Они вроде одного корня и масти почти одинаковой: корсак, говоря по-научному, хищник рода лисиц семейства псовых. А вот ведь не уживается с рыжей.
В середине февраля заканчивается срок охоты на зайца и лису. Декабрь, январь прошли в хлопотах, в которых, стыдно признаться, так и не нашлось времени потропить лопоухого. Лисье племя в этих троплениях и облавных охотах нас не очень-то интересовало: во-первых, днем лиса предпочитает держаться открытых мест, отлеживаясь на кучах соломы или взгорках. Или сочетает мышкование на пожнивных заснеженных остатках с лежкой на тех же местах. Во-вторых, даже при удаче что с ней потом делать? Хорошего скорняка найти нынче проблема, на сковороду не кинешь, а переводить зверя просто за так – ну это изуверство.
Прогнозы о надвигающихся лютых морозах вынудили меня спешно нагонять упущенное. Машина взяла курс в сторону аманкарагайских лесов. Место это чудное тем, что здесь пролегает граница между лесостепью и собственно классической степью, которая широким океаном разливается сразу же за мостом худосочной речушки Ащибой на южной окраине Аулиеколя. Отсюда до самого Тургая вы уже не встретите ни смешанных лесов, ни чистого березняка. Только мелкосопочник, на камнях которого летом любят греться желтобрюхие змейки и орлы-могильники.
Но сейчас там делать нечего. Нашей целью был лес, густо обросший седым инеем, что в 15 км от села Новонежинка. На него указал Володя Дюндик, 42-летний местный егерь, за 26 лет своего охотничьего стажа узнавший каждый закоулок своих владений. Команда собралась быстро, потому что проверенная и спаянная. Четыре человека ушли в загон, а мы с егерем остались на номерах (для непосвященных – в засаде).
Снега в распадках было выше колена, с веток соснового лапника свисали его тяжелые гроздья, при малейшем касании обрушивавшиеся на голову. Но ныть не стоило: как только подумаешь, что приходится преодолеть загонщикам, сразу же возникали угрызения совести. Одно успокаивало – обилие заячьих следов.
На охоте, как и в любви, часов не наблюдаешь. Было тихо, солнце сквозь ситец низких облаков матово и ровно растекалось по всем видимым предметам. Сонное царство. Но где-то далеко на восточной стороне лесного колка уже вовсю заголосили сороки – это первые предательницы охотников. Значит, гон пошел.
Мы с Володей находились в западной оконечности леса. Направо и налево лежали заснеженные пустоши, заканчивавшиеся темными зазубринами сосняка. Напряжение возрастало. Зайцы ведь могли, хоть и маловероятно, шарахнуться в стороны по этим самым пустошам.
Метров на пять шагнув от своей засидки, я поднял бинокль, простреливая окулярами открывшуюся линию огня. Но то, что я увидел, заставило еще крепче прижать к глазам металлические ободки бинокля.
Три зверя неслись вдоль границы леса. Но это были не зайцы. Они вообще вели себя так, как будто не убегали от загонщиков, а вели меж собой странную подвижную игру. Две лисицы гнали то ли собаку, то ли барсука. Не опознанное мною животное иногда резко тормозило и, выгибаясь дугой, имитировало контратаку. Но все-таки было видно, что силы неравны. Два разбойника с распушившейся рыжей шерстью, забыв про все на свете, устроили свою охоту.
Володя переместился на мою сторону. Снег скрадывал наше местонахождение, ветерок дул от зверей в нашу сторону – идеальное расположение засидки. Однако лисица не заяц. У нее зрение, обоняние и нюх всегда в боевой готовности. И тем не менее на этот раз слепой и яростный азарт попутал кумушек. Он гнал их прямо на наши стволы.
Крупный самец был сражен наповал опытным Дюндиком двумя выстрелами. Вторая лиса бросилась в лесную чащу, до которой было метров пятнадцать. Примерно столько же и до меня. Шанс попасть в лисицу был очевидным. Но я его не использовал. Мое любопытство качнуло в сторону ее жертвы.
Это был корсак. Степная лисица. Корсака здорово потрепали, и мой выстрел лишь укоротил срок его мучений.
По всем правилам его бы здесь не должно быть: леса, густые кустарниковые заросли не стихия корсака. Его жизненное пространство находится как раз за границей Аманкарагайских лесов, в больших степях. Мне рассказывали, что когда в наших краях было полно сайги, то среди этих кочевников часто видели корсаков, которые следовали за тысячными стадами по проторенной ими снежной целине. Так корсакам было легче и двигаться, и кормиться.
С короткой мордочкой и буроватой шерстью, с большими ушами и черным наконечником хвоста, этот степной бродяга проигрывает лисе и в росте, и в жизненной приспособляемости. Молодняк корсаков, например, в лютые холода сбивается в группу и отлеживается в норах. Будет терпеть без еды и пищи трое суток, но наружу вылезти – крепко подумает.
Лисе такое неведомо. Эта молотит все подряд: ежей, полевок, с осени замерзших пернатых подранков. Корсак для нее конкурент в добыче пищи. Волк тоже. Но если волка рыжая обойдет за три версты, то пришлого гостя рангом пониже она не потерпит и на дух. В чем мы и убедились. Занесло же, видимо, корсака на чужую территорию не от хорошей жизни. Но хочется верить, что его сородичам повезло больше...
