Увидеть своими глазами ленинградский лес, где погиб дед. Казахстанский внук шёл к этому несколько лет.
Дорога к Макышу
Историю его двоюродного деда Макыша Зенгитаева «КН» уже рассказывали (14.02.2013). Отца Макыша еще до войны расстреляли. Спустя 20 лет Ахмета реабилитировали. Но его семья уже прошла через сущий ад. Старшему Макышу на желание идти в медики ответили: «Сыну врага народа не положено». В комсомоле тоже отказ. Он не струсил. В облисполкоме заявил: «Если даже мой отец и правда виноват, не должны страдать его дети. Мы учиться хотим!» Он понимал, что трех младших сестренок поднимать ему. И с десятой попытки был зачислен в фельдшерскую школу. Его аттестат в нашем медколледже по сей день показывают как образцовый.
Но началась война, с которой Макыш не вернулся. А служил военным фельдшером, командиром взвода санитаров-носильщиков на Ленинградском фронте, всегда был в эпицентре боя.
33-летний внук Данияр уже в 21 веке решил провести семейную поисковую экспедицию в память о деде. Мы с его отцом Сабитом Исмуратовым прилетели в Пулково из Костаная. Данияр – из Алматы, где живет и работает. Он переписывался с архивами, поисковиками, раздобыл даже немецкую карту. Ведь ориентир – не существующий сегодня поселок – есть лишь на ней. Настроил GPS-навигатор, и в глубинку.
Наш Султан
Дорога шла через Кировск, где находится уникальный музей-диорама. Это масштабная полукруглая картина 8 на 40 метров, которая дает зрителю потрясающий эффект присутствия. Как выразились дети на экскурсии, эффект 3D отдыхает. А ведь полотну 30 лет. Оно, с глубиной изображения 20 километров, показывает операцию «Искра», которая и стала началом конца бесчеловечной блокады Ленинграда.
– Смотрите, санитар несет раненого прямо из взрыва. Так и наш Макыш... – Данияр нашел на картине свои болевые точки.
Изображенные здесь Синявинские высоты он решил увидеть вживую. Среди множества памятников искал один – Герою Султану Баймагамбетову. Костанайцу, закрывшему собой вражескую амбразуру. Своего сына Данияр назвал Султаном. Говорит, не желает ему судьбы, какая выпала Баймагамбетову, но если будет духом с ним схож, станет достойным сыном своей страны.
Возле памятника «Воинам-казахстанцам» лежит конфета. От этого в глазах защипало. Мы оставили здесь ландыши с лентой «Мы помним… Казахстан, Костанай». Вернувшись к машине, Данияр молча прикрепил у сердца георгиевскую ленту.
Письмо
Чем дальше в глубинку, тем гуще лес. Везде болота. Ни одной встречной машины.
– Здесь, у деревни Бутково, согласно документам, воевал наш Макыш, – Данияр остановил машину на мосту.
Внизу, сквозь заросли ивы, течет речка Лезна, больше похожая на широкий ручей. Вода в ней… кроваво-коричневая. Местные говорили, что она – святая. Начало берет от Макарьевского монастыря. В 16 веке там, на болоте, поселился отшельник Макарий. Однажды он спас умирающего охотника. С тех пор люди ходили к нему лечиться. В войну монастырь разрушили. Сейчас восстанавливают. А по Лезне в 1943 году, помнят старики, кровь текла. И это не метафора…
Данияр достал из сумки семь казахских поминальных лепешек. Из дома. Мы уплетали их, вдыхали влажный лесной воздух и говорили о главном. О памяти.
– Мне эта тема стала интересна после 20-ти, – признался парень. – Наверное, до этого голова другим была занята. Бабушка хранила письмо Макыша, однажды я его прочел:
«…вам будет очень трудно. Ты, Кульшари, самая старшая, поэтому должна во всём помогать. Знай, что я принадлежу не только вам, трём милым сестричкам, а всей стране. Я и мои товарищи защищаем Родину от фашистов, самых дурных и противных людей на свете. Нас много, мы с разных концов Союза. Все мы уверены в победе, и мы победим! Ты знай, в борьбе побеждает лучший. Кульшари, чтобы всё это знать и понимать, надо читать газеты. Нужно терпеливо читать литературу, как специальную, так и художественную, сверх программы. 23 ноября 1942 года».
Любань
Мы нарвали букет живых цветов на берегу Лезны и отправились к месту, где, возможно, похоронен Макыш. Мимо мелькали бывшие деревушки. В Смердыне еще 4 года назад стояли четыре домика старожилов. Сейчас здесь летние дачи обеспеченных питерцев. Дальше – Любань. Здесь среди берез, прямо у железной дороги, мемориал. Меж плитами каждый день ходят люди. Ищут своих.
А нас здесь ждал Игорь Суров, местный поисковик. На ногах галоши, обычная рабочая одежда… И руки – мозолистые, трудовые. До 90-х работал помощником машиниста. Вот уже 30 лет поднимает из земли останки непохороненных солдат.
– Видите, на всех памятниках год смерти – 1942 или 1943. У вас Макыш погиб в феврале 43-го. Как раз время Смердыньской операции. Это было в том месте, где вы на речку «кровавую» смотрели. 54-я армия прорывалась, но из-за просчета разведгрупп потерпела страшную неудачу. Неправильно определили передний край обороны немцев. Увидели костры в лесу, палатки… В итоге утром весь боезапас выпустили по пустому лесу, а немцы за ночь поменяли позицию на ручей. 10 дней наши потом штурмовали этот ручей, да только на год встали в этих лесах. Но за эти 10 дней положили 18 тысяч человек!
– Как там воевали, в этих болотах и ходить сложно…
– И «чепурыга» жуткая – черемуха ветками в землю врастает. Получаются капканы. Так наши год по пояс в воде и сидели. Мы осушаем воронки и поднимаем кости. Людей… Здесь, ребята, страшное творилось. Смердынь затерли, как и битву подо Ржевом. Из-за этой ошибки сюда сам Жуков приезжал. Был сильный разбор полетов. Расстрелом высших чинов грозил. Ведь в день по 1800 ребят гибло. Но дело замяли. Воевать надо было. Теперь мы разбираем всё это...
Первыми выносили тела местные. Тайком, ночью. Как говорит Суров, так были похоронены «верховые». А еще тысячи ребят засыпаны землей. Что касается «братских могил», поисковик призывает не обольщаться. Это, скорее, санитарные ямы. Бойцы в них все лежат с руками, поднятыми вверх. То есть их бросали друг на друга. По полсотни человек. Отряд «Любань» считает, что война не закончена, пока каждый солдат не похоронен по-человечески. Они уже перезахоронили 25 экипажей самолетов и 893 бойца.
– Из них всего двое – опознаны. В медальонах лежали клочки газеты, на них карандашом данные бойцов. Медальоны солдаты не жаловали. Не заполняли бланки, считая это приметой точной гибели. Вот и эти двое пытались обмануть поверье, на газете написали.
Макышу было 20 лет. По документам – 21. Год добавил, лишь бы на фронт. Исмуратовы привезли землю с могилы его сестры и набрали любаньскую, чтобы увезти в Казахстан. Перед вылетом Данияр получил письмо из архива: к следующему 9 мая имя Макыша будет увековечено на мемориале в Любани.
– Оставьте телефон, – заметил Суров. – Вдруг найдем медальон. А вообще, наш девиз «Имя твое известно Богу». Все они там герои, – поисковик поднял палец к небу.
