...Он словно из другого измерения. Он попсой называет «Шутку» Баха. Взахлеб рассказывает о том, как гобой может стать первой скрипкой. А его, за высочайший уровень исполнительского мастерства, сравнивают с Паганини! Алексей БАЛАШОВ московский музыкант на костанайской сцене и собеседник «КН».
Человек-оркестр?
На афише костанайской областной филармонии он был в одиночестве на фоне силуэтов великих композиторов. Можно было подумать, что к нам приезжает как минимум человек-оркестр. Но нет: на сцене – человек И оркестр, камерный, костанайский, под управлением Тараса Мызина. А вот и человек – не просто музыкант из Москвы, виртуоз гобоя, которого сегодня ждут самые известные сцены мира.
Алексей Балашов – выпускник Московской консерватории им. Чайковского. Ученик таких выдающихся музыкантов современности, как Франсуа Лелё (Франция), Кристиан Шмитт (Германия), Марк Финк (США), Марсель Понсель (Франция), Паоло Грацци (Италия). Лауреат международных конкурсов в России, Швеции, Германии, Швейцарии. Работал в симфоническом оркестре Московской филармонии. Был худруком оркестра Царской башни и ансамбля «Art Style». Много гастролирует по странам СНГ и Европы. В Костанае впервые.
«А в Казахстане я во второй раз, – пояснил музыкант во время репетиции, в паузе. – Был здесь когда-то, очень давно, в составе оркестра». А сейчас на гастролях с сольными программами. На костанайскую сцену Алексей вышел вместе с местным оркестром, в окружении струнных инструментов. Буквально пару репетиций и... сыгрались. Москвич нисколько не кичился столичной и зарубежной практикой. Наоборот. Он легко находил контакт с каждым костанайским музыкантом. Где-то подыгрывал, где-то подсказывал. Был очень открыт и добродушен.
Его гобоем уже на репетиции можно было заслушаться. Действительно, редкий артист оставляет после своего выступления такую ауру. Энергичный, эрудированный, эмоциональный, со своим стилем. Он мастерски представил свой инструмент на нашей сцене. Легко, играючи исполнял самые виртуозные вещи. И костанайский зритель был благодарен – овации, крики «браво» чуть ли не после каждой композиции.
«Гобой – это и есть голос»
– Алексей, сегодня музыкант, если не первая скрипка, то вне коллектива, будь то оркестр или ансамбль, кажется, что выжить, чего-то добиться не сможет. Вы это опровергаете. Значит, и гобой может быть первой скрипкой?
– Когда гобой возник, а это было в 30-е годы XVII века, он довольно быстро стал популярен. Первоначальная природа гобоя состояла в том, что он хорошо сливается со струнным составом оркестра и выходит в дуэтах с певцами. То есть гобой – это и есть вокал. И, действительно, из всех духовых инструментов он наиболее близок к голосу человека. Специально для гобоя уже в начале XVIII века стали писать произведения самые знаменитые композиторы – Бах, Гендель, Вивальди. Этот потрясающий сольный инструмент был и остается. Тогда он по своей значимости и популярности не уступал скрипке.
– А сейчас?
– Всё начало меняться еще с конца XVIII века. И сам гобой стал меняться, его тембр. В эпоху барокко, когда появился инструмент, он был потрясающе красив по звучанию. Со временем от гобоя стали требовать более громкого звука, насыщенного. И начиная с венской классики, он уже был резким. Да и кларнет, как конкурент, перетянул «одеяло» на себя. Только в середине ХХ века на гобой снова обратили внимание композиторы. Тогда во Франции появились настоящие виртуозы-гобоисты. И снова этот инструмент вышел вперед. Кстати, наш современник Родион Щедрин написал концерт специально для гобоя менее десяти лет назад.
– Но вы говорите об инструменте. А я о музыканте, который изначально член коллектива, оркестра. Вы же доказываете обратное: и в одиночку музыкант может построить сольную карьеру, стать востребованным. Но, выбирая свой путь, вы очень рисковали.
– Еще будучи студентом, думал: сяду в оркестр. Но жизнь всё расставила по своим местам. Поработав в большом коллективе, понял, что это не мое. И я рискнул, ушел из оркестра, стал самостоятельно контактировать с концертными организациями, предлагал себя в формате сольного выступления. Всё получилось. Гобой оказался интересен многим. Хороший уровень игры – очень важная составляющая в этом. Ведь помимо московской консерватории, мне удалось поездить по Европе, позаниматься у талантливых гобоистов. Это был значимый толчок вперед.
– Вы в свободном плавании уже сколько времени?
– Если говорить об абсолютной свободе, то четыре года. До этого в сезоне у меня было по 40 концертов. Сейчас гораздо больше. И я могу спокойно существовать без коллектива.
– Однако практика худрука оркестров и ансамблей оставила свой след. Во время репетиции, как я заметил, вы нередко брали роль дирижера на себя.
– Я периодически в Москве руковожу музыкальным коллективом, собираю инструменталистов для арт-проектов. Кроме того, меня приглашают выступать на концерты в качестве одновременно и солиста, и дирижера. Эдакий прием, подогревающий интерес зрителей.
Ювелирная работа
– Знаю, вы работали со многими оркестрами в разных странах. Есть отличия у музыкантов, скажем, в СНГ и Европе?
– У нас разные школы исполнительского искусства. Те же духовики или струнники на Западе и на Востоке отличаются. На Востоке дирижеры чаще всего требуют, чтобы оркестр звучал громко, мощно, ярко. В Европе другие критерии: там в чести более мягкий звук, красивый, тонкий. Моя игра напоминает именно западную технику исполнения. Для меня в звуке гобоя важна не громкость, не мощь его, а музыкальность и красота звука. Я хочу, чтобы люди правильно понимали природу моего инструмента, получали удовольствие от звучания гобоя. А он, как в известной сказке, может быть и тем самым гадким утенком, и потрясающе красивым лебедем.
– Во время выступления, в сравнении с музыкантами оркестра, вы очень подвижны и эмоциональны: словно художник, вы рисуете гобоем в воздухе всевозможные узоры. Эта манера исполнения позволяет вам «доигрывать»?
– Для меня эталон гобоиста – это Франсуа Лелё. У него такая же манера – работа над каждым звуком, словно он объемный, а нота – это отдельное произведение. Я делаю по-своему, но в такой же манере. Самое главное – ювелирная работа над каждым тактом, звуком, чтобы из этих мазков получалось большое полотно. А зрители, услышав это, могли еще и увидеть эту «нарисованную» звуками картину, шагнуть в будущее или перенестись в прошлое.
– Слово «попса», похоже, не из вашего словарного запаса? Когда во время репетиции я спросил, что попсового будете играть, вы привели в пример «Шутку» Баха!
– Просто мы, классические музыканты, «попсой» как раз и называем этот менуэт Баха или музыку из кинофильмов Морриконе.
– А та попса, что «цвет настроения синий...», для вас существует? Или вы в ином измерении?
– Я вообще всеяден, слушаю разную музыку. Иногда и рок. Но больше нравится классика, барокко, композиторы-романтики XIX века.
– Потому что у музыки «широкого потребления» век не долог?
– Лучшие образцы и этой музыки так или иначе остаются. Но немного. «Yesterday» будет жить вечно, но в процентном отношении от той же музыки Вивальди или Баха, это очень мало.
– Тогда почему более популярна та музыка, которая не остается?
– Очень хороший вопрос, который, я надеюсь, заставит задуматься ваших читателей. Наш мир стал меняться, система ценностей, существовавшая в прошлые века, довольно быстро уходит. Сейчас люди становятся другими. Меня лично это очень беспокоит и удручает. Общий уровень культуры с годами катастрофически падает. Люди гораздо меньше стали читать классическую литературу. В лучшем случае детективы и фантастику. Все в смартфонах, соцсетях. Взять цены билетов на классическую музыку. Попса стоит в десять раз больше. И там полные залы.
– А говорят, что все музыканты начинают с игры в ресторанах...
– Нет, я в ресторанах не играл, не играю и не буду играть. Многие исполнители становятся популярными, сочетая разные стили – классика-кроссовер (и рок, и поп, и классика).
– Однако читатель нас упрекнет, погуглив ваше имя и найдя на одном из сайтов в Интернете «расценки гобоиста Балашова – от 10 тысяч рублей за выступление»...
– Вы серьезно?! Не шутите?! – музыкант выглядел растерянно. – Господи, вот это да. Видимо, меня уже занесли и туда, – и со смехом добавил, – правда, я об этом ничего не знаю.
– При вашем погружении в музыку, на первый взгляд в жизни у вас ничего кроме гобоя нет. Но, смотрю, обручальное кольцо на пальце.
– Да, я женатый человек. Супруга, кстати, тоже с искусством связана. Она художница, детский писатель. Может даже получится в Костанае поставить одну из ее сказок о композиторах. Ее уже поставили в Москве и в других городах России. Так что жена всё понимает правильно. Вообще я люблю и спортом заниматься. Когда-то очень увлекался шахматами. Мой отец – очень известный гроссмейстер Юрий Балашов, главный тренер Анатолия Карпова. Но музыка для меня главенствует. Она каждый день открывает что-то новое. В том числе и перспективы для саморазвития. А это очень важно.
