«Я не скажу о себе, что имею полное право утверждать: я заядлый пессимист или оптимист. Скорее, что-то среднее. Возможно, я романтик, грубиян, лирик и трагик в одном флаконе. Но есть несомненное основание полагать, что перманентное ощущение тоски мне знакомо…».
Это цитата из предисловия к недавно вышедшему сборнику 25-летнего костанайца Рустама ИЩАНОВА «Tristeza: Наскальная живопись» (tristeza – с испанского «тоска»). По профессии – маляр автозавода, по образованию – переводчик, по призванию – поэт. Недавно отслужил в армии. Есть некая гармония диссонанса в жизни Рустама. Говорим с ним о «небезопасной» поэзии, метамодерне, костанайской литературе и немного о личном.
Крайности
– Даже на первый взгляд в вас много противоречий. Это вызов самому себе или стечение обстоятельств?
– В школе я был отличником по гуманитарным предметам и получал двойки по математике, физике и химии. Преподаватели были в шоке: что за крайности? Я думаю, что эти крайности и построили меня как человека и как поэта. Люблю совмещать несовместимое. Это во мне от метамодернизма, в котором переплелись классика и новое время. Плюс мы в такой стране живем, где перемешались Восток и Запад. Сплошные контрасты, в которых рождается что-то новое. Мне это нравится, и мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Это касается и работы, и творчества?
– Конечно, в идеале хотелось бы жить искусством, но пока это нереально. Я работал поваром, вожатым в студии английского языка, автомойщиком, разнорабочим, строителем дорог, грузчиком и еще много кем. На заводе Allur мне нравится, потому что там прекрасный коллектив – очень отзывчивые, добрые люди. А мне есть с чем сравнить.
– Многие начинают писать после какого-то переломного момента в жизни. Как было у вас?
– И я не исключение. Но подробности опустим (смеется). Даже помню этот день – 3 ноября 2018 года. Просто взял телефон, открыл заметки и начал записывать мысли в столбик. Уже потом узнал, что это называется верлибр. Через некоторое время начал писать стихи «с налетом Маяковского»: он для меня тогда был отвал башки.
Ни в какие рамки
– Почему именно Маяковский? У него довольно агрессивная подача…
– По характеру мне близок. И по целям. Моя цель – не просто выйти и прочитать стихи. Это скучно. Я хочу, чтобы люди поняли, что поэзия может быть интересной и живой. То есть я хочу облечь ее в форму перфоманса. По темам тоже есть совпадения. Я считаю себя патриотом. Но в мире не бывает все хорошо, а поэзия – это отзеркаливание бытия. У меня есть стихотворение «Бойня номер 24». В прошлом году я постоянно натыкался на страшные, негативные новости: убийство в Талгаре, авиакатастрофа в Актау, изнасилование в поезде и т. д. Стихотворение, в котором я выразил все свои мысли на этот счет, включил в сборник. Представители Rideró (литературная платформа. – Прим. ред.) написали мне: мол, удалите его, ни в какие рамки, слишком много агрессии. И я со скрипом убрал. По этой же причине мои стихи не берут ни в один журнал. Им нужна безопасная поэзия, а моя – небезопасная.
– Что это значит?
– Критика, острые темы. А сейчас модно совсем другое. Что-то в стиле: «Сижу, курю, смотрю в окно…». И мне говорят: «Изменись, подстраивайся по аудиторию». А я считаю, что аудитория разнородна. Каждый может найти своего читателя. – И все же нельзя сказать, что ваш читатель чересчур специфичен или его слишком мало. Вы побеждали на региональных литературных конкурсах, довольно известны в местных литературных кругах. – Регулярно участвую в таких мероприятиях. Считаю, что литератору нужна не только аудитория, но и регалии. Не из тщеславия. А для роста.
Живые и мёртвые поэты
– Можно ли научиться писать стихи? Или это талант – либо есть, либо его нет?
– Вопрос неоднозначный. Объясню на своем примере. Сначала я писал по наитию и публиковал стихотворения в Инстаграме. Друзья и родственники говорили: «Ну нет, ты так не мог написать, по-любому где-то скопировал». Хотя некоторые стихи были плохие. Сыроватые в общей массе. Я понимал, что где-то нужно получить знания, базу. Поэтому в начале 20-го года пошел в «Крылья» (молодежное литературное объединение. – Прим. ред.). И там впервые увидел живых поэтов… Очень мне помогла Татьяна Щербинина. До нее в меня верил только папа. Таня сказала: «Для начинающего хорошо, но тебе нужно понять технику». Я ответил, что Маяковскому было плевать на это и мне плевать. Но она убедила меня, что сначала нужно овладеть техникой написания, а уже потом ее ломать под себя. Нюансов много: рифма должна быть цельная, размер… Но тяжелее всего мне дался ритм. Мучился месяца три, пока его не выровнял. И стихи стали лучше.
– Топ-3 поэта за всю историю человечества?
– Очень сложный вопрос. Трех назвать не могу. Люблю Пушкина, Есенина, Мандельштама, Маяковского, Бродского, Заболоцкого, Рембо, Баратынского, Фета, Блока, Рыжего… Из каждой эпохи есть несколько поэтов, которые мне близки. И у каждого из них я могу что-то почерпнуть для себя.
– Важно ли литератору находиться в обществе единомышленников? Нашли ли вы свой круг?
– В 2022 году на семинаре «Наследники Пушкина» я познакомился с Богданом Тургайским. Он начал там рвать и метать, устроил перфоманс. Я был приятно удивлен. Подошел и пожал ему руку. С тех пор мы и общаемся. Богдан – мой единомышленник. Я связывался с поэтами других стран, но ни в каком сообществе не прижился. И подумал: раз никуда не вписываюсь, открою свою литературную площадку, синдикат вольного искусства. Назвал его Terra Incognita. Сейчас сообщество насчитывает около 50 человек, которые делятся своим творчеством. Активных человек 12, но и это уже хорошо.
Первородное
– Есть ощущение, что поэзия не так популярна сегодня. Почему?
– Смотря где. В Костанае есть литературные объединения, но в основном авторы просто собираются и читают свои произведения друг другу. А я считаю, что поэзия должна быть массовой. Нужно создавать площадки. В Питере, например, есть барные выступления поэтов, перфомансы, где люди могут выражать себя, показывать свое творчество. Возьмем хотя бы «Кубок Большого Слэма» – это симбиоз поэтического батла и футбольного чемпионата. Интересные форматы, жизнь кипит. А у нас чаще всего приходится выступать на мероприятиях, где зевают школьники, которых обязали прийти. И реакция у нас на поэтов такая: «Поэт? Не работаешь, да?». Я не говорю, что все плохо в Костанае с искусством. У нас прекрасные драматические театры, есть талантливые музыканты. Но вот поэзии как таковой нет.
– А можно ли сравнивать музыку с поэзией?
– Многие думают, что тексты в музыке – это поэзия. Хорошо, если взять Цоя, то я согласен. А если Моргенштерна? Это уже не поэзия. Сравнивать музыку и поэзию нельзя, но их можно соединить в одно целое. У меня есть задумка собрать свою музыкальную группу. К сожалению, я ленивый (смеется). Но думаю, что все получится со временем.
– Почему в названии вашего сборника фигурирует наскальная живопись? Обложка тоже говорящая…
– Потому что весь сборник – это поэтическое путешествие через образы древности. Я считаю, что поэзия – это нечто первородное. В древности искусство не делилось. Оно было цельным и на виду – на скалах.
БЕСЕДОВАЛА НАДЕЖДА КОВАЛЬСКАЯ
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНЫ Р. ИЩАНОВЫМ