– Когда будете подъезжать к нам, обратите внимание на стелу «Качар». Просто обратите внимание.

Как оказалось, стела – дело рук сварщика Полешко. Интересная и сложная работа, в которой каждая деталь не случайна. Даже семерка на очертании экскаватора – это номер бригады Владимира Шпилькова, который добыл первый ковш руды Качарского ГОКа. Именно сварщик настоял, чтобы номер появился. Причем именно этот, иначе ставил Полешко табу художнику, вообще варить не будет. Он не любит пустых дел и к истории, фактам относится с большим трепетом.

Это видно и по его странице в соцсети. Там на равных с фотографиями запуска вертолета с внуками или строительства снежной куклы Барби во дворе соседствует великое множество черно-белых фотографий из домашнего архива. Под одной из них он так и написал: «Я вам обещал, что заставлю думать, вспоминать. Время настало. Жду комментарии и замечания».

Как оказалось, слова адресованы, прежде всего, одноклассникам, связь с которыми после выпуска не прерывается уж 45 лет. Но кажется, что это и обращение качарца ко всем людям, не помнящим своего вчера.

– Ну, давайте начнём с малого. Как вам это фото?

Владимир Антонович протягивает фото, на котором мальчуган и лебедь у тарелки.

– Это я, а это спасенный мною лебедь. Мне тут лет шесть. Я фото в «Пионерскую правду» хотел отправить. Не решился. Вот время, видимо, настало. Дядька мой лебедя привез. Зима в тот год была ранняя. Жаркульское озеро замерзло, а лебеди не успели встать на крыло. И люди разбирали птиц по домам. Мой лебедь от мороза отошел и к коровьему молоку пристрастился. Помню, мама доит корову, а он подходит, и за юбку ее клювом – мол, ну, сколько ждать можно... А потом обнаглел – прям из ведра во время дойки «лакал». Весной озеро растаяло, на нем утиную ферму открыли. Вот родители и решили на ту ферму моего выкормыша отправить. Потом мне сказали, что он улетел. Хочу в это верить, а почему-то не верю. Но я вам это фото не только из-за птичьей истории показываю. Взгляните, что за нашей спиной!

А за спиной маленького Вовы забор, залатанный материалом, очень похожим на обшивку самолёта.

– Так и есть! В нашей области Сталинградская авиационная школа в годы войны стояла. Так вот их аэродром как раз возле нашей станции Озерная и расположился. Я хорошо помню, как пацанами мы там то и дело обломки самолетов находили. И не только советских, со звездами, но и с фашистскими крестами. Я такое крыло сам лично находил. То ли разбирали и изучали чужие самолеты наши летчики, то ли тренировались. Точно не знаю, но гибли они там… Возле Озерной до сих пор могилки летчиков сохранились. А местный народ в послевоенные годы эти куски самолетов вовсю приспосабливал в хозяйстве. И это фото – тому доказательство. Впрочем, не только оно. Поехали ко мне в гараж!

В гараже мужчина выложил перед нами настоящую авиационную бомбу.

– Её отец после войны за поселком нашел. Вы не переживайте, это муляж. Бомбе больше 50 лет. Папка в ней всю жизнь бензин хранил, канистр-то в те годы не было. У меня сейчас в музей просят. А я не могу. Это ж не просто канистра. Память об отце. Так и живем: бомба у меня, а эсэсовский бинокль и трофейный ковёр из Германии у брата и сестры хранятся.

– А кто привёз эти трофеи?

– Папа. Он был в плену под Берлином в годы войны. Но это отдельная история. Я вам ее через одно фото расскажу.

Педантичные немцы всё фиксировали. Перед нами – первые пробы фото. Их отцу нашего героя – Антону Полешко – подарили американцы, освободившие его из плена.

– Я с детства об этом знал. Отец не скрывал, но подробностей не рассказывал. Находились такие, кто обвинял его, мол, отдыхал, пока мы воевали. Но я бы и врагу такого «отдыха» не пожелал. Он перед войной за 100 весил, а вернулся – 54 кг. Головными болями мучился потом всю жизнь. Отец не сдавался в плен по своей воле, а в плену своих не предавал.

Антон Федорович рассказывал, что однажды, уже после освобождения, кто-то из пленных увидел, что в «Виллисе» (американский джип) на этот раз едут люди в советских погонах. Так на радостях пленные этот «Виллис» на руках занесли на территорию лагеря. Но представитель СССР был сдержан: «Не торопитесь, товарищи… радоваться. По каждому разберёмся». Антона Полешко после того, как разобрались, пригласили дослуживать свой срок в рядах Советской Армии на территории Германии. Домой на костанайскую станцию Озерная он вернулся в 1946 году.

– Бинокль эсэсовский, поди, не сохранился?

– Обижаете. У нас да не сохранилось?! Он у сестры, но она в Америке живёт.

– Надо же…

– Я у них гостил лет семь назад. Так мне американцы вопрос задали, как я отношусь к их народу. Не имею ли чего против американцев. Ну, они же любят неудобные вопросы задавать. Так я честно ответил, что к нации, которая освободила моего отца, да еще и не убила после этого, я плохо относиться не могу. Меня бы не было на свете, если бы не они. А вообще, папа был уверен, пережив плен, что в каждой нации, абсолютно в любой, есть и хорошие люди, и плохие. Кто издевался, говорит, а кто из немецких солдат мимо идет, незаметно кусок хлеба положит и толкнет, мол, забирай быстрей.

На странице в соцсети Владимир Антонович разместил копию свидетельства о браке своих родителей. 1946 год. Вера и Антон. И подписал: «После этого появились Федор, Оля и я». Между прочим, отец после возвращения всю жизнь проработал сварщиком. И в 1957 году даже получил орден Трудового Красного знамени. Эту профессию он освоил в плену. Именно с этой профессией связал свою жизнь и Владимир Антонович.

– Кстати, с завтрашнего дня я – пенсионер. Такие дела. И та стела на въезде в посёлок, она для меня как отметка в семейной истории. Память об отце. О нашем общем деле.

Владимир Полешко не так давно оборвал все телефоны. Узнал, что стела возле костанайского поселка Свободного, установленная на месте посадки космонавта Волынова, в непотребном виде. Словно Пизанская башня, накренилась, вокруг бурьян, а на самой стеле ни строчки о ее предназначении. И Полешко сел за телефон, призывая исправить недоразумение. Неспроста. Он ведь служил на Байконуре.

– С Борисом Волыновым мы с тех пор друзья. У меня его автограф прямо на комсомольском билете хранится. А тут такое…

Владимир Антонович в 1984 году служил в 800 метрах от стартовой площадки. Начальником команды ЧС. И, конечно, это целая веха в его жизни.

– Помню, у нас арыки были, пирамидальные тополя и наша часть – красавица! Тюльпаны прямо у стартовой площадки росли. Сейчас там уже нет военных, а гражданские всё запустили. Тогда от этого величия и гордости сердце замирало. Помню, когда «Буран» по рельсам шел, я монетку в 5 копеек положил. Теперь храню эдакий блин. Вот какая силища! Когда служба закончилась, Байконур как раз готовили к съемкам фильма «Укрощение огня». Камеры уже ставили. Мы потом в Челябинске этот фильм смотрели, а я своим соседям и говорю: «Вот там, чуть левее, свинарник стоит». Солдатики там работали. Кушать ведь что-то нужно. Уже после службы мы на запуск с женой приезжали. Тогда что-то пошло не так. Выбегают люди и кричат: «А ну марш отсюда, а то рванет, и по кускам вас не соберут!» Что интересно, прямо рядом в речке кто-то из местных купался. Так он глянул на этот переполох и дальше прохлаждается. Ко всему человек привыкает…

У него хранятся автографы четырех космонавтов и множество уникальных фото прямо оттуда. И это тоже его «бомба». То, что он передаст своим детям и внукам.

– Дети пока еще этого не ценят. Не знаю, может, годы своё возьмут. Я восхищаюсь людьми в той же Америке, которые знают историю своей семьи аж до 15 века. А мы вот не ведаем, где могила деда нашего Ивана Шендрика, пропавшего на войне. Писем фронтовых целая кипа хранится. Да каких писем! «Идет страшный бой, – пишет дед. – Если останусь живой, буду долго жить». Такие дела. Вот ищу его могилу по номеру полевой почты. Должен я на могиле деда голову преклонить.

Стела эта – дело рук сварщика Полешко. Интересная и сложная работа, в которой каждая деталь не случайна. Даже семерка на очертании экскаватора…

Мы обязательно напишем о тех самых фронтовых треугольниках Ивана Шендрика, попробуем прояснить его судьбу в рамках проекта «Возвращенные имена».

Кстати, своих детей Владимир Полешко назвал в честь родителей – Антоном и Верой. Оттого, наверное, на них возлагает особые надежды в написании истории семьи Полешко. В Озерном все еще стоит дом его родителей. На своей странице в соцсетях сын с грустью подписал это фото: «Снова продается». Говорит, что с женой хотели рвануть в Озерный. К тем огромным клубничным грядкам из детства, которые когда-то впечатлили его невесту Олю. Да нет воды на станции, солончак вылез. А значит, грядкам не быть. Вот и меняются хозяева у дома.

– А мы к аэродрому у станции Озерная все же съездим, – сообщили Владимиру Антоновичу.

– Это радует. Выходит, сработала моя «бомба». Тогда сразу в школу – там всё расскажут. Проезжаете мимо памятника Ленину… Очень уважаю жителей станции за то, что Ленина не убрали. Нет, я не коммунист. Просто считаю: раз человек этот однажды заслужил памятник, последующие поколения не вправе его убирать. И точка.