Легкомысленная секретарша Верочка из «Служебного романа», нищенка-интеллигентка Фима в «Небесах обетованных», веселая подружка-учительница Таня из «Иронии судьбы». Эти и другие роли Лии Ахеджаковой создали, как выяснилось, весьма обманчивый образ легкой, беззащитной маленькой женщины. Однако лично у меня за все 15 лет работы в «КН» такого сложного собеседника ещё не было.С железом в голосе
Билеты на спектакль «Персидская сирень», с которым московские артисты по приглашению облфилармонии приехали в Костанай, были распроданы чуть ли не за месяц до гастролей. Имя Ахеджаковой на афише сыграло в этом главную роль. А она, в свою очередь, вновь блеснула талантом замечательной трагикомической актрисы: на костанайской сцене буквально порхала маленькой птичкой в разноцветном оперении. Два дня аншлагов. Цветы охапками. Зритель аплодировал стоя.
Гостья отказывалась от любых встреч с журналистами. Мол, устала, проблемы со здоровьем и т.д. Но после второго спектакля все-таки сдалась. К разговору с артисткой были допущены только корреспонденты «КН» и «Алау». На всё про всё не больше 15 минут. «Хочу сразу предупредить, – настроил нас арт-директор актрисы. – Не спрашивать о личной жизни, о мужьях, не задавать никаких вопросов о судах...» От закулисных фотосъемок Ахеджакова наотрез отказалась, объясняя это тем, что после спектакля держать улыбку в кадре очень сложно. А вот от фото с акимом области Нуралы Садуакасовым, который лично провел её по залам филармонии, отказываться не стала. Наоборот, ещё и приглашала в кадр.
К нам, журналистам, народная артистка России вышла действительно подуставшей. Оно и понятно: свои 74 года она не скрывает, пусть и в комическом образе, но говорит об этом прямо со сцены. Однако за секунду до щелчка диктофона тут же собирается. Прямая спина, цепкий, тяжелый гипнотический взгляд. Длинные, почти по Станиславскому, паузы – обдумывала каждый ответ. Многоточие можно было ставить чуть ли не после каждого её слова. И голос, в отличие от сцены, на время интервью стал очень низким, никаких верхних нот. В общем, Ахеджакова в жизни – настоящая ЖЕЛЕЗНАЯ леди.
– Лия Меджидовна, в «Персидской сирени» письма – это как отдельные герои спектакля, разнохарактерные, со своим трагизмом. Но и в вашей жизни есть эпизод с письмом. Ещё будучи школьницей, вы, когда заболели ваши родители, написали письмо Сталину с просьбой помочь найти лекарства... Это правда?
– Да, это правда. И здесь шутить ни к чему. Всё было для меня очень серьезно – вопрос жизни и смерти.
– И Сталин ответил?
– Нет. Но прислали посылку с лекарствами, и мои папа с мамой были спасены. То есть передали письмо кому надо. Думаю, что до самого Сталина оно не дошло.
– Дело случая? Представить, что каждому школьнику в послевоенное время так могли помочь, невозможно.
– Думаю, что это удача улыбнулась. Редкость в нашей жизни.
– А какие самые яркие воспоминания о том времени, советском детстве?
– При чем здесь детство? Вы же сейчас на спектакле были. Вы чё? Мы же с вами не биографию пишем. А в спектакле письма от взрослых людей, от старых, одиноких. Это другое.
О другом – любви и одиночестве
– Любовь зрителей может спасти от одиночества артиста? Вы нередко сетуете на невостребованность в кино, в театре, когда были годы без единой роли. В это время любовь, признание зрителей душу грели?
– Большинство актеров это познают. Когда после востребованности, успеха приходит другое время – полное затишье, ни звонка. Можно из этого выскочить – хорошо. А можно и не выскочить так до конца жизни. Быть в бедности, в нищете, в болезни. Одиноко уходить из этого мира. Без материальной помощи, без поддержки близких, друзей. Всеми брошенной. Это страшное дело!
– «У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба». Эта фраза вашей героини из легендарного фильма Эльдара Рязанова «Гараж» стала для меня и, думаю, для многих в своем роде девизом жизни. А у вас есть такой девиз или принцип, которого вы придерживаетесь всё это время?
– Жизнь настолько сложная, что ходить по ней с девизами – это удел большевиков. Мол, все пути ведут к коммунизму! С девизом долго не продержишься, жизнь гораздо многослойнее, она непредсказуема. Так что у меня девиза нет. В отличие от моих героинь.
В «Персидской сирени» с Михаилом Жигаловым на костанайской сцене.
Другие фото со спектакля смотрите здесь >>
– Вам сейчас легче работать над ролью и разбирать её, что называется, по полочкам или в советское время было проще? Если белое, то это белое, а черное – это черное...
– Всё зависит от того, какой у меня режиссер. Если он бездарность, то нет разницы, что тогда, что сейчас. И его ни в чём не уговоришь. Потому что рядом с бездарностью всегда фанаберия (это кичливость, спесь, мелкое чванство. – Прим.авт.). Там же и апломб. А рядом с талантом всегда присутствует желание разбираться и неуверенность в своей правоте. Тогда мы, артисты, вместе с режиссером ищем. Это и раньше было, и сейчас так работаем над ролью. Мне чаще попадаются всё-таки хорошие режиссёры.
– А Рязанов – это ваш режиссер-удача?
– Эльдар – это мой большой друг (тут за всё время беседы мы удостоились единственной улыбки артистки. – Прим.авт.). А это очень многое значит. И потом я гораздо больше играла в театре. В кино на самом деле очень мало сыграла. Очень! Эльдар Александрович – это кино до мозга костей. Да, это дает популярность, узнаваемость. А театр – это накопление сил, творческого потенциала, раскрытие каких-то новых возможностей в профессии. Редко когда бывает так, что ты попадешь к Феллини, и он тебя раскроет раз и навсегда.
«Дюймовочкой не прожить – надо кусаться!»
– Цена успеха для вас насколько высока?
– Да никак. Я считаю, что у успеха нет цены. Во всяком случае, я его не оплачивала. Хотя есть люди, для которых это главное в жизни, то – ради чего, как они считают, стоит жить. Есть такие. Но я отношусь к другим. Как-то успех в моей жизни редко приходит, и иногда очень незаслуженно. А там, где должен быть, там его почему-то нет. Сам же знаешь, что цена этой роли, спектакля в миллион раз выше тех, что имеют невероятный успех. Те, кто создает театры и кино, очень хорошо знают почему. Есть коммерческая составляющая, которая дает Его Величество Успех. А иной раз глубокое, серьезное проникновение в материал не встречает у зрителя поддержки.
А что вы хотите? Гоголя освистали за «Ревизора», и он бежал из Александринки сломя голову. Так же и Чехов был освистан. Стравинского никогда не понимали, и только на старости лет, когда стало модно «понимать непонятное», наконец-то его приняли.
– Что дает возможность так перевоплощаться на сцене?
– А я и не перевоплощаюсь. На сцене такая, какая я есть. А как настраиваюсь, рассказывать не буду.
– Как уживаются два образа – такая хрупкая, беззащитная, почти хрустальная в кадре и в то же время такой жесткий, даже железный человек в жизни?
– Человек меняется, когда затрагиваются какие-то дорогие для него вещи, которые главные в его жизни. Звереет, ярится, и очень трудно себя сдерживать. Я лично всегда стараюсь сдерживаться. Но, когда узнаешь, что человека пытали, пытают и надо его защитить, такой Дюймовочкой не проживешь. Надо кусаться! Есть ситуации, в которых ну просто... Хорошо, оружия нет. Как себя ни смиряй, всё равно ярость затмевает.
– Часто идете на амбразуру? Так, чтобы не оглядываясь...
– Наверно, не так часто. Если часто будешь ходить, то и тебя расстреляют. Но случаи, когда мне приходилось доказывать что-то тем людям, которые всё равно ничего не понимает, и кроме насилия и коррупции, за ними нет ничего, были. С теми, кто применяет своеобразные методы унижения и оскорбления человеческого достоинства, говорить невозможно, бессмысленно. Можно только свою позицию высказать. Но к совести их взывать смешно.
– Лия Меджидовна, в какие моменты вы счастливый человек?
– Вы знаете, я, в принципе, не дура. Поэтому никогда себе не позволяю о каких-то, очень глубинных для меня, вещах говорить по ТВ или на страницах газет. Есть вещи, о которых можно и нужно говорить, а есть вещи, которые просто... проституция. Хотя наши актеры шоу-бизнеса приучили, что они даже о постели и сексе рассказывают запросто. Мол, так нужно, и это хорошо. Но люди разные, я придерживаюсь другого мнения.
– Знаю, вы – частый участник благотворительных акций.
– Когда друзья обращаются, то обязательно. Потому что благотворительность – это не какая-нибудь ерунда, а онкологические дети. Сейчас же много актрис взялось за это дело. Чулпан Хаматова, Ксюша Раппопорт. Сейчас есть такие болезни, при которых детишки долго прожить не могут. Это такой кошмар и ужас! При этом некоторые фонды не имеют огласки, нет пиара, а потому нет и финансового пополнения – вот они нуждаются в поддержке. Я всегда готова таким протянуть руку. Настоящие помощники, помогая, никогда не говорят об этом. Они знают, что Господь, простите за такие откровения, принимает, а что нет. Вообще после «Pussy Riot» стараюсь на эти темы не переходить. Ведь уходит способность творить благо, если об этом рассказывать. И не помогут никакие твои старания, если из этого делать себе имя... Спасибо за вопросы, мне пора отдыхать.
