Березовский поначалу ей совершенно не глянулся. Лысоват, кругловат, говорит толково, но торопливо. Обычный деловой мужик, какие окружали ее всю жизнь. А второго раза, собственно говоря, и не было: Борис Абрамович прилетал в Кустанай летом 1995 года всего на полдня. Утром прилетел, обговорил все дела с нашей зерновой биржей «Астык» и тем же вечером улетел обратно. Да и зачем бы он ей сдался, этот Березовский, если все интересы Зофаиды Калаговой лежали совсем в другой сфере.
Был Березовский еще не очень известным человеком, руководил «ЛогоВАЗом», искал свою и своей фирмы выгоду в прямых сделках на просторах бывшего Союза. Это потом уже он станет секретарем совета безопасности России во времена Ельцина, олигархом, о нем снимут фильм, и очень даже неплохой. А что было дальше — это уже новейшая история, которую не знает только совсем ленивый. Олигарх, как известно, разругался с новым руководством России, нашел себе пристанище в Лондоне, оттуда строил козни и там же завершил свой бурный жизненный путь.
А она тогда, в 1995-м, была простым инженером, вынужденным отложить на время свои элеваторные дела в сторону и заняться бизнесом. «ЛогоВАЗ» в лице незабвенного Бориса Абрамовича предлагал нам автомобили по сходной цене («Нивы» очень нужны были селу) а взамен хотел зерно. Знал Березовский, что наша пшеница по качеству не имеет себе равных и даже знаменитая итальянская «паста», а проще говоря, макароны, ничуть не лучше кустанайских. Зофаида Андреевна Калагова тогда-то и возглавила экспедиционную фирму «Астык», которая отгружала зерно на мелькомбинаты города Москвы.
Конечно же, не простым она была инженером, кому попало такое дело не поручили бы. За всю свою тоже неспокойную и богатую на разные события жизнь она поменяла столько должностей, что и представить себе трудно. Командовала и мужиками, и большими коллективами, общалась с президентами и мукомолами. У нас, в Казахстане, и за рубежом, куда в те годы могли попасть только избранные. Ведь даже туристов, отъезжающих в братскую Болгарию, пытали строгие партийные комиссии на предмет политической зрелости и советского патриотизма. А тут тебе и Франция, и Чехословакия, и Германия с Венгрией. Да не просто туризм, а деловые поездки, без толпы в виде группы и с обязательным руководителем.
Вспоминая те годы, она еще раз перебирает свои ощущения и снова приходит к мысли — не тем человеком был олигарх. Не чувствовалось в нем харизмы, во всяком случае, со знаком плюс. Да, был напор, была хватка, но не более того. А вот одна единственная поездка с Президентом Назарбаевым по нашим полям во время жатвы — совсем другое дело. Это трудно высказать словами, но за общение с этим человеком она до сих пор благодарна судьбе.
И вот на этом месте, еще не совсем развернув свой рассказ и почти никак не обозначив его сюжетную линию, я хочу остановиться, чтобы наметить некие черты ее характера. Не буду их называть конкретно, возможно, сама себя она позиционирует иначе, но судите сами. Отец ее Андрей Федоров, русский человек родом из Ленинграда, но с примесью цыганской крови, всю войну прошел капитаном первого ранга. Пережил и бомбежку, и оборону Крыма, и торпедные атаки немецких подводных лодок в открытом море.
Если же копнуть поглубже, то и польских кровей она унаследовала немало. Ее прадед Иван Пантелеевич Муравицкий пришел на Кубань из Польского княжества и купил кусок земли на Долгой косе неподалеку от города Ейска и станицы Должанской. На этой самой косе он завел конеферму и, судя по всему, не бедствовал с таким популярным бизнесом.
В какие-то годы Таганрогский залив слился с Азовским морем, и почти вся купленная земля ушла под воду. Ну что ж, на этом жизнь не кончилась, Муравицкие перебрались в станицу Должанскую, заново отстроили конюшни, и вот уже Ивана Пантелеевича, прадеда Калаговой, выбирают атаманом станицы. В какие прошлые дали отошли польские привычки, а казачьи нравы взяли верх? Прабабушка, Елена Ивановна, жена Ивана Пантелеевича, со всех сторон была казачкой, и в свой последний час не дрогнула, не побоялась вооруженных мужиков. А было так. Иван Пантелеевич отъехал по делам в Ейск, Елена Ивановна осталась на хозяйстве. Видимо, сговорившись с кем-то из домашних работников, некие грабители решили поживиться чужими лошадками. Прабабушка увидела конокрадов, кинулась на них с голыми руками, уверенная, что зашибет на своем подворье любого. Ее застрелили неподалеку от крыльца, бросили лошадей и ушли ни с чем.
После революции всех Муравицких, конечно же, извели как чуждый класс, но вот в наши времена снова вспомнили. Как правил станичным советом атаман, как жертвовали Муравицкие на храм и на обустройство станицы. Теперь там открыт музей народного творчества и в нем обустроен уголок Муравицких.
Вернемся, однако, к Калаговой, о ней сегодня речь. Как получилось, что стала она мирным инженером по хранению зерна? Имея таких предков и, конечно же, унаследовав от них многие черты их характеров. Неужто с детства мечтала о пыльных элеваторах, грохоте очистных машин, гудению сушилок? В чем тут смысл, где романтика?
- Конечно же, мечтала я о другом. С детства хотела стать химиком.
- Вот те раз. Может быть, в парфюмерии?
- Избави бог, какая парфюмерия, как и все мои подруги я мечтала о большом, важном для страны деле. Просто надо вспомнить или представить себе лозунги и устремления тех лет, идеи и призывы Никиты Сергеевича Хрущева. И общий настрой людей на обновление всей нашей жизни. Была же не только кукуруза за Полярным кругом и борьба с генетикой. Был космос, было то, что потом назвали «оттепелью», было бурное развитие техники, легкой промышленности. Мы росли патриотами своей страны, и нет ничего удивительного, что я мечтала заняться химией. И даже поступала в Краснодарский политехнический институт на соответствующий факультет. Поступила, и вдруг вызывают в деканат и предлагают сменить профиль.
Оказывается, проблема в возрасте. Было мне тогда всего 17, а по правилам, введенным при том же Хрущеве, каждый будущий инженер обязан был уже со второго курса учиться и работать по своей будущей специальности. Иначе говоря, уже в 17 лет я должна была трудиться на серьезном химическом предприятии, что по всем законам было невозможно. Вот мне и предложили на выбор в том же институте заниматься зерном, вином, табаком или пивом. Такой вот джентльменский набор, из которого лишь хранение зерна отчасти отвечало моим патриотическим устремлениям.
Сижу и реву на лавочке от такого выбора. Рушится мечта, жизнь подошла к концу. Мимо идет беременная молодуха, остановилась, глядя на ревущее создание.
- Что случилось? Отчего такие страдания?
Объяснила я ей суть своей трагедии, а она мне и говорит:
- Ну и чего ревешь? Вот у меня дед был мельником, причем хорошим, отец тоже мельник, и я буду мельником. И всегда и везде буду нужна людям, как хлеб из моей муки.
- В общем, диплом я защитила по теме «Строительство линейных элеваторов в условиях Северного Казахстана», правда, уже в Московском институте. Могла ли я тогда представить себе, что с этими самыми элеваторами и предстоит мне работать всю свою сознательную жизнь? Но вначале было Подмосковье, город Александров, скромное заведение под вывеской «Хлебная база № 9», на деле же громадное предприятие по снабжению столицы и хранению госресурсов. Иначе говоря, припасов государства на случай войны. И первая командировка за рубеж, во Францию. Чтобы определить клейковину зерна, у нас муку из него мыли вручную, грубо говоря, над тазиком с водой. Во Франции это делали с помощью специального оборудования. Надо было решить, какой способ точнее и принять решение. Ну что тут решать, механизм все равно объективней человека.
Спрашиваю Зофаиду Андреевну:
- Подмосковье, Франция, а потом вдруг Кустанай, дважды ордена Ленина комбинат хлебопродуктов. Как это все случилось, почему вдруг такая командировка, которая, как оказалось, на всю оставшуюся жизнь? Или всплыла тема институтского диплома?
- Может быть, где-то в кадровом отделе и всплыла, но мне об это не сказали. Просто вызвали в Министерство хлебопродуктов СССР и сделали предложение, отказ от которого не мог быть принят. Так я оказалась в Кустанае, на целине. Ведь когда-то о ней я так мечтала. Вот мечта и сбылась.
Я прошу Зофаиду Андреевну назвать хотя бы часть предприятия, на которых она работала в Кустанае, и должности. Кустанайский элеватор, машиноиспытательная станция, агрокомбинат, продкорпорация, департамент сельского хозяйства и еще с десяток фирм и предприятий. Перечислять их все нет смысла, потому что никому, кроме нее самой, это неинтересно, лучше упомянуть один эпизод на тему профессионализма наших специалистов и технологий. Еще в годы работы ее в Продкорпорации кому-то из высокого начальства пришла в голову идея пригласить на наш элеватор японских инженеров. С целью, как это было заведено, перенять передовые технологии, может быть, что-то модернизировать.
Японцы приехали, обошли весь элеватор и развели руками. На вопрос, надо ли что-то улучшать, коротко ответили: «Элеватор в модернизации не нуждается». И, как показалось Зофаиде Андреевне, чисто по-японски удержались от слов «Нам бы такой элеватор...»
Японцы, помнится ей, с большим трудом выговаривали ее экзотическое имя. А мне интересно, откуда оно у нее, ни разу нигде не встречал такого.
- О, с моим именем связана целая история. Отец в годы войны служил капитаном первого ранга, прошел и Крым, и оборону Севастополя, потом доставлял в СССР продукты от наших союзников. Однажды его судно стояло в Греции, местные женщины, нанятые коком, чистили картошку к обеду. Никто не знает, как и почему, но вдруг на корабле вспыхнул пожар. Первой его заметила и подняла тревогу гречанка по имени Зофа. Можно сказать, спасла и судно, и команду. А мою будущую маму звали Зинаидой. Когда я родилась, два имени соединили в одно. Так я и стала Зофаидой.
Имена бывают разные, многие верят, что есть удачные, которые всю жизнь помогают человеку, а есть и наоборот. Помогло Зофаиде Андреевне ее редкое, ни на что не похожее имя?
- Я не суеверна, но разве не сбылось почти все, о чем мечтала? Всю жизнь у меня была интересная, престижная работа, которой я добилась сама. Я объездила весь мир, видела столько всего интересного, что на пять жизней хватит. Как-то посчитала, и оказалось, что за всю свою жизнь я сменила одиннадцать машин и десяток домов или квартир. Всякое бывало, но не было уныния и лени, и потому у меня все всегда получалось. Пусть не с первого раза, но обязательно. Есть муж, есть дети, растут внуки — еще одно поколение Муравицких-Калаговых-Мирошниченко. А еще, конечно, Овчаровых и Федоровых, если называть всех, кто растил и воспитывал. Все то, что называют семейным очагом. Вот только очень не хватает Саши Мирошниченко, известного боксера, любимого зятя, который так рано, на пике своей карьеры, трагически погиб. Но это уже совсем другая история....
На этой неделе она отмечает свой юбилей. Дата круглая и солидная. Цифру просит не называть — ее и так все знают. Да ей столько и не дашь.
Фотографии разных лет из семейных альбомов семьи Калаговых. С Президентом на полях области, предки, дети, элеваторы, праздники, поездки за рубеж и прочее.
