Недавно в Костанае побывал известнейший российский музыкант Юрий Шишкин.
Заслуженный артист России, яркое явление в современном искусстве игры на баяне, мастер техники и музыкальной живописи, лауреат международных конкурсов, проходивших в Америке, Италии, Германии… Эпитеты, которыми характеризуют этого блестящего исполнителя, можно перечислять долго. А можно просто побывать раз на концерте и увидеть, как сливаются мастер и инструмент воедино и звучат…
Юрий Шишкин живет в Ростове-на-Дону, правда, дома бывает редко – концерты. В Костанае музыкант уже второй раз. В прошлый приезд в его программе была русская классика, ныне чувствовались в ней джазовые веяния - Бернстайн, Гершвин… Только представьте - Юрий исполнил его знаменитую «Rhapsody in Blue» на баяне!!! С этим удивительным музыкантом непременно захотелось поговорить, прикоснуться к его сложному и прекрасному внутреннему миру…
- Юрий Васильевич, пик ваших побед пришелся на молодой возраст. Испытание медными трубами далось вам тяжело или вы изначально относились к славе равнодушно?
- Да, конечно, все было непросто. С одной стороны, без амбиций, самолюбия невозможно победить – наверное, именно поэтому побеждать надо в молодом возрасте, до двадцати… Но последствия оказывают себя. Я потерял некоторых близких друзей… В этот момент важно, чтобы рядом был хороший наставник, который может направить и подсказать. Но главное - прийти к мысли, что это не ты достигаешь, что все, что в тебе есть, дает Господь. Нужно, значит, вернуть обратно, не хранить в себе, не дуться как лягушка. Место «Я» уже занято. Там Бог. Думаю, именно осознание божественной силы смогло излечить меня от этой болезни.
– Ваша игра… Просто невероятно! У меня было ощущение, что вы слились с инструментом воедино и звук идет сам собой, рождается ниоткуда. Сверхъестественное ощущение единого музыкального потока… Как это возможно?
– Спасибо. Значит, 10-12 часов ежедневных занятий не проходят впустую. Нет, это если есть возможность. Минимум я занимаюсь 5 часов в день. Семь-восемь – это уже дает удовлетворение. А 10-12 – наслаждение. Большое количество времени дает результат слияния. Баян становится не инструментом, но рупором души твоей. Нет никаких барьеров. Ты открыт, надо зажигать пространство. Его можно зажечь только одним, сердцем… Но в этот момент человек открыт и хрупок, уязвим очень. Поэтому не все могут раскрываться. И для этого нужен особый образ жизни. Взять человека, который заботится о здоровье. Он ведь не ест вредные продукты. А тут иная диета – должна соблюдаться экологическая чистота общения. Только тогда может сохраниться вот эта вибрация внутренняя сердечная, только тогда сохраняется канал, который соединяет тебя с небом. Сохранение его – это чудо необыкновенное, удел немногих людей. Поэтому я, наверное, не работаю преподавателем, не работаю в коллективах, стараюсь более быть в одиночестве. При этом я экстраверт, но одиночество, аккумулирование себя заставляет отшелушивать плевела и выбрасывать. И в тишине, темноте, где душа самопокоится при этой вибрации, музыка помогает все время, она возбуждает эти вибрации. Как струна, звенишь, звенишь. И стоит только раз в день не позаниматься, уже все, уже вибрация начинает меркнуть, тускнеть, уже не так бьется струна твоя… Вот только при таких условиях возможен рост. Не общаться с кем попало, не проводить время с кем попало. Занимать голову, душу. Делать не то, что хочется телу. Ты туда, внутрь обратись. Тело хочет многого, но на самом деле оно быстро привыкает к тому, чего хочется сердцу…
– Никак не могу забыть вас на сцене… Еще в преддверии первых звуков взгляд ваш становится отсутствующим, вас нет в этом мире. Где вы?
– Здесь много всего. Нужно охватить все слои многоэтажного здания концертной программы, уметь не подчиниться воле слушателей, негативной вибрации, перепрыгнуть через ментальность, идущую из зала. Они слушают тебя мозгом, а ты должен разбудить их душу, перебросить мостик через этот ментальный слой, поднырнуть под него. Самому не испугаться себя, своих вибраций, страха, волнения, удержать волю свою… Это все такие колоссальные вещи…
– Многоэтажного здания?..
– Сейчас объясню. Но прежде дам совет музыкантам – не стараться бегло играть. Не стараться изучать пьесу. Нужно вникнуть в одну фразу, в один мотив. Поиграйте хотя бы полчаса один мотив. Вы поймете, что вам понадобится многовариантность. Сыграть фразу как цыганский романс, как арию, как органную пьесу, как на блок-флейте. И когда вы начнете играть в многовариантности – начнёте погружаться внутрь мотива. Вы, может быть, увидите краски, которых не видели раньше, ощутите запахи, ощутите присутствие Бога. Потом вы из этого мира выйдете, окунетесь в другую фразу, другой мотив. Потом в третий. Потом начнете думать о том, как соединить эти миры… А впереди вас ждет еще более важный этап – погружение в одну ноту… Вначале нота будет как замочная скважина. Вы будете вглядываться в нее и видеть огромный мир. И чем больше погружаться вы будете в эту ноту, тем дальше окажетесь в мире. Вернее, вас он впустит в себя… И внутри ноты, как внутри мира, вы ощутите еще больше возможностей. И потом другая нота. И потом вновь будете думать, как их соединить… Из этого складывается нормальное исполнительство. Это слои, это многоэтажность игры. Ты должен быть одновременно и там, внутри одной ноты, и сверху всего этого города под названием «произведение». И видеть его, видеть другие пьесы из программы, распределять силы. Кто-то успевает бегать, нырять, метаться, кто-то держит по два-три слоя, кто-то держит сразу все. Это можно ощутить сразу. Берет музыкант первый аккорд – и в нем все здание. Это гениальное исполнение. Таким владел Рихтер…
– Сложно, наверное, в многовариантности сложить какой-то один образ… Не все ведь варианты используются…
– Ох, как они искушают! Если бы вы могли понять как музыкант, как это сложно – избрать необходимое. Нужно пожертвовать чем-то иным. Вообще жертва нужна в любом деле, в любом высочайшем деле, достижении. Большая жертва! И человек изначально должен быть готов к ней – только тогда можно достигнуть чего-то. Многие приносят в жертву семью, кто-то здоровье. История знает примеры, как великие философы приносили в жертву даже свою истину, чтобы спасти себя… Кто-то приносит в жертву любовь, кто-то приносит себя в жертву любви. Все это помогает продвинуться к цели, к которой ты идешь.
– А у вас какая жертва?
– У меня жертв много (смеется). Свободным временем жертвую, сном, общением с семьей, пьесами. Представьте, полюбить пьесу, отдать ей свою любовь, вызвать ее любовь к себе, а потом ею пожертвовать ради другой пьесы, представляете? Тут не вызвать бы ревность…
– Вы говорите о любви к пьесам, как о любви между мужчиной и женщиной…
– Это больше. Не все знают, что такое настоящая любовь, не все проникают в эти тонкие миры. Порой бывает, что ты в мире не можешь найти человека, который поймет, почувствует твои вибрации. А пьесы – они всесильны. Они сами тебя выбирают, они могут впустить тебя и не выпустить, ты можешь искать пьесу, а она не отдается тебе! Она не помещается в твою душу, ты не можешь ее раскусить и понять… И тут ты жертвуешь другими пьесами, забываешь, сдаешь их в архив, освобождаешь у себя в душе все ради неё одной. У тебя пространство маленькое в душе. Эта пьеса больше, чем оно, и ты освобождаешь всё, что можно, все карманы твоей души, чтобы она поместилась. Но поместится ли она?.. Ведь жертва может быть напрасной…
– С эдаким огромным миром, который вы в себе несёте, какой интерес приезжать вам в город вроде нашего? Костанай – небольшой город, немного народу, который может оценить…
– Две причины. И обе простые. Я еду не в город. Если не будет городов и не будет сел, я буду ездить в лес играть. Мне важно отдавать. Поэтому не географические вещи интересуют. И в Костанай еду, зная, что я не просто отдам, а что здесь вырастет отданное мной. Попадет в самую душу. Я уже это ощутил. Даже если я этого бы не знал – я в любой город еду с желанием отдать и пообщаться с душами людей. Мне очень хотелось бы, чтобы во время исполнения я забирал бы души людей и отдавал их обратно изменившимися, приобщенными к красоте какой-то… К тому, что я делаю. Это огромная ответственность. Прежде всего, ты сам должен находиться в соединении с красотой, неиспорченным, не испачканным в чем-то…
А второе – я склонен верить, что Господь ведет мои стопы. Бывает, сам задумываюсь: куда меня несет? К оленеводам, на Кавказ в горы… Куда? Зачем мне эти горы? Я могу избрать. Могу сказать, что не поеду в Китай. Но что-то в душе толкает. В результате приезжаю, гляжу – огромная афиша, там не только я, не сольный концерт, но и концерт, в котором еще два человека и оркестр. Как так? И здесь можно было бы возмутиться, отказаться, но… Я ведь привез музыку. Мне объясняют – если с оркестром сыграете, это даст детям новые аккордеоны, придёт начальник управления культуры, они могут получить новые аккордеоны. И тот подарил им аккордеоны, да ещё взял в поездки по стране. А если бы я сказал нет?
– Уже не первый раз подмечаю, что истинно музыкальные люди почему-то рано или поздно приходят к Богу. Это связано? Вы пришли к Богу благодаря музыке или наоборот?
– Скажем так, не все исполнители – музыканты. В ответе на этот вопрос очень важно твоё отношение к музыке. Кем ты являешься для неё и кем она является для тебя? Рыцарь ты её или ты её используешь? Для своих достижений, для выгоды… Ответ на этот вопрос определяет путь. Когда ты ищешь выгоды – он горизонтальный, предсказуемый. Гонорары растут, программа практически не меняется. Эмоциями на сцене спекулируешь… А есть путь вертикальный. Ты для самой музыки. Ты отвергаешь себя самого, ты движешься для достижения истины в музыке. Ведь ты сливаешься с музыкой, чтобы проникнуть в сердце человека, задать главные вопросы... Могут не услышать все, но ты способен что-то сказать. И этот путь неизбежно тебя приведёт к Богу. Поэтому тут сложно сказать, с помощью музыки я пришёл или Бог привёл меня… Тут вопрос отношения к делу, которому служишь. Одно из моих правил – делать все с радостью. Когда радость от созданного есть, ты находишься в гармонии со своей душой. Это главное. Ведь если не в ладу с делом, которому служишь, оно начинает убивать тебя…
– Сегодня много говорят о молодом поколении, которое растёт бездуховным, которое растлевает Интернет, поп-культура. Что вы об этом думаете?
– А когда поколение было другим? Другое дело, что с нами творят страшные вещи сейчас. Схоже с тем, что творилось после революции 1917 года, но тогда ещё похуже, пострашнее было. Я склонен верить, что сейчас обостряется борьба хорошего и плохого. Обостряется с неимоверной силой. Зло всегда конечно, поэтому оно изобретает всё новые способы, как удержаться, как выжить. А добро не имеет конца. Оно бесконечно, уходит во вселенную. Но в мире между ними необходимо сохранить равновесие. Поэтому от каждого, кто делает хорошие вещи, многое требуется. А как понять, делаешь ты хорошие вещи или нет? Ответ простой: между тем, что ты делаешь, и собой поставь Бога. Тогда будет ясно, хорошее это дело или нет. И вот от таких людей, у которых между ними и их делом стоит Бог, требуется сегодня гораздо больше. Просто наслаждение своим творчеством, собой как отшельником уже не работает. Это работает против добра самого. Требуется отдача. Идти в мир и отдавать. Сейчас спрос огромный на хорошее, борьба обостряется. И я с радостью принимаю сторону добра, этот вектор со знаком плюс…
