Наурзумский заповедник включен в туристические маршруты ЭКСПО 2017. Здесь, накануне Всемирной выставки, побывали корреспонденты «КН» и в одной клеточке увидели весь Казахстан.
Кордон сад
Наурзумский заповедник – это не терра инкогнита. Про него много пишут и показывают по телевизору. Мы тоже не были в каких-то потаенных уголках. Просто оглядывались по сторонам, смотрели под ноги. А еще нам повезло, что с нами отправился Александр Петрович Моисеев. Как-то я написал про него материал и назвал Робинзоном Крузо. Всю свою жизнь он провел на природе. И сейчас живет отшельником в домике на окраине Караменды. Компанию ему составляют щегол и скворец. Оба уже состарились. Время всех меняет, только вот мир в заповеднике словно застыл в своей первозданности.
Аномалия
Небо было хмурое, а на горизонте будто возвышалось плато. Мы едем в машине, а Александр Петрович рассказывает, почему заповедник уникальный.
– Мозаичность ландшафтов. Будто весь Казахстан собрали в одном месте. У нас только гор нет.
– А вот что это? – я показал на «плато».
– Это восточный склон Тургайского прогиба.
– Интересно. В древности он ведь разделял Евразийский континент. И вот на этой границе появилась такая аномалия, вобравшая в себя все ландшафты. Кстати, про древность, как вы считаете, как образовался наш мир?
– Я склоняюсь к тому, что жизнь была занесена на планету извне. Микроорганизмы и даже молекулы могли попасть на Землю вместе с космическими телами, например, метеоритами.
– Это что-то вроде космической пыльцы, если сравнивать с миром флоры?
Александр Петрович не услышал. Я оглянулся на плато. Мне почему-то вспомнился Конан Дойл и его «Затерянный мир». Там фантазия автора создала недоступное плато, в наше время заселённое динозаврами, человекообезьянами и людьми каменного века.
Первобытный лес
В бору было тихо, только степная пищуха иногда начинала свое металлическое пение. Будто кто-то бил по стальному натянутому проводу. Еще ветер шумел в кронах.
– Приглядись к одиноким соснам, которые стоят у дороги или в поле. Заметил что-нибудь? – спрашивает Александр Петрович.
– М-м-м. Нет.
– Посмотри, у них ветки в самом низу. Будто юбочки. Вокруг нет соседних деревьев, некуда прятаться от солнца, и вот таким образом сосны научились укрывать землю вокруг своего ствола. Берегут влагу.
– Вот уж умные какие, – удивился я.
После этого я с уважением стал ходить вокруг, а потом обнялся с одним деревом. Оно было таким просмоленным, что пахло скипидаром.
– Скажите, а этот бор был таким и сто лет назад?
– И пять тысяч лет назад он был таким же...
– То есть здесь я вижу природу такой, какой ее видел древний человек?
– Да.
Я стал с благоговением смотреть вокруг. Тут еще ктырь пролетел мимо. Это такая хищная муха – хватает свою жертву цепкими лапками, убивает ядом, а потом высасывает. В городе я ктырей никогда не видел.
Послание типографа
– Смотрите, будто Каин и Авель.
Две сосны впереди росли из одного места. Только одна засохла, а другая продолжала жить. В суровой битве за жизнь один брат погубил другого.
Александр Петрович улыбнулся:
– Только их здесь три.
Действительно, оказалось, что деревьев три. Два погибли, и уже давно, кора с них обсыпалась. А голое мертвое тело было усеяно вырезанными-выдавленными иероглифами.
– Это следы насекомого, которого так и называют – жук-типограф, – объяснил Александр Петрович.
– Удивительно похоже на письмена. Вдруг он нам послание какое-то оставляет?
– Какое, например?
– Ну, например: «Берегите природу – мать вашу»!
Карфаген
Мы едем дальше. Вокруг пустынная местность.
– Вот здесь когда-то стоял поселок Аксуат (позже Наурзум). 2500 человек населения. Кипела жизнь, стада коров, овец, лошадей. Был даже аэродром. В 1976 году совхоз переехал и люди переселились туда, где есть работа. 40 лет прошло, а теперь что-то напоминает тебе о людях? Песок и джида (колючее дерево, лох узколистный) ничего не оставили от человека... А еще ирония в том, что позывной на аэродроме был «Карфаген».
Мы не сговариваясь, вместе продолжили:
– Карфаген должен быть разрушен!
– Вот так не станет человека, и природа быстро уничтожит все его следы?
– Вероятно, – пожал плечами Александр Петрович.
Вышка
Мы выехали к озеру Аксуат. Я поднялся на смотровую вышку. Внизу было тепло, а здесь холодно, дул ветер. Я осмотрел панораму – озеро, которое обступил древний лес. Этот год особенно знаменателен для заповедника – впервые с 2007 года озера наполнились водой. Я спустился и снова согрелся, правда, и здесь дул ветер. Александр Петрович показал на песчаную впадину.
– Здесь было кладбище. Песок выдувал и обнажал кости, керамику. Интересный контраст наблюдал как-то – поршень от старого американского трактора 20-х годов лежал рядом с бронзовым наконечником стрелы.
– Так здесь люди жили и в древности?
– Озеро, леса вокруг, рыба, птицы, конечно, – это было отличное место для жизни.
Здесь, на вершине старого бархана ветер выдул впадину и на ее дне было совсем не холодно. Ветер не дул, а от песка будто шло тепло. Я вспомнил про многообразие ландшафтов. Фигурально выражаясь, здесь, в заповеднике, можно подняться, можно опуститься, а можно углубиться. И все в одном месте – не надо никуда ехать. Такой вот лифт во времени и пространстве. Весь Казахстан в одной своей клеточке. Разве что гор нет.
