Мысленное путешествие в Степь

Несмотря на то что наш край на исходе XIX века был достаточно изучен российскими учеными, мировое сообщество узнало о Казахстане во многом благодаря французскому путешественнику Жаку Элизе Реклю.

Покатость – это вам не низменность

Реклю был представителем так называемой анархической географии, наряду с Петром Кропоткиным и Львом Мечниковым. Его 19-томный труд «Земля и люди. Всеобщая география» претендовал на полное описание всех континентов и стран мира. Шестой том 1883 года частично посвящен Казахстану. Называется он «Азиатская Россия и Средне-Азиатские ханства». Книга, содержащая 63 иллюстрации и карту на трех листах, хранится в фондах Казахстанской национальной библиотеки. Доступна она и в Интернете и до сих пор представляет очень большой интерес для широкого круга читателей, благодаря своему богатому в художественном плане описанию местности, людей и нравов. Давайте бегло ознакомимся со взглядом путешественника на наши края.

Поскольку географы-анархисты были парнями себе на уме и зачастую делали выводы на основе собственных наблюдений и умозаключений, то и терминология в их трудах иногда непривычна для современного человека. Например, вместо слова «низменность» Реклю использовал слово «покатость». Разницы, конечно, особой нет, но как-то непривычно. «Покатость Аральского и Каспийского морей», «Государства аралокаспийской покатости» – названия глав вызывают улыбку.

Красота слога присутствует

Сложно удержаться от искушения процитировать описание нашей «покатости» в книге Реклю. Вот как он красиво описывает: «Большинство степей только кажутся горизонтальными, в действительности же поверхность их развертывается в виде длинных волн, столь же правильных, как волны тропического моря, вздымаемые равномерным дуновением пассатных ветров, но общее однообразие оттенков мешает глазу различать гребни и промежуточные борозды волнистой равнины, и путешественник, в первый раз попавший в степь, бывает немало удивлен при виде лошадей, всадников, целых караванов, вдруг исчезающих в этих складках почвы, словно они провалились сквозь землю.

Отсутствие предметов сравнения, деревьев или зданий не позволяет зрителю отдать себе отчет об истинном размере возвышений и углублений рельефа, а между тем какой-нибудь незначительный холмик в 20 или 30 сажен вышины, о который некогда ударялись волны моря, высится над равниной как величественная гора; какой-нибудь обглоданный водами крутой, обрывистый берег, со стен которого осыпается песок в соседнюю лужу, принимает вид грандиозных береговых утесов океана. Утром рефракция световых лучей способствует увеличению размеров всех предметов: орел, стоящий на земле, кажется верблюдом; пучок травы принимает вид дерева. Когда солнце поднимается высоко, воздух, сильно нагреваемый лучами пылающего неба, почти всегда безоблачного, непрестанно дрожит и переливается как пар раскаленной печи: все принимает волнистую и изменчивую форму. Когда небо покроется облаками, поднимается ветер, приносящий целые тучи горячего песку, под которыми все сливается в красноватый туман».

На всю степь одна ольха

Описывая население Центральной и Средней Азии, автор часто использует слово «арийцы», для обозначения народов, которые были якобы вытеснены кочевниками, а также продолжают проживать рядом с ними в таких городах, как Ташкент, Самарканд, Бухара и др. Здесь следует понимать, что Элизе Реклю имел в виду иранские народы (персы, таджики, сарты, бухарцы), а вовсе не тех мифических истинных арийцев, которых прославлял фюрер.

Для Реклю также все народы, населяющие регион, – это сплошь «киргизы». Так он именует и башкир, и казахов, и узбеков, и, собственно, кыргызов, и даже кочевников Памира. Это похоже на принятую сегодня практику объединять древние племена кипчаков, кунов и куманов под общим названием «половцы».

Автор энциклопедии также указывает на традицию соединения у казахов языческих и мусульманских воззрений. «В Тургайской степи есть легендарная ольха, – пишет Реклю. – Около шести метров в обхвате, широко раскинувшая свои ветви и дающая приют в своей густой листве гнезду хищной птицы, которую никто не осмеливается трогать из боязни совершить святотатство. Ствол и ветви увешаны приношениями: лентами, конскими хвостами и гривами, медалями; каждый киргиз, проходя мимо этого священного дерева, благоговейно бормочет имя Аллаха».

«Земля и люди» напоминает своим содержанием смесь «Тысячи и одной ночи», «Истории» Геродота и Бехистунской надписи Дария I. Местами описания в книге сомнительны. Заметно, что это компиляция других трудов и устных рассказов очевидцев. И это неудивительно, ведь Элизе Реклю никогда не бывал, ни в Средней, ни в Центральной Азии.