Почти год в областном наркодиспансере работает сайт по метадоновой программе. Этой заместительной терапии в Казахстане уже пять лет. Но споры о ее пользе или вреде не утихают...
Лекарство или яд?
В Павлодарском центре по профилактике и лечению зависимых заболеваний медсестра выдает через окошко молодому человеку пластиковый стаканчик. В нем жидкость, похожая на воду. Парень выпивает, расписывается в журнале регистрации и уходит. Домой или на работу. И так каждый день. Жидкость – это метадон, наркотическое вещество, относящееся к опиоидам.
И это все легально, спросите вы? Абсолютно. Такой пункт выдачи препарата при опиоидной заместительной терапии называется сайтом. Впервые он появился в Павлодаре и Караганде пять лет назад. В Костанае только в конце прошлого года. Что такое опиоидная заместительная терапия? Это назначение пациенту суточной дозировки метадона под контролем врача. Метадон – тот же наркотик, но менее токсичный, чем героин. Получается, опиоид заменяется опиоидом? Но разве можно лечить наркозависимость наркотиками? Тут дело не в лечении, а в облегчении жизни человека, давно употребляющего героин.
Министерство здравоохранения включило опиоидную заместительную терапию в список приоритетных программ «Саламатты ?аза?стан». Сегодня идет процедура регистрации метадона в республике. Решается проблема его производства на базе шымкентского фармзавода. А споры меж тем все идут. В России, к примеру, к метадоновой терапии негативное отношение – мол, она посадит общество на иглу.
– Любое вещество, а тем более химическое, может быть как лекарством, так и ядом,– считает главный врач Костанайского областного наркодиспансера Владимир Михайленко. – Если суперантибиотиком будем лечить облысение, эффекта не добьемся, а препарат дискредитируем. Есть наркопотребители, которые перешли точку невозврата. То есть они настолько зависимы от наркотика, что традиционные методы лечения уже не помогают. А если он еще и ВИЧ-инфицированный? По статистике, каждый наркопотребитель вовлекает в свои сети немало людей. И если мы снимем его с иглы, а метадон принимается внутрь в виде сиропа, то наркозависимый перестанет быть угрозой для общества. Судите сами: ему в сутки надо сто долларов, чтобы купить три дозы героина. Где он возьмет такие деньги, если не работает? Украдет, убьет, но дозу получит. А если метадон ему дают, отпадает потребность искать деньги, становится меньше преступлений. Чем не благо? Это первое. Второе – метадоновая терапия препятствует распространению ВИЧ-инфекции. Он же не в вакууме живет – в доме, подъезде! И третье, многие из них возвращаются в семьи, налаживают отношения с родными. Так что положительных моментов больше.
В этом уверены и костанайские специалисты областного Центра СПИД.
Шанс на будущее
Павлодарский областной центр по профилактике и лечению зависимых заболеваний. Перед нами семь ребят и две девушки. У них хороший цвет лица, они опрятно и модно одеты. Никогда бы не подумала, что они наркопотребители с большим стажем, причем половина из них ВИЧ-инфицированные. Разговор получился искренним. К примеру, Света семь лет сидела на героине, семь раз лежала в больнице и семь раз возвращалась к героину. Ей было 18, когда она вышла замуж. Хорошая девочка из хорошей семьи. Когда родился сын, узнала, что муж наркоман, тщательно скрывавший свою зависимость. Сначала Света вытаскивала его отовсюду, потом надоело. И чтобы отомстить ему, взяла шприц – пусть , мол, почувствует. Да только муж заявил, что с наркоманкой жить не будет, и ушел из семьи. А Света пустилась во все тяжкие.
– Мне тогда казалось, что героин – решение всех моих проблем, – признается девушка. – Никаких чувств, только тяга уколоться. Думала, хоть бы поскорее умереть. И вот два года я принимаю метадон. У меня появились планы. Мечты. Мой сын пошел в школу, и я рядом. Теперь у меня есть будущее.
Максима на наркотики подсадили друзья лет двадцать назад. В 90-е он жил богато. Дом, машина, деньги… Все это спустил на наркотики, лишился семьи. Сейчас общается с сыном, налаживает отношения с бывшей женой, копит деньги на поездку в Европу и мечтает отказаться от наркотиков совсем. Аслан в прошлом боксер. Но, сев на наркотики, потерял не только здоровье. Годами воровал, сидел, и не раз. Сейчас не ворует, устроился на работу. Георгий в программе четыре года. «И за это время самое главное, чего я достиг, – мои родители стали жить для себя». Артем 15 лет сидел на героине, много раз попадался на кражах, был судим.
– Ломку физически можно перетерпеть, – говорит он, – а психологически очень сложно. Я в программе полтора года, порвал со старыми связями. Родные стали относиться теплее, начали доверять. У меня появилась девушка.
– А желания вновь взяться за шприц с героином не возникает? – интересуюсь.
– Нет, – отвечают ребята. – Если сорвемся, в проект обратно не возьмут. Мы дорожим тем, чего достигли.
По словам врача-нарколога Павлодарского центра по профилактике и лечению зависимых заболеваний Жании Сексеновой, сорвавшиеся есть. Но их меньше, чем желающих принимать метадон.
Шире сознание
В проект берут только тех, кто считается законченным наркопотребителем – свыше пяти лет употреблял наркотики и два-три раза безуспешно лечился.
– Для них – это единственный шанс вернуться в социум, – уверена Жания Сексенова. – Метадоновой терапией я занимаюсь пять лет. Она не новая – в США введена с 1960 года. В чем суть терапии? Концентрация героина в крови снижается уже через полтора часа и организм требует дозу, а у метадона период полураспада составляет 24-36 часов, что позволяет наркопотребителю на метадоне чувствовать себя комфортно. Если он захочет выйти из зависимости, мы постепенно снижаем дозу метадона, сводя ее к нулю. Есть люди, которые таким образом отказались от наркотиков.
Метадон не дает кайфа, как обычные наркотики, он лишь снимает абстинентный синдром. Этот момент подчеркивает Владимир Михайленко.
– У наркопотребителя сознание сужено: найти деньги и уколоться, – поясняет он, – а если снять эту проблему, начинает думать о семье, работе. Сознание расширяется, и кое-кто готов вообще выйти из наркотической среды. Такие примеры есть и при небольшом (2-3 года) стаже употребления наркотиков. Но в Казахстане именно такая практика пока не используется.
