Она жила девять лет, умирала два месяца. Кто виноват в том, что Лера Каретникова ушла из жизни так скоропостижно?
Реанимация
«Привет, мама и папа! Я уже без трубочки, разговариваю, но только плохо, я вас люблю, передавайте всем большой привет, я сама дышу, у меня все получается…»
«Я вас очень люблю. Можно мне кефиру?»
«Я вас очень люблю…»
Эти короткие записки она передавала родителям из реанимации. Девочке было очень больно и страшно, ей хотелось домой, ей хотелось к маме с папой. Но слово «нельзя» не оставляло Леру весь последний месяц ее жизни. Нельзя кефир, нельзя пирожок с творогом и прочую нехитрую снедь. Нельзя ничего из еды – жесткая диета… Большую часть времени Лера не то что есть, дышать самостоятельно не могла…
…Про Леру Каретникову «КН» уже писали в прошлом году. Тогда девочка была еще жива, ей собирали деньги для того, чтобы отправить на лечение в Москву. Диагноз: рак, лимфома. На призыв откликнулись очень многие. Мама Леры Светлана говорит, что шли и пенсионеры, и знакомые, и незнакомые… Родители уже были готовы повезти ребенка в Москву, списались и созвонились с директором НИИ детской гематологии МЗ РФ, член-корреспондентом РАМН, д.м.н., профессором Еленой Самочатовой… Но не успели. Организм девочки не справился. Практически весь месяц она провела в реанимации. Плюс до того, как Лера попала в областную больницу, где ей поставили верный диагноз, она уже месяц получала лечение в Лисаковской поликлинике и больнице. Только диагнозы там были другие…
ОРЗ, фарингит, глисты…
– Мамочка, меня опять на операцию? – устало и безнадежно спросила она уже в областной больнице. Это было перед тем, как она последний раз переступила порог привычной жизни, заполненной любимыми мамой, папой и сестрой, подругами, школой, мягкими игрушками в уютной комнате…
Светлана Каретникова рассказывает историю болезни Леры негромким голосом, монотонно даже. Иногда прерывается на то, чтобы проглотить подступившие слезы. Настоящее горе не кричит и не буйствует, оно завладевает человеком полностью и без остатка. От того рассказ еще сильнее бьет в сердце – сколько же пришлось перенести девятилетнему ребенку…
– 26 октября 2011 года у Леры заболел живот, ее тошнило, рвало. Пошли в больницу. Поставили нам предположительный диагноз – глисты, отправили на обследование. Пройти УЗИ не удалось – в детском отделении врач был в отпуске, в частной клинике «Мирас» в обследовании отказали, отказал и врач-узист поликлиники. Удалось посмотреть ее только на стареньком аппарате. Диагноз поставили традиционный – дискинезия желчевыводящих путей, желчного пузыря. Назначили лечение. Но лучше не становилось. Две недели мы ходили в поликлинику, за это время какие только диагнозы в карточке не появились: панкреатит, ОРЗ, фарингит… Наконец больничный закрыли, но лучше Лерочке не становилось –температура так и держалась. 9 ноября я привела дочь к хирургу. Заведующая хирургическим отделением Жанар Мирманова поставила девочке диагноз – аппендикулярный инфильтрат, положила на операцию. Я упросила разрешить мне быть рядом с дочерью. Утром 12-го звонит мне старшая дочь, которая оставалась ночевать с Лерой, пока я была на смене. Говорит: «Мама, Лере плохо совсем, приходи быстрее». Прибежала. Девочку всю ночь рвало, живот вздут... Я скорей к хирургу, он посмотрел, и тут же Леру на операцию отправили…
Светлана говорит, что когда брюшную полость вскрыли, оказалось, что причина недомогания совсем в другом – у Леры была инвагинация (непроходимость) тонкого кишечника. Участок с непроходимостью удалили. Еще неделю Лера провела в больнице, но лучше ей не становилось, отток жидкости из брюшной полости не уменьшался… 25 ноября, когда отток жидкости резко увеличился, поднялась температура, врачи Лисаковской городской больницы связались с отделением хирургии в областной детской. Уже туда девочку привезли с тяжелым перитонитом, сразу же определили в реанимацию, сделали санацию (промывание) брюшной полости. И здесь поставили диагноз. Но состояние Леры не позволяло даже начинать химиотерапию. А уж о том, чтобы перевезти девочку в Москву, и речи не могло быть. Родители надеялись до последнего. Но 21 декабря Лера Каретникова умерла.
– Знаете, не могу простить себе дурацкой нашей какой-то интеллигентности, – говорит Светлана. – Бывает же так – лишний раз боишься подойти, настоять, попросить, входишь в положение людей, понимаешь, что работы у них много. Но если бы мы сразу начали активно действовать, если бы сразу прошли полное обследование… Все могло бы быть иначе. Ведь я лично разговаривала с профессором Самочатовой, она говорила, что надежда есть, что они в Москве лечат лимфому, и часто успешно. Если бы мы только узнали о болезни раньше…
Мы тоже задались вопросом: а почему же Леру не отправили на обследование сразу, почему не выявили заболевание?! И обратились в Лисаковскую городскую больницу и поликлинику…
Место для настороженности
Заведующая хирургическим отделением Лисаковской городской больницы Жанар Мирманова говорила о Лере Каретниковой с грустью и сожалением. Но виноватой себя не считает:
– Аппендикулярный инфильтрат (одна из форм аппендицита) у девочки действительно был. С перитонитом. И анастамоз (удаление участка непроходимости на тонком кишечнике) я сделала верно, созванивалась с хирургами из областной больницы. Что касается лимфомы, ее же не видно невооруженным глазом. И, как положено, взяли гистологию. Конечно, непроходимость тонкого кишечника характерна для детей до года, но мы обследовали девочку, подозревали туберкулез… Понимаете, у нее агрессивная форма лимфомы была, она быстротечная. Свой этап я отработала, мне очень жаль, поверьте. Все, что от меня зависело, я сделала для этой девочки…
Об ошибке не говорит и главный внештатный детский хирург Игорь Белобржицкий. В его официальном ответе через управление здравоохранения значится, что самым достоверным результатом для постановки диагноза является результат патоморфологического исследования удаленных тканей кишечника, который нужно ждать до 10-15 дней. После чего требуется консультация онколога.
В личной беседе Игорь Всеволодович тоже не стал обвинять коллег из Лисаковской больницы. Сказал, что, как правило, дети с плановыми операциями поступают к ним. Но здесь был экстренный случай – девочку пришлось оперировать на месте. Правда, и в официальном его ответе, и в неофициальном значилось: «Настороженность врача должна иметь место всегда»…
О настороженности говорит и заместитель главного врача областного онкологического диспансера Мурат Бадыров. По его словам, диагностика у лимфомы сложная, так просто ее не выявить, диагноз можно поставить только по результату вышеозначенного патоморфологического исследования. Но если у ребенка увеличены лимфоузлы, если через неделю после лечения не наступает положительной динамики, то необходимо направить пациента на подробное обследование, в том числе и в онкодиспансер…
На этой ноте можно было бы и закончить. Дескать, уважаемые врачи и родители, будьте бдительны, и чуть что – сразу идите обследуйтесь. Но! Есть в этой истории еще два момента, которые заставили насторожиться уже меня…
Честь мундира
– А вы докажите! – сказала главный врач Лисаковской городской больницы в ответ на мой вопрос, почему к девочке не подошли ночью, когда ей было плохо.
Странный ответ, правда? Вообще, наше взаимодействие с Екатериной Слободенюк протекало весьма непонятно. Так вышло, что в тот день, когда мы были в Лисаковске, главного врача в больнице не оказалось, она уезжала на совещание. Созвонились после. В первом телефонном разговоре Екатерина Борисовна выслушала описание ситуации, попросила меня перезвонить на следующий день. Однако потом говорить со мной … отказалась! «Я же не вижу ваших глаз, как я могу с вами говорить? Вы потом напишете что попало. Это хвалебные материалы по телефону можно…» Отправились в Лисаковск еще раз. Однако, даже поглядев в мои глаза, Екатерина Слободенюк отношения к журналистам вообще и ко мне в частности, видимо, не изменила. К вопросам моим отнеслась настороженно, искала подвох и всячески защищала честь мундира. С Жанар Мирмановой, к примеру, мы разговаривали в присутствии главврача и даже более того – под ее контролем. Я: «Если врач считает, что вопрос некорректный, значит, не ответит». Екатерина Борисовна: «Значит, не отвечай!» (Жанар Мирмановой адресовано)…
Не сложился у нас диалог и с заместителем главного врача поликлиники. Я пыталась выяснить, отчего же девочке сразу не назначили полное обследование и отказали в УЗИ, Мариям Мухамеджанова же вообще отказалась давать любую информацию. Сослалась на статью 195, которая запрещает разглашать информацию о болезнях пациентов. Правда, так и не ответила, какая статья запрещает назвать количество аппаратов УЗИ в поликлинике… Интересно, о каком запрете разглашения болезни может идти речь, когда карточка Леры на руках у Светланы Каретниковой?..
Казалось бы, начальников можно понять. Каждый по-своему защищает честь мундира. Только непонятно, что же все-таки главнее должно быть для врача? Честь мундира или жизнь пациента? Ведь из непростой ситуации нужно, прежде всего, извлекать уроки. Чтобы еще раз не повторилось подобное. Чтобы в будущем понятие «врачебная настороженность» направлялось не против журналистов, а работало во благо больного…
P.S. Деньги, которые жители области собрали на лечение Валерии Каретниковой, ее родители передали в проект «Жизнь на ладони». Они пошли на пользу другому ребенку, Эльмире Айтмухамед – ей делали в Екатеринбурге операцию, чтобы вернуть зрение.
Мария ШИЛО
Фото Константина ВИШНИЧЕНКО
