Сколько себя помню в газете, в ней неизменно присутствовал Иван Сергеевич Щербинин. Он был публичным человеком и всегда на виду. Всегда, но не весь…
У него было много разных титулов, а еще больше обязанностей. И всякий раз они служили не ему лично, а окружающим. Он написал сотни статей и несколько книг, про солдат и офицеров, геологов и агрономов. И про него самого тоже писали. Но что мы знаем о нем конкретно? Кроме общих затертых слов про войну и общественную работу.
Он из династии солдат, хотя сам дослужился до старшего офицерского звания. По воинской своей профессии был он штабист, но окопов тоже покопал от души. И в Белоруссии, и на Украине, и под Кёнигсбергом. Как и его предки, оставившие свой след в истории.
Самого первого Щербинина, которого помнят в их семье, звали Леонтием. Отличился он в боях за село Тарутино в октябре 1812 года, во время Отечественной войны с французами. Чем отличился, уже не узнать, так давно это было. Но в Тарутине был штаб командующего российской армией Михаила Илларионовича Кутузова. И можно догадаться, что это была не рядовая стычка с захватчиками.
Леонтий Щербинин тогда был награжден императором Александром 1 оловянным солдатским знаком с изображением упомянутой баталии. Этот знак у семьи потом отобрали наши доблестные чекисты, когда раскулачивали его потомков. Слишком хорошо, по их мнению, жили Щербинины на фоне всеобщей разрухи двадцатых годов. А солдатскую награду посчитали пережитком прошлого.
Сын Леонтия с исконно русским именем Аким тоже отличился, но уже в Крымской войне 1852 — 1854 года. И тоже был отмечен императорской наградой, на этот раз денежной. От имени уже другого императора, Николая 1, ему была вручена солидная премия. Настолько велика была награда, что весь род Щербининых смог подняться и переехать из голодной российской деревни в Башкирию, а затем и в Казахстан.
Здесь, в Павлодарском Прииртышье, они основали деревню Леонтьевка, названную в честь Щербинина, который участвовал в Бородинской битве. Правда, деревни той уже нет, не выдержала последних перемен. Но погост сохранился и могила предка цела, Иван Сегеевич приезжал посмотреть на нее.
Вот в этой Леонтьевке они и жили крестьянским трудом, добро наживали и других не обижали. Казахов всегда считали братьями и общий язык с ними тоже находили. Даже когда выстроили мельницу, а потом и вторую, никому они глаза не резали и только пользу несли. Но вот пришло время, и к ним прискакали на конях борцы за мировую революцию. Разбирательство устроили, по поводу эксплуатации наемного труда.
Обозвали кулаками и мироедами, а мельницы уничтожили, хотя было это не очень просто. Строили крепко, но срубы зацепили вожжами, запрягли лошадей и раскатали по бревнышкам. Отец Ивана Сергеевича полез, было, защищать нажитое, но получил шашкой по левой руке. Так и доживал век одноруким, однако приноровился обходиться одной правой. Внуки, когда червяка на крючок насаживали, двумя руками не всегда справлялись. Он же одной правой и культей быстрей всех поспевал.
В тридцатые годы Ивана Сергеевича исключили из комсомола, узнав про такие подробности его биографии. Ясное дело, сын кулака, да еще умолчавший про свое социальное происхождение. В почете были совсем другие люди, далекие от крестьянских забот. Ну, как исключили, так и обратно приняли, чтобы можно было вручить партбилет и отправить на фронт. Когда началась война, про грехи предков забыли. Сын за отца не отвечает, сам вождь так сказал.
В РККА, рабоче-крестьянскую красную армию, пошел он в восемнадцать лет, как положено. Служил в Ташкенте, там же ухитрился закончить финансово-бухгалтерскую школу. Вроде бы далекая от армии профессия, но и без нее армия не живет. А как окончил учебу в Ташкенте, поехал в отпуск к старшему брату. Тот жил в горном припамирском селении Куршаб. Там и нашел он свою вторую половину.
В семейном альбоме Щербининых сохранился снимок Ивана Сергеевича времен того визита. Я не сразу поверил, что это и правда он, оставшийся в памяти строгим, подтянутым советским офицером. А тут на фото некий лондонский денди в модных гетрах, на шее галстук-бабочка и тросточка в руках. Галстук-бабочка в памирском селении, представьте только!
Брат, когда увидел его в таком невероятном облике, сразу же стал намекать на красавицу соседку, которая именно в это время надумала собирать в своем саду малину. Почти как в той песне про цыганку-молдаванку и виноград. В общем, не прошло и полгода, как Иван Сергеевич обрел себе супругу Алёну, Елену Яковлевну.
Потом была служба в таких городах и селениях, которые нам только по учебникам географии и знакомы. Кушка, Мары, Ош. В Кушке куриные яйца, если удавалось достать, готовили без воды. Просто закапывали в песок. Семь — десять минут, и сварены вкрутую.
В городе Ош еще до войны родился у них первый сын, Владимир. Но так получилось, что увидел его отец, когда тому исполнилось уже пять лет. После ранения приехал к семье на побывку и увидел. А тот не сразу признал в нем отца.
Войну он встретил в Белоруссии и там же получил контузию и ранение. Как через много лет выяснится, роковое ранение, которое, в конце концов, и оборвало его жизнь. Но, слава Богу, все же отпустило ему довольно приличный срок.
Про войну и про себя на ней он не любил рассказывать. Обычно говорил и писал про других, считал неудобным описывать свои подвиги. Хотя и ему было чем гордиться. Два ордена Отечественной войны и Красной звезды за выслугу лет не давали. Только за конкретные дела.
Сын его Олег как-то вызвал отца на откровенность, и Иван Сергеевич рассказал немного про войну. И то лишь про свои ощущения во время бомбежки. «Самое мерзкое, - говорил отец, - когда бомба летит со свистом и воем, и ты никогда не знаешь, на тебя упадет или рядом. Верующий или неверующий, а крестишься и молишься: Господи, пронеси!» В другой раз вспомнил про Москву и понимание, что отступать некуда. Кёнигсберг вспомнил и стены шестиметровые этой прусской крепости, которые невозможно было пробить ничем. Но пробили и взяли город.
А то ранение, осколочное, в голову, которое получил он еще в Белоруссии, могло сразу же отправить его в тыл и навсегда. По всем канонам его тогда еще могли комиссовать, неоперабельный осколок в голове это не шутка. Но полевая хирургия рассудила иначе. Штабной офицер, не летчик, не артиллерист, пусть служит, сколько тот осколок позволит. И он служил до самого мая сорок пятого. И кто считал, сколько из тех военных лет он провел в штабной землянке, а сколько в окопе?
И потом, после войны, он мог бы жить для себя в качестве заслуженного инвалида, второй, кстати, степени. Он же остался, по сути дела, в армии, сменив штаб на военкомат. Потом заведовал кадрами в геологоуправлении, многие помнят его и в этом качестве. А еще больше людей знают его как журналиста, краеведа, поисковика, автора книг. Областная Книга Памяти тоже родилась с его участием.
Трудно описать все его общественные дела и поисковую работу, которые вернули и оставили в нашей памяти сотни имен. Солдат, офицеров, погибших или пропавших без вести. И мне повезло общаться с ним, когда я только что пришел в газету. Иван Сергеевич вел у нас тогда общественную приемную. Это такое не очень привычное для наших дней занятие, когда раз в неделю облеченный властью человек принимает и выслушивает жалобы и просьбы. Без очереди, любого, прямо с улицы. Записывает суть и делает все, чтобы помочь посетителю.
Иван Сергеевич принимал людей сам и назначал на дежурство других. Начальников любого уровня. И не помню случая, когда кто-то отказался бы подежурить. Это было стыдно и вообще не принято. Могло даже повлиять на продвижение по службе. Он же руководил этой общественной приемной 23 года! Ни копейки не получая за этот не всегда приятный труд.
Он был лауреатом самых престижных премий Казахстана, России, Советского Союза. Это были, если разобраться, иногда чисто символические деньги, а чаще просто красочные листы бумаги. Были и более вещественные награды. Очень часто дарили в придачу к грамотам самые разные часы. Они были недороги и считались достойным подарком. Этих часов в его квартире десятки, они уже без хозяина продолжают отсчитывать время. Тот осколок из 1943 года, который никак нельзя было извлечь, оборвал его жизнь, когда Ивану Сергеевичу Щербинину исполнился 91 год.
Хороший срок? Конечно, всем бы столько пожить. А вот что было бы, если бы все мы жили тем дольше, чем больше пользы принесли народу и стране? Тогда бы он наверняка сегодня вместе с нами отмечал свое столетие. Ведь он родился 25 февраля ровно век назад.
Владимир МОТОРИКО, автор и ведущий проекта «Как это было»
motoriko_v@mail.ru, тел.: 8(7142)541835
Фото из семейного альбома Щербининых.
