На этот раз наш разговор с кандидатом философских наук Юрием БОНДАРЕНКО об истории, доли правды в ней и о выбранном жизненном пути.
Подделки и достоверность
– Юрий Яковлевич, в прошлый раз мы поговорили о поэзии Константина Симонова в контексте военной истории. Насколько точно культура отражает исторические события?
– История, как наука, наталкивается на две глыбы проблем. Одна, давняя, – достоверность и проверяемость источников информации. Вторая, образно говоря, – гербарий или превращение жизни в научную вроде бы, но засушенную скукоту: после двух абзацев хочется бежать со страницы.
– Если из двух зол выбирать меньшее, то...
– С достоверностью настолько туго, что на российском ТВ в свое время «гоняли» польский афоризм о том, что если из истории убрать всю ложь, то не думайте, что там останется одна правда, скорее, там ничего не останется. Сейчас все осложняется виртуозностью подделок под достоверность. Мы с вами, как читатели, зрители и слушатели, все более утрачиваем критерии верификации – проверяемости неистовых информационных потоков. Чаще всего мы видим картинку, но постановочная она или реальная, мы не в силах понять, хотя кадры идут со словом «сегодня». Что уж говорить об истории, начиная, к примеру, с Геродота, когда сказка органично срасталась с былью.
– Значит, высока вероятность приспособить историческую «сказку» так, как нужно в тот или иной момент?
– Историческая наука существует. Но сознательные спекуляции превращают фрагмент, отколупанный от исторической Истины, в наскоро обточенный пьедестал для собственного Я. Когда некто громыхает, что он, единственный, наконец открыл правду, уже это, мягко говоря, неправда. Недавно с экрана доказывали, что война 1812-го не была Отечественной, а Кутузов никуда не годился.
Марафон знаменит не столько самой победой, сколько бойцом, рухнувшим замертво с восклицанием: «Мы победили!».Образы гибнущих героев
– Что вы ответили бы на это?
– Не в моем мнении дело. Энгельс считал, что Кутузов, как полководец, был тремя головами ниже Барклая де Толли (российский полководец. – Прим. авт.). И Бородино расценивалось неоднозначно. У меня на полке первая часть девятитомной «Истории XIX века» Лависса и Рамбо. Давным-давно французы-историки расценивали Бородино как победу. Да и в исторической перспективе это вылилось в отступление русских войск и сдачу Москвы. Но! Лермонтов, человек той эпохи, до желчности критичный по отношению к «надменным потомкам» и «голубым мундирам», выдохнул свое «Бородино»!
– И черное стало белым?
– Минутку! Речь о разном. Одно дело – конкретное событие, другое – его место в мировой или отечественной культуре, когда воспевается именно трагическая доблесть павших и побежденных. Вспомним Элладу. Под Фермопилами победили персы. Но именно Фермопилы стали самым героическим эпизодом античной истории. Да и Марафон знаменит не столько самой победой, сколько бойцом, рухнувшим замертво с восклицанием: «Мы победили!»
А русско-советская история? Воспевали победы, но где они и сколько их? Есть, конечно, «Задонщина», но в истории культуры она смотрится тенью «Слова о полку Игореве». Евпатий Коловрат, Иван Сусанин – образы гибнущих героев. Прославленный Севастополь дважды захватывался после долгих осад. Брестская крепость тоже была захвачена, но и сегодня миллионы склоняют головы в память о тех, кто сражался до последнего защитника.
Зоя, молодогвардейцы значимы не уроном, нанесенным врагу, а силой духа, волей к сопротивлению. И Чапаев – самый живой герой советского кинематографа – символизировал, помимо прочего, то, что в православной культуре звучит как «Смертию смерть поправ». В глазах целых поколений он погиб непобежденным. Пафос образа 28 панфиловцев, при всех спорах о реальном ходе событий, в их гибели на поле брани.
Гуща нашей жизни
– Каверзный вопрос: героев делают летописцы, журналисты, писатели?
– Отчасти так. Спартанцы, перед тем, как идти на войну, приносили жертву Богу... который помог бы поэтам воспеть их подвиги. Беда в ином. Сегодня «истиноборцы» нередко «докапываются до правды», старательно заплевывая свою страну. И это, увы, самая гуща нашей жизни.
Отдельные блестки истиндеталей украшают покрывала стратегической лжи. Особенно, когда на разные лады распевают о стратегической агрессивности России, смешивая века и события, пристраивая живую многомерную историю к сплющенной современности. Как будто были не агрессивны все прочие.
Вот грызу потихоньку «Историю Флоренции» Макиавелли. И столько там всего, как, впрочем, и в истории Англии, Франции, Германии... Дальше можете продолжить сами. Доносить правду истории не перевирая, не преувеличивая, не преуменьшая, сохраняя живость, динамику веков, было бы идеально. Но как? Кто правдивее? Надо сравнивать источники, читать и делать выводы. Мало того, что трудно, но и не очень востребовано. Есть Гугл, за него, как говорится, и держись.
– Вы читаете книги, о которых мало кто даже слышал. И не только читаете, но и пишите. Вы – публицист хорошего уровня. Еще недавно Юрия Бондаренко называли последним представителем «русского мира» на кафедре социально-гуманитарных дисциплин в КРУ имени Ахмета Байтурсынова. Сейчас звучит, как «последний из могикан». Термины меняются, а биография и опыт остаются. Не у многих в послужном списке есть МГУ имени Ломоносова.
– Меня сама судьба притулила к философии истории. А это отнюдь не сухое древо теории. Пытаться разглядеть хотя бы блики Целого, можно только отталкиваясь от Истории... Мне повезло: с МГУ связан большой кусок жизни и чудесные воспоминания, вплоть до личных. Никакой политикой они не окрашены. Мои московские публикации насчитывали тираж в совокупности не менее пяти миллионов экземпляров. Тогда это было обычным.
Нюанс: минувшим летом пригласили участвовать в онлайн-конференции, посвященной памяти одной из замечательных сподвижниц философского факультета и «русского мира» Зульфии Тажуризиной. По национальности она татарка. Мои краткие воспоминания о ней приняли с большой благодарностью. Я ответил взаимностью. Это что касается «русского мира», подчеркиваю: его этнической и языковой составляющих. А в КРУ я и ряд коллег больше не работаем по причине «достижения пенсионного возраста». Это грустно: реальной-то смены нет...
Когда некто громыхает, что он, единственный, наконец открыл правду, уже это, мягко говоря, неправда.
– До какого возраста профессор может оставаться в строю?
– Погуглите, там скажут. По профессорским меркам я далеко не старик.
– Погуглила. Нашла: «профессор в 80 и 90 лет остается профессором, если сохраняется память и физическая форма». Но исходя из ситуации, остается спросить: чем будете заниматься на заслуженном отдыхе?
– Ковры ткать. Летом внуки гостили, читал им индийскую сказку «Ткач из Махиларопьи». «В городе Махиларопья жил ткач по имени Сагарадатта... Однажды у него сломался станок...»
– Позвольте, закончу вместо вас: «... лесной волшебник мог бы сделать меня царем, богачом, но чье счастье сравнится с моим, когда я вижу прекрасные узоры моих ковров...»?
– Примерно так сказка и заканчивается. И я, как миллионы других людей, тку свои ковры... Продолжаю ткать.
«– ...ну даст мне лесной волшебник чудесный станок, и ткать, и узоры делать будет он. А мне что же остается? И так горько стало бедному ткачу, что вернувшись к лесному волшебнику, он сказал: – Ничего мне от тебя не надо... помоги починить мой старый станок. – Будь потвоему, – согласился волшебник...»
(Фрагмент из древнеиндийской сказки «Ткач из Махиларопьи»).
