Ехать в аул Коктал, что находится в самом дальнем углу Аулиекольского района, можно с запада Наурзумья, с севера Кушмуруна, с востока Карасуского района. И по любому этому направлению вы окажетесь на месте назначения – в старом поселении у изгиба глубочайшей и узкой как нож речки Теректы. Я делал это множество раз. Но исключительно днем. |
Не рассчитав время, ночью же я попал в какой-то Город Зеро. Есть такой фильм Карена Шахназарова. Отправившись в командировку, герой фильма неожиданно попадет в фантастический город. Он очень похож на наш мир, только скрытая абсурдность повседневной жизни здесь стала явной. Город Зеро открывает герою одну тайну за другой, и вернуться в привычную реальность становится все труднее…
Как раз моя ситуация. Я видел огоньки Коктала, но подобраться к нему не мог. Низкие тучи плотными жалюзи закрыли Луну и звезды. Свет фар вырывал из темноты то бурую траву, то сумасшедше горящие глаза зайцев и лис. Потом я наткнулся на траншею. Привычная логика подсказывала, что через нее либо есть переезд, либо она вот-вот кончится, открыв мне нужное направление. Проехав вдоль нее с километр и потеряв огни аула, я понял, что черный шрам на земле уводит меня в никуда. Я резко повернул от него и вскоре попал на… асфальт. Не просто дорожное полотно, а асфальтированную улицу, вдоль которой рос кустарник и угадывались редкие очертания стен. Оставив включенными фары, я вышел наружу. Белая сова села в полосу автомобильного света. Пару минут мы смотрели друг на друга, точно пытаясь найти общий язык. И тут до меня дошло – да я же на территории бывшей центральной усадьбы совхоза «Овцевод»!
Последний раз я заезжал сюда лет 15 назад. Тогда руины еще имели очертания двухэтажной школы, жилья, клуба… Сейчас – какие-то могильные кучи. Так выглядит давно заброшенное кладбище. Даже, кажется, тявкнула в его глубине собака. Не собака ли уж Баскервилей?
"Овцевод" строили в 80-х годах, когда, казалось бы, уже давно все построено. Новое хозяйство мыслилось плановой экономикой как центр интенсивного овцеводства. Аулы Коктал и Карагансай должны были стать отделениями этого совхоза. Места тут чудные. Еще бы – проведи гигантским циркулем круг вокруг него, так окажется, что выпасов и заливных лугов еще наберется на десятки тысяч овец. Лежащий в 20 км совхоз «Сулукольский», являвшийся с тридцатых годов научно-практической базой отрасли, для «чистого» производства становился тесен. «Овцевод» возглавлял и энергично строил мой старый друг Газиз Сулейманов, подтягивавший с помощью друзей из Москвы элитные стройматериалы.
Потом все кончилось. Исчезли люди, название, планы. Народ переместился в Коктал, расположившийся всего-то в пяти-шести км от возвышенности, на которой маячил когда-то «Овцевод». С Сартаем Каратаевым, главой местного сельского округа, мы много раз пили чай в его коктальском доме. Аул крепок: здесь больше полутораста дворов, скирды сена и наличие большого количества скота говорят, что народ не бедствует. О бывшем «Овцеводе» мы, кажется, в беседах не упоминали.
…Поскольку ночного задушевного разговора с нахохлившейся совой не вышло, я, воодушевленный тем, что нашел точку опоры в данном географическом квадрате, уверенно поплыл из города Зеро в земную реальность. Хотя вопросы остались.
На следующий день я вернулся туда, где плутал ночью. Асфальтовые улицы (ставь возле них дома и живи!) вывели меня к дому с заколоченными окнами, который, однако, судя по бельевой веревке и бидонам с водой у покосившегося крылечка, был обитаем. В пределах видимости от него угадывались жерди загона для скота. Уже вечерело, и в оранжевом солнце подтягивающиеся к загону коровы и овцы выглядели чуть-чуть фантастично. Степь же, неоглядная, с затяжными холмами, походила на пейзаж, который приходит на ум художникам, когда они рисуют планету Марс.
– Ассалаумагалейкум! – вдруг раздалось у меня за спиной. Брат по разуму приветливо улыбался. Планета Марс в местном исполнении вдруг ожила, стала близкой, понятной, но и не менее удивительной. Она обитаема!
40-летний Амантай Абдибеков вовсе не похож на Робинзона Крузо, хотя, по сути, живет вместе со своей женой на острове. В белой курточке, с комсомольской улыбкой, которой пестрели советские плакаты с лозунгом «Молодежь – на фермы!» Вместе с тем, например, у меня не повернулся язык спросить, как они тут выживают зимой – и в цивильные-то времена после метели без бульдозера не пройти, не проехать. В просторном чистом доме, на веранде которого сушится картошка (тот, что с заколоченными окнами, хозяйственная времянка), мы пьем чай и рассуждаем о жизни вдали. Четвертый собеседник – Сергей Мартышев, молодой электрик, обслуживающий в этих степях какой-то электрический узел, тоже лет шесть как на этом острове у Амантая.
– Когда было туго, сено косил, возил по деревням, – рассказывает хозяин. – Денег у людей не было, ну и отдавали кто чем – теленком, овцой. В итоге нынче у нас 70 дойных коров, есть 200 гектаров зерновых, здорово поддерживают лиманные сеноугодья.
– А не страшно тут-то? Звери, ветра, холода, одиночество...
– Да какое одиночество? Тут интересно, как на спортивной дистанции – кто кого: жизнь тебя или ты ее. Сажаем картошку, морковь, зелень. Это для себя. Варим творог, 15-литровым сепаратором отбиваем сметану, делаем масло – у нас же 400 литров молока каждый день выходит. За пару недель две морозильные камеры набиваем этим добром, а потом везем в Костанай. На углу не стоим – все сметает один наш молочный партнер. Отец в городе, он на бусике приезжает. Если не может, то тогда я на «Ниве».
– А с водой как? Я гляжу, старый-то трубопровод, который качал воду из речки в безводный «Овцевод», до основания уничтожен.
– А мы колодец выкопали – вода была солоноватая, но вставили еще пару колец, и на глубине 18 метров вода ничего даже. Чай нормальный? Ну вот!
Мне нравятся люди, которые умеют выстоять в сложных жизненных обстоятельствах. Амантай и его жена не открывали передо мной душу, но мне кажется, что они скучают по своим троим детишкам, старший из которых учится в колледже, а младший только во втором классе. Видятся наездами. «Мне жалко бросать это место, – говорит Амантай. – Здесь же не только я, жена и Сережа Мартышев. Приезжают люди, устраиваются, пасут скот, доят коров».
Я вышел наружу. Наталья Литвинова несла полные ведра молока. Ее друг по ремеслу торопился загнать овец. Пастух ковбойского вида урезонивал горячего жеребца. Большего об этих людях я не знаю ничего. Кто они, откуда, какой волной прибило их к этому покинутому основным населением берегу, мне невдомек. Главное, что они не чувствуют себя обделенными и одинокими. Мне так показалось.
Прощай, город Зеро!