В современных фильмах про Великую Отечественную меня больше всего раздражает, когда в кадре люди сплошь в форме с иголочки. Как будто из швейной фабрики только получили. Ну нет же, не верю... Не бывает война такой вот чистенькой!
Старые фильмы, настоящие документы, документальные фильмы – вот и все, что осталось нам для понимания трагедии под названием «Вторая мировая война». Из этого ряда почти насовсем выпало звено с рассказами живых очевидцев – фронтовиков. Через несколько лет их не станет совсем. Вместо них мы останемся наедине с полуправдой – художественным видением режиссеров и писателей, понятия не имеющих о том, что снимают и пишут.
Для меня война уложилась в два простых и одновременно страшных эпизода, которые я узнал с интервалом в 20 лет. Первую историю услышал от ветерана в 1995 году: тогда школьников отправляли к участникам войны, чтобы узнать о ней от первого лица. Еще и 50-летие Победы приближалось. Ветеран рассказывал много. Запомнил я больше, как зимой советские солдаты остановились возле деревни, занятой фашистами. Холодно – решили выбить их, чтобы элементарно погреться. Атака закончилась неудачно, полтора десятка убитых... Никакого героизма и великой цели. И наверняка это не единственный такой случай, о котором не расскажут историки, и про который не снимут фильмы.
О второй истории я узнал в 2015 году. Другое время, живых ветеранов заметно меньше. На тематическую страницу газеты к 70-летию Победы приходит очередное письмо. В нем рассказ о дедушке, который в молодости пережил сражение на озере Балатон в Венгрии. В последнее наступление фашисты бросили элитные танковые и мотопехотные части и даже достигли частичного успеха. Мясорубка была страшной. Фронтовик, который служил в пехоте, оказался в какой-то момент на нейтральной полосе, ее активно простреливал противник. Дело было в марте. Солдату пришлось лежать до ночи на этом поле под пулями, чтобы затем в темноте потихоньку ползком покинуть опасное место.
Мне кажется, чем меньше воевавших людей в стране, тем легче ее втянуть в новую войну. Некому дать вовремя подзатыльник желающим взять оружие в руки. После войны в Афганистане заговорили о ПТСР – посттравматическом стрессовом расстройстве у воевавших людей. Кому-то из них обязательно нужна помощь психолога и психиатра, чтобы осознать: они действительно вернулись с войны и как-то надо учиться жить в мире. Как вы думаете, сколько таких людей пришло домой с глубокой психологической травмой после 1945 года? И это не считая гражданских людей, кто пережил оккупацию, концлагеря, голод и холод. Ответа нет: такие вещи вряд ли подлежали какому-то обобщению. А если оно было, то, скорее всего, засекречено.
Мой сосед Михаил Васильевич воевал на фронтах Великой Отечественной. Родители говорили, что его ранили в бою. Соседа особо никто не расспрашивал, как оно там было, а он сам не выпячивал свое участие в войне. Мне он запомнился, прежде всего, жизнелюбивым и добродушным человеком. Нужно ли проходить столь страшный экзамен, как война, чтобы понять после нее, сколько в тебе хорошего осталось?