Сегодня мы представляем вниманию читателей эксклюзивный материал, который прислал «КН» бывший архивный сотрудник, заслуженный журналист Восточно-Казахстанской области Габит ЗУЛХАРОВ. Это уникальная история. Статью публикуем в сокращении.
Обыск
Архивные данные... Есть у них причудливое свойство не сразу попадаться на глаза. Но однажды они открываются как потайной ларец, в котором таится великое наследие. Одним из таких неизвестных доселе фактов является история об обыске, который учинили царские власти в доме Абая за год до смерти великого поэта.
В аул прибыл целый вооруженный отряд во главе с начальником Семипалатинского уезда. Сначала военные взяли село в оцепление, затем обыскали дом Абая и его самого. Воспоминания об этом передавались из уст в уста в роду тобыкты. Впервые об этом написал Мухтар Ауэзов в 1940 году со слов старожилов Мадияра, Катпа и Архама. В одном из фрагментов этой записи упомянуто о связи поэта с противниками царской власти, о загадочном письме, написанном Абаю неким неизвестным человеком. Именно донос о полученном письме и послужил причиной обыска. Однако в записях Мухтара Ауэзова нет ни слова о содержании письма, ни о дальнейших событиях. И только в 1950 году ясность внес сотрудник Центрального государственного архива Казахской ССР В. Киреев. На основе найденных им архивных документов вышла первая статья на данную тему в альманахе «Казахстан».
Основываясь на архивных документах об этом деле на 300 архивных листах, можно убедиться, что в начале XX века царское правительство широко вводило новые порядки в управление казахским краем. Часть их касалась духовных учреждений и школ. В те годы закрывались мечети в Акмолинской, Петропавловской, Кокчетавской, Павлодарской областях, муллам запрещалось проводить службу по законам мусульманства – шариату. Эти действия царских властей вызывали недовольство среди народа. В Омск и Петербург шел поток писем с протестами и жалобами. Власть, от министерства внутренних дел до губернаторов, уездных и крестьянских начальников, с тревогой воспринимала такую реакцию народа. Недовольных выявляли и жестко наказывали.
Согласно архивным данным, обыск в доме поэта состоялся весной 1903 года. Все началось с телеграммы военного губернатора Акмолинской области М.Я. Романова Семипалатинскому губернатору А.С. Галкину, в которой говорилось: «У Косшыгулова нашлись почтовые квитанции. Он 6 июня 1902 года отправил письма Садвакасу Шорманову в Батовске и Кеншинову в Зайсане, 7 марта 1903 года Кунанбаеву в Семипалатинске. Надо провести обыск».
Кто же такой этот загадочный Косшыгулов, который писал письма в разные инстанции и не на шутку встревожил полицию? Почему он обратился к Абаю? На эти вопросы также отвечают архивы.
Мятежный учитель
Отправителем письма Абаю был учитель интерната при Кокчетавской мечети Шаймерден Косшыгулов. Он обратился к поэту в это трудное для казахского народа время, справедливо считая его духовным авторитетом народа. И затем сам попал под пристальное внимание царской охранки.
Полиция нашла у учеников в интернате при Кокчетавской мечети сотни книжек на арабском языке, напечатанных на гектографе, а также чек на письмо, отправленное Абаю в Семипалатинскую губернию, у самого учителя. Чтобы узнать содержание письма, не содержится ли в нем высказываний против царского правительства, полиция приступает к активным действиям. В связи с этим мулла Кокчетавской мечети Наурызбай Таласов и его помощник Шаймерден Косшыгулов были взяты под стражу, возбуждено уголовное дело. То, что имя поэта попало в списки полиции, и последующий обыск – следствие дела, заведенного на Косшыгулова.
Выяснилось, что мулла Таласов и учитель интерната при мечети Косшыгулов, а также другие бии и муллы были против колонизаторской политики России. Они хотели создать независимую религиозную организацию, которая охватывала бы все свободолюбивое, демократическое казахское общество и подчинялось муфтию. Немалые надежды они возлагали на Абая Кунанбаева, как одного из уважаемых людей среди казахского общества. Царское правительство создало экстренную систему слежки от самого Петербурга до аула Абая. Но самому поэту тогда оставалось жить чуть больше года.
Само письмо, однако, не содержит никаких призывов:
«Бог всемогущ! Высокостепеннейшему, высокоуважаемому всеми Ибрагиму мурзе! Пишу к вам, как уполномоченный доверием от всех почтенных людей всех пяти уездов Акмолинской области. Положение дел о нуждах здешнего киргизского народа станет известно после 15 мая, так как собранный скот предложено продать.
От Вас, народного руководителя, никакого сведения не получили, между тем посылают нам вести те, кто находится далеко, чем Вы. Ожидаем, какое состоится совещание в Семиреченской области, так же ожидаем сведения о времени Семипалатинской ярмарки, когда распродаются кожи. Время, впрочем, не прежнее. Ярмарки для киргизов не приносят пользы, впрочем, Вы это знаете лучше всех.
Надо бы обсудить, поразмыслить о многом. Но к обсуждению вопросов по нуждам киргизов поставляют препятствия. Письмо посылайте как обычно, адресуя в город Кокчетав, в киргизскую школу. Так мы и получим. Я человек убогий. Хочется написать больше. Но пока ограничусь этим.
6 марта 1903 года».
Протокол
Во время обыска в доме находились дети Кунанбаева Магауия и Турагул. У них были изъяты все письма. На вопрос: «Не получал ли ты какого-либо письма из Кокчетава?», Абай ответил так: «Этой зимой, два месяца назад, получил от неизвестного человека заказное письмо. Ответ просил написать на имя Заита Баширова. Неизвестный в письме просит помочь почетного казаха Семипалатинской области Кунанбаева оказать содействие перед правительственными органами в организации духовного собрания мусульман казахов».
Во время допроса сына Кунанбаева, Турагула, тот пояснил, что ни он, ни отец не придали письму значения, и он отдал полученное от отца письмо волостному Рыздыкбаю Кудайбердину не с какой-либо целью, а для закручивания сигареты. В протоколе уездный начальник, производивший обыск, указал, что конверт письма не сохранился.
Тем временем еще одно письмо ждало Абая в конторе почты-телеграфа села Архат. Его вручили 29 мая Абаю во время встречи с уездным начальником. Абай его тут же прочел и отдал в руки начальнику уезда вместе с конвертом.
После вышеописанных событий военный губернатор Семипалатинской области вынужден был написать Абаю следующую характеристику:
«Киргиз Чингизской волости Ибрагим Кунанбаев имеет от роду 60 лет, женат на трех женах, от которых имеет девять человек детей. Обладает сравнительно большим состоянием (около 1000 лошадей и 2000 баранов). Весьма развитый и умный. Служил два трехлетия бием, три трехлетия управителем Чингизской волости, а затем, по назначению от правительства, три года – управителем Мукурской волости.
Служба Кунанбаева отличалась разумным управлением, исполнительностью, энергией, преданностью правительству и отсутствием фанатизма. В прежнее время пользовался громадным влиянием среди инородческого населения степи, но в настоящее время влияние его далеко не то. Он постарел, не принимает на себя руководства в партиях, хотя главари их часто обращаются к нему за советом. В разговорах и суждениях своих с лицами Кунанбаев обнаруживает полное понимание государственных интересов и правильные взгляды на культурную миссию нашего отечества в наших азиатских владениях. Он с негодованием осуждает попытки мусульман-фанатиков противодействовать правительству в его стремлениях. Искренность высказываемого убеждения, полагаю, достаточно доказывается его поведением. Эти данные указывают, что Кунанбаев в политическом отношении не внушает никаких опасений и должен быть причислен к числу лиц вполне благонадежных».
Так царские чиновники, решив собрать на великого Абая обвинительные документы, в конце концов вынуждены были написать такую характеристику. Эти документы, появившиеся во время того неординарного события и принесшие немало бед на голову Абая, для истории, для науки имеют немалую ценность. Среди народа место и авторитет Абая Кунанбаева, как вдохновителя свободолюбивых мыслей и главы народа, являются доказательством этих качеств.
