таранчук сказала, что отец, если говорить о его поведении, всегда с кем-то или с чем-то воевал: «Он даже судился и почти всегда оказывался прав. О нем и местная газета писала: «Спасибо деду за победу».
Мнение дочери – это одно. А что думают другие знакомые Таранчука?
– У Марковича всегда был неуживчивый характер, – говорит Галина Галета, бывший преподаватель вуза, кандидат исторических наук. – Я общаюсь со стариками, знаю, как проявляется, когда у кого с головой не все в порядке. В последнее время мы с Марковичем общаемся только по телефону. Он всегда рассказывает, какие газеты выписывает, мы обмениваемся мнением. А когда мы прошлым летом с ним встречались, он жаловался на порядки в интернате, говорил, что куда-то писал. Я ему тогда сказала: «Коля, смотри, попадешь в психушку!» Как в воду глядела.
Михаил Утробин тоже знает Николая Таранчука еще со времен, когда работал в обществе потребителей и по доверенности представлял его интересы в суде. Приходит к нему и в дом престарелых. По мнению Михаила Федоровича, у Таранчука с самого начала не заладились отношения с директором интерната. Николаю Марковичу то один житель интерната пожалуется, то другой. А тот сразу в бой бросается. Так по мелочам и созрело.
– Сотрудникам с ним бы чаще общаться надо, – говорит Утробин. – Ну моют они полы с хлоркой, а Николай Маркович этого запаха не выносит. От шума пылесоса у него в голове шумит. Так вы поговорите с человеком, попросите на время выйти из комнаты. Это контингент специфический, им любое внимание – в радость.
– Нельзя доверять людям, некомпетентным в психиатрии, – говорит главный врач Рудненской психиатрической больницы Елена Олейник. – Вроде связно человек говорит, а на самом деле... Мы ветерана сейчас пролечили, он в состоянии ремиссии. Если болезнь обострится, он снова будет нуждаться в психиатрической помощи.
На вопрос, как Николай Таранчук оказался в психиатрической больнице, главный врач ответила: по ходатайству директора интерната. А забирали его на «скорой». Как – рассказывает сам ветеран. Вышел он в тот день умыться, а на него двое налетели, один – в форме полицейского, скручивать стали. Он, конечно, отбивался. Его ударили в грудь, до сих пор болит. Один из «санитаров» сказал, что жить деду теперь – две недели... Что здесь правда, что – шоковые впечатления, сказать трудно.
Диагноз
Принято считать, что диагноз – тайна за семью печатями. Но он Николаю Марковичу пришел по почте через канцелярию... областной прокуратуры. К ответу на очередное заявление прилагалось заключение эксперта областной психиатрической больницы. А в самом ответе цитировалось: «Ваш диагноз...» То, что написано дальше, нередко фигурирует в медицинских заключениях в уголовных делах. Как правило, к ним прилагается вывод: предстать перед судом может. Так почему же, по мнению руководства дома престарелых, такой диагноз у ветерана войны – рекомендация в психоневрологический интернат?
Есть интересы других
Директор Рудненского дома престарелых Татьяна Щербакова уверяет: не они были инициаторами проведения психиатрической экспертизы Николая Марковича. Приезд психиатра стал полной неожиданностью, по этому случаю ее даже вызвали на работу. И беседовала доктор с ветераном один на один. Не верить этим словам нет никакого основания. Но, надо думать, польза для интерната была.
Татьяна Яковлевна рассказывает, что с самого начала они были очень расположены к Николаю Марковичу. Выделили комнату с раковиной, таких больше нет. Помогали ему переезжать. А потом он заявил, что у него украли орден и туфли. На кителе действительно только один орден Красной Звезды и дырочка рядом. Но даже дочь говорит: когда он пропал, точно сказать нельзя. Возможно, когда в дом отца залез вор.
Ветеран потребовал уволить сотрудника, потом – врача. Медиков он вообще к себе не пускает, таблетки не пьет. Это давнее убеждение Таранчука – не верить врачам, лечиться своими средствами. Дальше – больше. Ветеран написал заявление акиму Рудного, что из-за тонкого линолеума в комнате холодно. Когда ему ответили, что возможности для ремонта нет, застелил новый за свой счет, а потом стал просить вернуть ему деньги...
Словом, зачастили в дом престарелых комиссии с проверками, начиная с медиков и заканчивая финполицией. Доводы Таранчука не подтверждались, но он продолжал писать о «махинациях». Хотя, если проанализировать, то многим его сомнениям можно найти здравое обоснование.
Прочел, например, Николай Маркович, а читает он много и внимательно, что ветеранам войны полагается пособие по уплате коммунальных услуг. А ему не платят, хотя у него есть в городе на двоих с сыном квартира. Ну откуда знать ветерану, что в газете написали без деталей, не указали: за исключением тех, кто живет, как он, на полном гособеспечении. Вот он и строчит очередную жалобу.
Надо полагать, это и подвигло прокуратуру заказать психиатрическую экспертизу. А у Татьяны Щербаковой за менее чем два года пребывания Таранчука в интернате скопились докладные сотрудников: на одного накричал, на другого замахнулся палкой, врача в комнату не пустил. Она говорит, что меняла санитарок на том этаже, где живет ветеран, что ходила сама к нему разговаривать – бесполезно.
– Все у него в негативе, поведение непредсказуемое, – говорит директор. – Он, конечно, человек заслуженный, участник войны. Но есть еще интересы других наших подопечных, сотрудников. В больницу мы положили его на обследование. И Николай Маркович не первый такой. За последний месяц лежали четверо. Мое убеждение: пока человек, пусть даже с психическими отклонениями, не опасен для окружающих, мы будем с ним мириться, стараться найти общий язык.
Сейчас в доме-интернате для престарелых живут три ветерана войны.
– И все «воюют», – говорит Татьяна Щербакова. – Кто «ура» кричит по ночам, кто – «За Родину!» У всех сложности с психикой. И у Николая Марковича война никак не закончится. Хотя нет у него здесь врагов. Просто такая у него старость...
Что к этому добавить? «Терпение и такт, терпение и такт», – говорила героиня известного фильма своему сотруднику, который обнародовал письма женщины, «доставшей» его своей любовью. Иногда это единственное, что можно сделать. Еще хочется привести слова дочери Николая Марковича:
– Каким бы отец ни был, я его не оставлю...
Было бы несправедливо ничего хорошего не сказать об интернате. Чисто, уютно. Как кормят, спросила у ветерана. «Хорошо», – ответил он.
