«Война началась внезапно»

Воспоминания Клавдии Гавриловны МОРОЗОВОЙ, в девичестве Черняк, записанные от руки в общей тетради, можно назвать летописью нескольких эпох.

С молоком на базар

«Утром мама вставала доить корову Галку. Обязанности распределялись на всех. Рая одевает Нину и Колю, по пути в школу отводит их в детский сад. Мне же надо было идти эти проклятые семь километров в Красноармейск. Туда я несла четыре литра молока, продавала и на вырученные деньги покупала хлеб, возвращалась домой, чтобы успеть в школу.

Каждое утро мама меня будила: Клавка, вставай. Я при ней встаю, она выходит, я снова ложусь, она возвращается и снова кричит. Тут уже, хочешь-не хочешь, вставать нужно. Долг. Со временем у меня появились постоянные покупатели, я разносила молоко по домам. За это мне платили не десять рублей, а на пятьдесят копеек больше. Так что в девять лет я уже могла собрать немного своих денег, иногда мама просила у меня взаймы, конечно, шутя».

Наши длинные платья

«Почему нас так грубо называли? Клавка, Райка... Это украинские имена такие – там никого не называли Клава или Рая. Не помню, чтобы родители нас обняли, поцеловали, погладили по голове – этого у нас не было. Что еще запомнилось? Девочки в школе и дома ходили в длинных платьях, так как у нас тогда не было трусиков, и мы ходили без штанов. Первый раз, уже в 1952 году, мама откуда-то привезла или принесла рейтузы – так назвали тогда женское белье. В 13 лет я впервые надела трусы!»

На две недели раньше Сталина

«В 1950 году родилась наша самая младшая сестренка Ирина. Мама работала в колхозе. Отец сильно болел. К нему приходили соседи, друзья, люди с участка, где он работал. Доносились разговоры: Сталин тоже болеет. Отец умер за две недели до смерти Сталина. Когда отца выносили, мы, пятеро детей, облепили гроб своими телами и кричали от горя. Вместе с нами плакали все, кто пришел проводить отца».

Шахтёрская лампа

«Осталась наша мама молодой вдовой, ей было всего 44 года. Старший сын после войны еще не вернулся. Я окончила семь классов, Рая уже работала на шахте. Она там заправляла лампы, ей было 17 лет. Как-то лампа вспыхнула, в глаз попало раскаленное топливо. Раю увезли в больницу. С тех пор стала плохо видеть, но никаких документов о производственной травме ей не дали, пенсию по инвалидности она никогда не получала, хотя видела только одним глазом».



Что было дальше

Клавдия Гавриловна рассказывает, как мать перевезла детей в Саратовскую область, где жила бабушка и старшая сестра матери. Дети не могли привыкнуть к новым местам, скучали по своему дому. Здесь им не лучше и не сытнее, чем на Украине.

После окончания семилетки Клавдия с подругами поехала в город Уральск, в Казахстан. Поступила в строительный техникум, жила сначала в общежитии. У нее было единственное платье, которого лишилась, когда постиранное повесила сушиться на веревку. Идти на занятия было не в чем – однокурсница дала поносить свое платье. После окончания техникума в 1959 году девушка получила направление в Кустанайскую область. Дальше ее направили в Убаганский район, где предложили три совхоза на выбор. Она выбрала «Новоалексеевский». Директор совхоза А.Г. Анищенко наотрез отказался принимать: мне детский сад не нужен. Она не уехала: не было денег на обратную дорогу, а семья прораба приютила и накормила.

В Новоалексеевке Клавдия впервые наелась досыта. А потом парторг Борис Тенизбаев потребовал от директора принять молодого специалиста на работу. Через годы она считала Анищенко за родного отца, и дальше отлично сработалась с Николаем Тарнопольским и Елубаем Аманжоловым. Добросовестно трудилась, была в почете и у начальства, и у рабочих. Клавдия Гавриловна прожила совсем не безоблачную жизнь, похоронила мужа, троих детей. Но и сегодня она держит себя «в форме». Как говорит внучка Татьяна, у бабушки всегда в порядке ногти, волосы, и губы подкрашены. Закалка.