В тот день, когда мне вручили приписное свидетельство, умер Андропов. Через год, во время прохождения второй медкомиссии, в военкомате вновь звучало «Лебединое озеро». Скончался очередной генсек – Черненко.
Сельхозы в Краснопартизанском совхозе полностью отвлекли меня от предстоящей службы. В поселке Джамбул нас, парней, было шестеро, а девушек сто двадцать. Конкуренцию со стороны местных выдержать было невозможно. Да и не нужно. На дискотеке, где крутили новомодных C.C.Catch и Modern Talking, царил мир. Иногда магнитофон сменяла рок-группа во главе с Павлом Кашиным, распевавшим песни на стихи из журнала «Юность».
После сельхозов, в начале октября, нам дали три дня выходных. Дома, аккурат на стеклянной крышке вертушки «Аккорд201С», меня ждала невзрачная полоска писчей бумаги с подписью районного военкома. Повестка. А я как-то забыл о том, что мне пора служить. Еще вчера бегал за однокурсницами, держа в руках летучую мышь, найденную в кочане капусты. Еще вчера ходил по киоскам в поисках дефицитного музыкального журнала Neues Leben. Еще вчера сделал себе наколку со словом «rock», а девушка пыталась стереть ее с помощью модных духов «Шахразада». И тут вдруг повестка.
И вновь медкомиссии. Районная, областная. Проходили они в довольно веселой атмосфере. Никто не косил. Был лишь один товарищ, который спрашивал, что лучше сделать: ходить под себя или симулировать туберкулез. Но над чудиком только смеялись. Парней больше всего волновало то, что перед молоденькой врачихой следовало предстать в чем мать родила. Вот это казалось реальным испытанием мужества.
Суровый врач в роговых очках долго не сводил глаз с моих ступней. Я взволновался: что-то не так? «От ходьбы сильно устаешь?» – спросил, наконец, доктор. «Нет», – ответил я честно. Ходить я любил больше всего на свете, за раз мог три десятка километров прошагать. Затем роговые очки докопались до моего зрения. Они явно хотели комиссовать меня и отправить домой к маме. Не получилось. С глупой радостной улыбкой я схватил свою папку и отправился к длинному столу, за которым восседали важные мужики в форме. «Ты чего скалишься? – вскричал какой-то майор. – Весело тебе? Сейчас я тебя в тундру упеку, весельчак». И что-то размашисто начеркал в моих документах.
Тундрой оказался Байконур, стройбат. Три месяца спустя отцу повстречался местный военком, спросил, где служит сын. Удивился: «Чего ж вы ко мне не подошли? Я бы посодействовал». Видимо, родителям моих однокурсников посодействовали: служили они в Германии, Венгрии, Польше, в Москве...
Мне всегда странно, что я помню армию лучше, чем любой другой фрагмент своей жизни. Сколько бы ни наслаивалось событий и впечатлений, а службу помнишь так, словно она была вчера. Но сегодня, будь у меня выбор, я бы не пошел в армию. Считаю, что это дело профессиональных военных. Служить мужчины должны по желанию, а не потому что «ты же мужыг, долг есь жы» и прочее. На свои два года в пустыне оглядываюсь с сожалением. Да, я отдал долг, но кому и за что, не ясно.
Моя жизнь вкупе с армией – это жизнь минус два бесценных года юности. И эти два года перевешивают на весах любые другие два.
Мурат ТЮЛЕЕВ
