В Костанае, в парке Победы должен появиться новый памятник – 151-й стрелковой бригаде. Это инициатива совета ветеранов, которую поддержала администрация города. Тем не менее с этим согласны не все – вернее, не все согласны с местом для памятника.
География истории
– Когда новобранцы 151-й стрелковой бригады отправлялись на фронт, мне было семь лет. 26 апреля 1942 года на площади, где сейчас находится Школа детского творчества, они стояли «коробками» и слушали напутствия. Когда им вручали знамя кустанайского облисполкома, то наказали: «Дойти до Берлина!» Тогда, наверное, во всех городах так провожали солдат, но именно для нашей кустанайской бригады это напутствие стало пророческим, – Зоя Гайворонская, смотритель музея 151-й бригады (4 школа), вспоминает городскую географию тех лет. – Эта площадь была довольно большая – она занимала и ту часть парка, где сейчас находятся карусели и колесо обозрения. Летом здесь играли в футбол, а зимой заливали каток. Здесь же стояли трибуны. Напротив, где сейчас находится школа им. Мауленова, размещалось Сталинградское авиационное училище. На месте современного Дома быта располагалась столовая для летчиков. А чуть выше к Тоболу, на месте управления соцзащиты, находилось здание для эвакуированных детей из Сталинграда. Распорядок у них был казарменный – ходили они в черных шинелях, в строю играли на музыкальных инструментах. Эти дети играли «Прощание славянки», когда на площади раздалась команда: «Шагом марш!» Кустанайская бригада сделала свой первый шаг до Берлина...
Зоя Гайворонская, смотритель музея 151-й бригады: «Памятник – это не столько обелиск, монумент, это, прежде всего, место и событие».
– Здорово, что вы рассказали о городе того времени. Теперь я буду ходить по улицам с большим интересом.
– Ходите с интересом и на том месте, где стоит телевышка – здесь в январе, феврале, марте бригада отрабатывала учения всех родов войск. Марш-броски они делали до конезавода.
Пятачки памяти
Когда я шел к Школе детского творчества (хотел посмотреть на нее новыми глазами), то остановился рядом с шахматным клубом. Здесь, под башней с часами, в сентябре 2013 года потерял сознание и упал на тротуар последний в Костанае солдат 151-й стрелковой бригады Архип Энна. Для кого-то это место ничего не значит, а для меня очень много. Архип Тимофеевич был моим старшим товарищем. Окна его квартиры выходили на солнечную сторону. Однажды я пришел к нему на 9 Мая – ветеран стоял в центре комнаты, солнечные лучи запутывались в пушистых волосах, и голова светилась.
Таким Архип Тимофеевич и остался в моей памяти. Таким я вспоминал его возле башни. Я сел на скамейку и стал читать мемуары Энны – мне их дала Зоя Гайворонская.
«В один из декабрьских дней 1941 года мама раньше времени пришла на обед и целый день ходила какая-то неразговорчивая. Работа по дому не шла, все валилось из рук. Когда к вечеру все собрались в доме, она позвала нас к столу. Зажгла керосиновую семилинейную лампу, достала из небольшого шкафа кусочек бумаги и медленно стала подавать Ивану. Но тут же резко рванула руку на себя, сжала листочек, прижала к груди и громко зарыдала. Так мы узнали о гибели отца...»
Когда зима закончилась, на фронт ушел Иван, старший брат Архипа Тимофеевича. С войны он вернется с тяжелыми ранениями.
Возле библиотеки Толстого я снова остановился – здесь, под аркой в парк, меня однажды очень не вовремя застал дождь. Я шел, чтобы получить диплом о высшем образовании, в парадной одежде, когда по брусчатке ударили первые крупные капли. Уже через минуту дождь висел стеной, а я стоял на пятках под аркой (из сквера стали бежать ручьи) и считал минуты. Дождь закончился вместе с торжественной церемонией вручения дипломов. С тех пор этот городской пятачок для меня лично стал памятным местом.
С этой площади в апреле 42-го новобранцы 151-й стрелковой бригады отправлялись на фронт.
Война
«Семнадцатая весна моей жизни началась с первой борозды. В Новоалексеевской МТС, в Убаганском районе, я проходил курс трактористов. Помощником мне дали Женю Индюкова. Ему было 15 лет. Вместе с матерью он был эвакуирован из Ленинграда. Сидя на плуге, он должен был следить за глубиной вспашки и очищать плуг от засорений. Смотрю, а он дремлет. Ну, думаю, так с тобой и до беды недалеко. Разбудил его: «Женя, здесь поле чистое, я поеду один, а ты малость поспи». Он лег в борозду и уснул. Сделав круг, я возвращался к этому месту – в один из таких моментов Женя вдруг соскочил и с криком бросился в степь. Он бежал, спотыкаясь, закрывал уши руками и, часто поворачивая головой, смотрел в голубое чистое небо. Я бросился за ним, обхватил руками и прижал к себе. Его тело лихорадочно дрожало.
– Женя, успокойся, что с тобой?
– Если бы ты знал, как это страшно!
– Что страшно?
– Ох, как это ужасно. Фашисты бомбили нас, и твой трактор полетел вместе с пылью в воздух, а тебя я потерял...
Женя продолжал дрожать, а я начал понимать, что такое война...»
***
На площадке, рядом со Школой детского творчества, у меня не было личных воспоминаний. Здесь проход к кассам аттракционов, небольшая парковка, тротуар – я проходил тут сотни раз, занятый своими заботами. Но теперь и это место, кажется, станет для меня другим. Теперь я могу представить, как на этом месте разворачивались «коробки» новобранцев, а сталинградские дети играли «Прощание славянки».
Я вернусь...
– Бригада строилась и шла на вокзал ночью – вероятно, это было сделано с целью маскировки, – рассказывает Зоя Гайворонская. – Темно, ничего не видно. Мы, дети, бежали за колонной. Между вокзалом и современной 1-й школой в 1942 году был пустырь. Стояли столбы, удерживаемые по бокам тросами – постоянно кто-то спотыкался через них и падал в лужи. Вокруг лаяли собаки, женщины наугад кричали своим сыновьям и братьям. Но настоящий крик поднялся, когда раздалась команда «По вагонам!» Крики превратились в вой – вокруг кричало всё. Офицеры отдавали приказы, солдаты искали и выкрикивали имена своих друзей, чтобы попасть в один вагон. Ругались железнодорожные рабочие. Женщины пытались пробиться к вагонам: Ваня, Миша, Коля, Дамир, Мирали... И русские, и казахские слова смешались. Одно было ясным в этой темноте – всеобщее отчаяние. Это надо слышать...
– Я вернусь, мама, наверное, кричали...
– Я не разобрала...
***
Каждый второй кустанаец не вернулся. 24 174 погибли в боях. 3 159 умерли от ран в госпиталях. 89 в плену. 15 798 пропали без вести. С фронта возвратились 29 920 человек – в основном из призывов последних лет войны. Из тех юношей, которые стояли на площади 26 апреля 1942 года, в живых остались лишь десятки.
Мамин хлеб
«Осенью 1943 года я перешагнул порог дома, когда ко мне со слезами бросилась мама. Я сразу подумал о старшем брате.
– Что с Ваней?
– Тебя забирают на войну...
... Время было далеко за полночь. Мама пекла мне хлеб в дорогу. По ее лицу то и дело катились слезы. Я успокаивал ее как мог... За окном показался рассвет. Я стал складывать свои нехитрые пожитки в самодельный вещевой мешок. В этой суете проснулись братишка и сестренки. Ко двору подкатила повозка.
– Пора идти, – сказала мама. На улице к нам подошли соседи. Попрощавшись со всеми, я сел в повозку... Чем дальше остается мое родное село, тем чаще я оглядываюсь назад. Мне тяжело и грустно – позади остались моя мама, братишка Петя, сестренки Аня и совсем маленькая Дуся. Доведется ли нам еще встретиться. Вскоре село превратилось в едва заметную точку, а я снова и снова оглядываюсь. К горлу подступает комок, я украдкой, чтобы не видел возница, вытираю слезы... Хлеб, приготовленный мамой из муки простого помола, казался темным, но испеченный на капустных листьях, был пышным и очень вкусным...»
***
Когда Архип Тимофеевич лежал на тротуаре под башней с часами, кто-то вытащил из его кармана бумажник. Его не могли похоронить без свидетельства о смерти. А для свидетельства о смерти был нужен ИИН и удостоверение личности. Наверное, вор выбросил его, когда доставал деньги. Пусть это место станет и для него памятным на всю жизнь.
– Может быть, я стала с возрастом слишком впечатлительной, но мне было и радостно, и больно, когда узнала, что будет создан памятник 151-й бригаде, что его планируют установить в парке Победы. Но памятник – это ведь не столько обелиск, монумент, скульптура, это, прежде всего, место и событие.
– Я согласен. Получается, что событие в одной части города, а веха в честь этого события в другой – это неправильно.
– Место встречи изменить нельзя. Я уверена: памятник должен стоять на обычном человеческом маршруте. Студент бежит в библиотеку – увидел, остановился. Мама ребенку покажет и расскажет. Гости города, а особенно те, кто приехал по делам, скорее увидят его здесь, чем в парке Победы. Мне кажется, если бы поднялись сейчас бойцы 151-й бригады... Волочаев, Кутыш, Степанова, Энна и другие – они бы меня поддержали...
P.S. Памятник, возможно, откроют накануне юбилейной даты Победы, через год. До этого момента будет идти обсуждение. Во всяком случае, на это надеемся. Не только место для него важно, но также идея. Неделю назад в Москве, на Белорусском вокзале, марш «Прощание славянки» был отлит в бронзе. «На какое-то время памятник вырывает из торопливого вокзального ритма», – это сетевое мнение. Идея композиции проста и понятна – девушка обнимает солдата, а тот смотрит ей в глаза. Обычная ситуация для вокзала, но одновременно и особая часть бытия.