Сегодня пресс-секретарь начальника ДВД, начальник управления госязыка и информации Елена Кашарина – единственная женщина в правоохранительных органах, которая носит погоны полковника.
При этом она молода, она умна, коммуникабельна. Словом, мечта любого генерала – иметь такого руководителя пресс-службы. Лучшей, по признанию журналистов, пресс-службы в госорганах.
– Елена Валерьевна, если бы вы были опером или следователем, у вас можно было спросить про погони, сложные дела. А вы работаете в пресс-службе. Какое у нее место в ведомстве?
– Пресс-служба стала самостоятельным подразделением десять лет назад. Когда в полиции поняли значимость пиар-технологий, связи с общественностью. Приказ издали, но никто не знал, с чем этот самый пиар едят. Был, правда, опыт России, и именно российские специалисты нас учили. Но сначала, я так чувствовала, пресс-службу воспринимали как некий барьер, по другую сторону которого – журналисты, некая враждебная по отношению к госорганам масса.
Поэтому и ставилась перед нами задача – обезопасить от негативных моментов. И уже потом пришло понимание, во многом, кстати, благодаря Николаю Михайловичу Дейхину, бывшему в то время начальником ГУВД, что пресс-служба не барьер. Это связующее звено между неправительственными организациями, журналистами и нами. Прошло еще время, и пришло другое понимание, что и критика не столь страшна. Ее можно и нужно воспринимать как элемент конструктивный. И оказалось, что пресс-служба для организации такого масштаба, как МВД, просто необходима.
Помню, что первое мое задание от генерала Дейхина касалось мониторинга ситуации по линии бизнеса. Оказалось, что его проверяют 49 контролирующих организаций! Мониторинг в разной форме помог, например, выявить проблемные регионы в области по наркобизнесу. Так со временем пресс-служба и стала связующим звеном между полицейским ведомством и обществом.
– Как считаете, сейчас вы открыты для общества?
– Были разные периоды. И разные модели открытости, которые наше ведомство в той или иной мере на себя примеряло. Первый этап – относительная закрытость. Когда приходилось доказывать, что общество должно знать, как работает полиция. Была модель едва ли не полной открытости, это с 2005 по 2007 год. Тогда вместе с журналистами мы чуть ли трупы не выкапывали, брали СМИ на место преступления. Но чрезмерно открывая такую информацию, мы забывали, что есть интересы следствия. Есть и права потерпевших. Им не всегда хочется, чтобы их трагедию транслировали с экрана. На этом была набита не одна шишка, пока не пришло понимание, что не надо показывать трупы на экранах телевизоров. Не надо много крови – агрессии в жизни и так достаточно. Люди должны просто знать, что произошло. И не от бабушек на лавочке, а из газет, выпусков новостей, Интернета, с появлением которого быть закрытым стало невозможно.
– Тем не менее последние два года журналисты ощущают некую неудовлетворенность. Как будто нам выдают трижды просеянную информацию. В основном о том, как хорошо и оперативно работает полиция.
– Просто последние два года использовалась несколько иная модель взаимодействия. Сейчас она опять меняется. Но к старой – закрытой – модели мы уже никогда не вернемся. Мы научили наших сотрудников, в том числе через еженедельные брифинги, общаться с журналистами, выдавать значимую информацию сразу, как только она появится.
– Елена, нет еще месяца, как вам присвоили звание полковника. Сколько пришлось к этому шагать?
– Пятнадцать лет. 14 февраля 1997 года мне вручили лейтенантские погоны. В плане карьеры я – счастливый человек. На службе мне везло с руководителями, наставниками. Я ведь пришла в полицию инспектором по делам несовершеннолетних из школы, с дипломом учителя химии и биологии. Хотя с детства мечтала, как мама, быть медиком. Судьба свела с инспектором ИДН Татьяной Тихончик. Она и уговорила пойти на службу. Девять месяцев стажировалась – без заработка. Когда открылось училище первоначальной подготовки полицейских, меня пригласили туда. Преподавать юридическую подготовку и психологию. Пришлось и самой продолжить образование – поступила на юрфак. А затем прошла множество тренингов по психологии уже в России. И это стало моей второй специальностью.
– Не пожалели о том, что надели форму?
– Сейчас я думаю, что не человек выбирает профессию, а она его. Когда открывали пресс-службу, говорили: нужен мужчина, обязательно с опытом следственной или оперативной работы. Был еще ряд критериев, под которые я вообще не подходила. Когда пришла на собеседование к начальнику ДВД, он задал вопрос: «А как вы пишете?» На что я имела наглость ответить: «Без ошибок». Он мне: «Я спрашиваю не о том. Как вы пишете журналистские статьи?» На то время я писала только научные статьи, но заявила: «Как вы поставили вопрос, такой получили и ответ». Может быть, такая дерзость помогла, не знаю. Николай Михайлович Дейхин был очень жесткий руководитель, но через три дня меня назначили на новую должность. Я помню свое состояние тихого ужаса, когда вам дают объем незнакомой работы, когда надо начинать с нуля. Именно начальник ДВД научил, как управлять коллективом, предостерег от многих ошибок. Он, например, говорил: при подаче информации никогда не характеризуйте личность подозреваемого. Вы должны передавать только факты. Но до того как это стало правилом, было набито немало шишек. Например, еще в начале моей работы в пресс-службе пропала девушка. Предоставляя журналистам эту информацию, я позволила себе некий комментарий: молодая, возможно, ушла с подругами, нагуляется и вернется. После этого на меня обрушился шквал негодования. Как выяснилось, справедливого. Год спустя нашли труп той девочки.
– Кстати, об успешности карьеры. Знаю, что подполковника вы получили досрочно.
– Это бывает один раз в нашей полицейской жизни. Мне трудно сказать, что подполковника мне дали за особые заслуги. Просто женщин в нашем ведомстве замечают раз в году. Вот однажды на 8 Марта генерал Оразалиев и принял решение нас, трех женщин-руководителей, поощрить. Для полицейского присвоение звания – это особое таинство.
– Нравится эта работа?
– То, чем ты занимаешься, не любить нельзя. Иначе ты не любишь самого себя. Я в чьих-то судьбах даже поучаствовала. Когда работала в ИДН, помню, опекали мы одну семью. Мать там пила, троих детей тянул отец. Пришлось женщину лишить родительских прав. Мужчина остался с детьми один. Мы долго ему помогали, чуть ли не дежурства устраивали, продукты носили. Сейчас я иногда встречаю этих выросших достойными людьми когда-то маленьких детей. Однажды во время ночного дежурства в горотделе в подъезд одного из домов подкинули трехмесячного мальчика. Куда его ночью? Привезла ребенка домой. Мальчик, пока на него составляли документы, пробыл у нас три дня. Потом мне было очень трудно отдавать его в дом ребенка. Пока его не усыновили, я отслеживала его судьбу. Сейчас у меня другая работа, но она тоже мною любима.
– Знаю, что в вашей жизни есть такой факт, когда можно было бы предъявить своей системе личные претензии. У вас же отец много лет назад пропал при не выясненных до сих пор обстоятельствах.
– Я оцениваю ситуацию уже как профессионал. Было сделано все, чтобы найти следы отца. Но, к сожалению, не все люди находятся, а может, это вопрос времени. Зато теперь я твердо знаю, что надо успевать любить людей при жизни. И ценить их. Я всегда говорю об этом, особенно дочери. Слова любви надо тоже успеть произнести. И просто хорошим людям, и особенно тем, кто рядом с тобой.
– Ты говоришь (прости, что перехожу на «ты», это как-то привычнее), и у меня ощущение, что у тебя много нереализованной нежности.
– Это действительно так. Все время некогда было разводить сантименты, всегда была работа, цель, что надо чего-то добиваться. За моими и мамиными плечами, когда не стало отца, были и маленький брат, и дочь. Теперь они выросли, может быть, будет место и другим вещам.
– Но мужчины, наверное, боятся женщину-полковника...
– К сожалению, опасаются. Те, кто меня знает не как полковника Кашарину, а как просто Лену, всегда этому удивляются.
– Журналисты, кстати, смогли оценить твой бесбармак!
– Я люблю готовить, создавать дома уют, люблю заниматься обыденными вещами. Я четко разделяю работу и дом. У медицинских работников есть привычка, уходя домой, мыть руки. Как бы смывать рабочие моменты. Я тоже никогда не тащу этот рюкзак домой. Дома я даже не люблю смотреть по телевизору сюжеты со своим участием. А вот когда мама едет на Украину к родственникам, она просит меня дать с собой такую видеозапись – там это будет предметом несомненной гордости. Я своей работе благодарна за то, что она дала мне возможность узнать множество интересных людей и, конечно, научиться многим вещам. Когда меня спрашивают, сожалею ли я о своих ошибках, я отвечаю, что ценю их. Они, а не успешная карьера, сделали меня такой, какая я есть.
– Каким для тебя мог бы быть самый щедрый подарок от мужчины?
– Скажу банально – любовь. Мы ненавидим всегда от души, так яростно, что даже страшно становится. А любим как-то вполсилы.
– У тебя есть спортивные достижения?
– Я очень люблю баскетбол, когда-то играла в сборной института. Сейчас физнормативы выполняю, но отжаться 40 раз не смогу.
– У тебя всегда короткая стрижка?
– Когда я пришла в полицию, у меня было каре. Короткая стрижка – это скорее при ношении формы необходимость.
– Ты водишь машину?
– Купила в прошлом году в кредит. Уже сносно вожу. И теперь у меня есть возможность заходить не в те магазины, что по пути, а в те, что хочется.
– Генералы-женщины в Казахстане есть?
– Нет, до этого гендер у нас еще не дошел. А вот в России есть.
Беседовала
Татьяна Башкатова
Фото Сергея Миронова
