Александр Петрович Моисеев – отшельник, который живет на своем острове и знает секрет счастливой жизни.
Главное, ЦСКА впереди
Об Александре Моисееве мне рассказала коллега Мария Шило. Она была в Наурзуме, где узнала о человеке, который снимает фильмы про животных. Всю дорогу я проспал и проснулся, когда мы приехали в Караменды. Двухэтажный дом с глухими окнами, заложенными кирпичом (консервация), высокая телевышка и баннер о 80-летии Наурзумского заповедника – вот что я увидел со сна.
Я подумал, что надо успеть вернуться домой к восьми вечера и посмотреть матч «Зенит» – «ЦСКА». Часы показывали 11.45 утра, когда мы вошли в необжитый двор частного дома.
В углу стоял мотоцикл «Минск» с термометром и электронными часами на приборном щитке (прикрученными проволокой). Этот мотоцикл с самодельной люлькой и широкими колесами от «Москвича» был прикован к забору, как лодка, массивной цепью.
– Здравствуйте, проходите в дом, – пригласил Александр Петрович с едва заметным малорусским говором.
Александр Петрович выглядел так, будто только поднялся из эстакадной ямы. Такая необъяснимая опрятная неряшливость. («Сейчас посмотрю фильм, побеседую с полчаса, а вечером «ЦСКА» победит и гол забьет Цубер», – подумал я).
– Добрый день. Про что ваш фильм, который вы снимаете?
– Я, как акын, – что вижу, о том и пою.
(«А Цубер-то может и не выйдет на этот матч», – с унынием подумал я, проходя в дом). Здесь оказалась жилой лишь одна комната. Мы вошли в эту комнату, и вдруг на голову Александру Петровичу сел скворец.
Скворушка
– Это Скворушка – хотя он и сам может сказать. Обычно вечером сядет и болтает себе. Пытается повторять за мной или что по телевизору услышит. Скворец ведь известный пересмешник. Просто это самочка, у них в гортани мышцы слабые, поэтому она невнятно говорит. Но я понимаю…
Я огляделся по сторонам. Центральное место в комнате с известковыми стенами занимает большая самодельная печь, справа от нее стол-верстак, окно, клетка со слепым щеглом и старая кошка, она тут же ушла. Напротив окна телевизор с включенным телеканалом «Звезда». Под потолком горит голая лампочка и перекинута доска с провизией. Еще был барометр, на крышке которого возвышался сухой сталагмит. Его, кажется, воздвиг Скворушка. Вся эта комната-мастерская-склад состояла из хаоса крупных и мелких вещей. Такой упорядоченный хаос я видел в лагере археологов.
– Скворушка, наверное, спасает от мух… – оглядевшись, спросил я.
– Скворцы – мухоловы неважные. Если он сидит на форточке и мухи пролезают сквозь сетку – склевывает. Но если они прошли – тогда дела идут хуже. Я встаю в три часа и начинаю работать. Включаю компьютер, а у меня экран сенсорный. Он, бывает, как клюнет дрозофилу, и у меня в панели задач что-то переключается.
– Вы так поздно встаете?
– В три часа – поздно?
– Три часа – это ночи!?
– …
– Когда же вы ложитесь спать?
– В девять вечера. Так уж сложилось. Летом рано светает, минут за 20 доезжаешь до гнезда. Как-то хотел с совой поработать, но она, выходит, раньше встает, не получилось…
Александр Петрович развел руками, улыбнулся и закурил сигарету.
Перезагрузка
Я еще раз огляделся по сторонам.
– А что за компьютер с сенсорным экраном, который клюет Скворушка?
– Ах да, фильмы.
Александр Петрович куда-то ушел и вернулся с моноблочным ПК Dell. Экран разрешением 1920x1080 пикселей, процессор Intel Core i7-2600S, 8 ГБ оперативной памяти и 2 терабайта жесткий диск. 1500 долларов.
Что-то произошло. В голове не укладывался скворец, доска с провизией под потолком (от крыс), сталагмит и столь необычный в такой обстановке франт Dell. Моя система ожидала перезагрузки. («Цубер забьет… ools Lite v4.47.1.0337 RePack by», – должно быть подумал я.)
– А что за картинка у вас на рабочем столе?
– Это вулкан Олимп на Марсе.
– Вы увлекаетесь астрономией?
– Увлекаюсь фантастикой. Как в восемь лет, так и поныне.
– Что-то книг не видно.
Александр Петрович подошел к кровати (она стоит под полкой с телевизором) и показал электронную книгу.
– Сейчас я перечитываю Николая Задорнова (история первопроходцев Дальнего Востока. – Прим. ред.).
– …А в какой программе вы монтируете свои фильмы?
– Пробовал несколько: Sony Vegas, Adobe Premiere, но они сложные. Мне, допустим, просто осветлить, а там огромный выбор опций. Я даже терминологию не знаю. Поэтому я остановился на Corel. Но не тянет, зараза (комп. – Прим. ред.), монтировать в HD. Приходится ужимать в MPEG 4. Впрочем, качество тоже ничего.
– …. Александр Петрович, в каком году вы родились?
– В 1941, 5 ноября.
(…Warning: file_put… only 258048 of 299197 bytes written, possibly out of free disk space).
– За два дня до парада на Красной площади… – кажется, сказал я.
О фолиантах
– У меня отец всю войну занимался ленд-лизом. Гонял грузовики из Находки на Колыму. Из Персидского залива, через Иран возил грузы. Он был водителем. Привез американскую куртку из толстой кожи. И уже он умер давно, а в 70-е годы куртка все еще пахла американским одеколоном… Они, водители, грязные пятна им оттирали.
Отшельник Александр Петрович, кажется, привык к нам. И скворец, который сидел у него на голове, улетел на форточку. Потом мы узнали, что так он реагирует на неожиданности. Садится на голову, а когда понимает, что все спокойно, продолжает свои прерванные дела. В этот раз он клевал сухарь.
– Сохранилась куртка?
– Увы, нет. У меня мало чего сохранилось. Бурная жизнь, переезды, пожары. У меня три хороших библиотеки было. Такие книги, сейчас таких и не сыщешь, – Александр Петрович сделал рукой характерный жест гурмана в ресторане.
– Дневники Колумба с папиросным прокладом. Их даже не перелистываешь, а перекладываешь страницы…
Биография
От печи идет тепло, Александр Моисеев наливает крепкий чай из походной турки и закуривает.
– Как вы оказались в Наурзуме?
– Если с самого начала… Мой дед из Полтавы переселился на эту землю в 1905 году. Я родился в Зуевке. Хотел бы туда попасть перед смертью… Брат отговаривает. Говорит, что разочаруюсь. Первый раз попал сюда во втором классе. В 1952 году с отцом – он меня взял в рейс, в Тургай. Тут мы ночевали. И я вышел утром – лес, волшебные пейзажи… Потом в 59-м году сюда попал уже в отряде экспедиции. Я просто таскал рейку за взрослыми и смотрел по сторонам. Очень мне здесь нравилось. Но мне хотелось и путешествий – после полевого сезона уехал в Мурманск. Пытался полярником стать. Климат – очень не понравился климат. Там за год семь солнечных дней было. Для казахстанца – это смерть. И я вернулся, в составе экспедиции изучал здесь эталоны озер. Испарения, транспирация, съемки, водный баланс... Четыре года, а потом Мангышлак, низовья Чу. Там система рек шириной около 20 километров. А по пойме разбросаны заросли, кабаны, фазаны, коты камышовые…
Александр Петрович повторил жест гурмана.
– В это время списался с Кимом Ёлкиным, инженером охраны Наурзумского заповедника. Он пригласил меня на работу, так как я оказался единственным специалистом по транспирации тростника. Сбежал, было много бумаг и мало живой природы. В заповеднике Кургальджино меня взяли таксидермистом. А получил вновь пригласительное письмо и остался здесь, в Наурзуме. Уже на всю жизнь.
Александр Петрович закуривает сигарету.
– Что же вы так часто курите? Уже пятую за час. Ого, уже час?
– Фильм, – напомнил натуралист.
Сурки
Я испытал культурный шок. Я видел видеокамеру разрешением 740х240, но отказываюсь верить, что этой мыльницей можно так снять гнездо сокола-чеглока. Я видел темно-карюю радужную оболочку его глаз. И камера не дрожала. Для этого Александр Петрович построил рядом с деревом и замаскировал вышку. Я близко видел семью сурков, толстого важного отца, тревожную маму и трусоватых, но бойких сурчат. Когда мама начинала беспокоиться, дети бежали не в нору, а к толстому невозмутимому отцу, становились столбиком вокруг и обнюхивали его железы. Александр Петрович за кадром говорит, что этот запах успокаивает сурчат. Также я видел, как молодой сурок, покидая нору, останавливается возле «порога» и жует глину. Он забирает с собой запах и память своей семьи.
– Долгое время я провел рядом с этим семейством. И никогда не видел среди них агрессии. Только любовь и трогательную заботу, – говорит за кадром Александр Петрович. – Нам бы поучиться у них.
Зазвонил телефон. Александр Петрович оживился. Звонила дочь из Германии. Кажется, рассказывала, что внук Александра Петровича вернулся из Исландии и привез много снимков островной флоры и фауны. Разговор намечался долгим.
…Я вышел на крыльцо и посмотрел на мотоцикл, прикованный к забору, как лодка, массивной цепью. У меня вдруг появилось острое чувство, что я стою на пристани, степь вокруг – это океан, а дом Моисеева – остров. На часах уже было два.
– Наверное, не успею на футбол… – подумал я без досады.
(Продолжение следует).
