«Древний человек узнал бы в нас страх»

Археологи проследили маршрут древних мигрантов на наши земли. А вот куда они исчезли, остаётся загадкой.

Ирина ШЕВНИНА (на снимке), старший научный сотрудник археологической лаборатории Костанайского регионального университета им. А. Байтұрсынұлы, рассказала о летнем сезоне.

Липиды конского мяса

– Самое важное открытие этого полевого сезона?

– Мы сделали два значимых открытия в рамках проекта «Неолит Торгая». Первое – раскопки памятника Шили-3 показали, что это не разновременное поселение, как предполагалось ранее, а чистый неолитический памятник маханджарской культуры. Это редкий случай для нашего региона, где обычно встречаются многослойные памятники. Теперь мы можем изучать материальную культуру без примесей других эпох. Второе важное открытие – в ходе разведки «На пути к Аральскому морю» мы обнаружили цепь стоянок маханджарской культуры, которые маркируют путь их миграции. Нам удалось проследить этот путь до границы Актюбинской области, где нашли ранее неизвестные стоянки. Эти находки подтверждают нашу гипотезу о приходе маханджарцев из региона, которое грубо можно обозначить, как Приаралье.

– Почему эпоха неолита важна для современного Казахстана?

– Неолит – эпоха фундаментальных изменений во всем мире. Это, верно, самая важная революция в истории человечества – переход от присваивающего к производящему хозяйству, появление керамики, новых технологий. Для Казахстана ключевое значение имеют исследования маханджарской культуры. Изотопный анализ керамики выявил липиды конского мяса – такие же, как у ботайской культуры (находки в Ботае стали причиной теории о древнейшем одомашнивании лошадей. – Прим. авт.). Технология изготовления керамики также уникальна – в глиняное тесто добавляли шерсть животных, а сосуды демонстрируют связи со среднеазиатскими традициями. Опять же мы усматриваем в этом путь мигрантов из Приаралья к нам.

– Удалось ли подробно изучить найденное жилище маханджарской культуры?

– Да, мы детально изучили два жилища. Они оказались капитальными полуземлянками глубиной до метра, а не легкими шалашами. Обнаружили множество артефактов: уникальный отбойник из рога возрастом около 7000 лет, костяные орудия. Особую ценность представляет сохранность органических материалов – такая редкость для памятников этого возраста. Детальный анализ планируем на зимний период.

– Какие угрозы для памятников остаются самыми серьезными?

– Массовые грабежи курганов «черными копателями», особенно в южной части области. Масштабы бедствия растут – грабители ищут золото, а законодательная защита недостаточна. Штрафы несоизмеримо малы по сравнению с прибылью от продажи археологических материалов.

– Интересные события за время лагеря, трудности?

– Обнаружили уникальный фрагмент керамики с антропоморфным изображением – «личиной», что свидетельствует о контактах маханджарцев с лесными племенами Зауралья. Это нехарактерно для местной традиции и открывает новые вопросы о межкультурных связях. Из трудностей – невероятно твердая почва на Шили, сцементированная солью, и двухдневный ураган, серьезно повредивший лагерь. Из личных трудностей, если это уместно, – я из города на раскопки привезла кота в надежде, что он похудеет. Но он, напротив, жутко поправился, ловя по 10-15 мышей за ночь и оставляя по всему лагерю свои трофеи…

Шерсть в горшке

– Антропоморфное изображение («личина») на керамике – это большая редкость. Что она могло означать? И как этот артефакт свидетельствует о контактах?

– Это изображение действительно нехарактерно для наших степей, это, скорее, явление лесных культур Зауралья. Поэтому мы видим здесь прямое свидетельство связей. Что оно означало – божество, предка, духа? В древности ритуальная, сакральная составляющая пронизывала всю жизнь, поэтому это могло быть что угодно из перечисленного. Был ли это предмет торговли? Вряд ли. Скорее всего, это результат семейно-брачных союзов. Запрет на вступление в брак внутри рода – древний обычай, и люди искали пару в других племенах. Когда женщина переходила в новое племя, она приносила с собой свои традиции, в том числе и в изготовлении керамики. Что-то приживалось, что-то – нет. Эта «личина» – как раз одна из таких традиций, которая здесь не прижилась. Чтобы точно понять, местная это керамика или привозная, нужен технико-технологический анализ состава глины. Чисто визуально я, как керамист, могу сказать, что она, скорее всего, была принесена в готовом виде.

– Вы упомянули находки конской органики в горшках. Это показывает, что маханджарцы доили лошадей?

– Это сложный и дискуссионный вопрос. История с доместикацией лошади, особенно после сенсации с ботайской культурой, показала, что не все так однозначно. Изотопный анализ может обнаружить в керамике липиды (жиры) конины. Но он не может с абсолютной точностью отличить молоко лошади или же просто следы приготовления мяса. Поэтому мы осторожно говорим, что найденные на нашей керамике липиды – это следы жира от мяса лошади. Громко заявлять, что «мы первые», не можем. Для этого нужны дополнительные доказательства.

– Зачем в глину добавляли шерсть? Это было практично или ритуально?

– Прежде всего, это был технологический прием. Органику (траву, шерсть) добавляли для того, чтобы сосуд при высыхании и обжиге меньше трескался. Шерсть дает меньшую усадку сосуду и предотвращает растрескивание. Найти эту золотую середину – целое искусство. То, что они додумались использовать шерсть лошади, говорит об удивительном умении использовать дары природы – мясо шло в пищу, кости на орудия, шкура на одежду, а шерсть – даже в гончарное дело. Что касается ритуального значения… Археология изучает вещественные источники, а они молчат. Но если проводить аналогии с современными первобытными племенами, то такие сложные процессы, как лепка сосуда или плавка металла, почти всегда сопровождались песнями, плясками и ритуалами. Можно предположить, что и здесь были какие-то магические обряды, чтобы сосуд получился крепким и не треснул.

Обрыв

– Если бы мы смогли встретиться с людьми неолита, что в нас было бы для них знакомым, а что абсолютно чужим?

– Знакомым были бы только наши базовые чувства и эмоции – радость, обида, злость, страх. Они не меняются. В этом плане мы были бы понятны друг другу: ничто человеческое нам не чуждо. Абсолютно чуждым для них был бы весь наш внешний мир: облик, одежда, дома, гаджеты, машины. Но главное отличие – наше потребительское отношение к миру. Мы привыкли, что все дается легко: пошел и купил, не задумываясь, какой труд вложен в булку хлеба или в выращенное яблоко. Они же были на одной волне с природой, знали и понимали ее. К сожалению, наше общество потребления очень далеко ушло от этого. И это, пожалуй, сильнее всего отделило бы нас от человека из неолита.

– Могли ли наши «земляки» из неолита оставить генетическое наследие в современных жителях Костанайской области?

– Мы еще не нашли останков людей маханджарской или белкарагайской культур. Без ДНКанализа костных образцов нельзя утверждать, что их гены сохранились у современных жителей региона. Археология же говорит о культурном и хронологическом разрыве. После исчезновения неолитических культур (маханджарской, белкарагайской) и более поздних ботайско-терсекских общин наступает период «лакуны» – обрыва в 500-1000 лет, когда следы жизнедеятельности людей пропадают. Какой кризис случился – усыхание степей, эпидемия, война или что-то еще? Тишина, пустота и сразу эпоха бронзы и новые народы – носители синташтинской культуры (связанной с Аркаимом). Их обрядность, керамика и металлургия чужды местным традициям. Генетически они связаны с миграциями с Кавказа и восточноевропейских степей. Возможно, малочисленные группы энеолитического населения сохранились и вступили в контакт с пришлыми племенами – на это указывают редкие энеолитические орнаменты на синташтинской керамике. Но в целом прямая генетическая преемственность, по всей видимости, прервалась.

Фото Сергея МИРОНОВА из архива «КН» и лаборатории археологии