Другое время: Кустанай, разбуженный паровозными гудками

Подступаясь к самому трагическому периоду в истории нашего конного завода, когда и в нем самом, и в городе Кустанае сгустилась смута, перелопатил я гору всяческих документов и воспоминаний. Хотелось понять и представить себе, что же делалось в городе и в стране в это время, и как все это отразилось на жизни простых людей, и непростых тоже. Открытий, конечно, не сделал, все события давно описаны, но лично для себя накопал много любопытного, чем и хочу поделиться с читателями сайта. Некоторых, самых ярких деталей нет ни в учебниках, ни в школьной программе, а многого никогда и не было. Но это же наша история, на ней строится и стоит наше осознание себя в окружающем мире, как без таких знаний? Спасибо Арману Козыбаеву и его сайту «Костанай и костанайцы», здесь масса интереснейших фактов, ссылок, документов. Кто желает – может зайти и полюбопытствовать, все в открытом доступе. Я же лишь собрал небольшую частичку самого интересного и изложил это в более менее читабельном виде. Может быть, кого-нибудь это чтение заставит поискать подробностей.

Само собой разумеется, не всем рассказчикам можно доверять на все сто процентов - я это учитываю. Кого-то подвела память, кто-то затаил обиду, кому-то хотелось поприглядней выглядеть. Конечно же, каждый факт нужно тщательно проверять и перепроверять, что я и делал по мере возможностей. Однако ничто не умаляет главную ценность этих мемуаров. Порой корявые и нескладные, они доносят до нас горячее дыхание тех дней и подлинные настроения участников судьбоносных событий.

Что же касается конного завода, то его тоже не миновали бурные события в безмятежном некогда Кустанае. В воспоминаниях самых разных людей то и дело попадаются фразы «нужны были лошади, заехали на конный завод». Всем нужны были лошади, и белым, и красным. Но об этом чуть позже.

А пока – конец судьбоносного 1917-го года, Кустанай и окрестности.

Александр Ильич Дутов сидел в своей временной штаб-квартире в Троицке и с любопытством изучал с оказией доставленную из столицы большевистскую газету «Правда». Пробегал по диагонали длинные статьи, внимательно вчитывался в короткие заметки на злобу дня. В это время со станции позвонил дежурный офицер:

- Ваше высокоблагородие, тут небольшой поезд из центра, идет в сторону Кустаная. Балтийские матросы, числом около полусотни, хорошо вооружены.

- Разоружить, командира ко мне!

- Александр Ильич, не разоружаются, готовы драться.

Дутов подумал, отнеся трубку в сторону, затем приказал:

- Хорошо, зови на переговоры. Да не всю толпу, человек пять.

Парламентеры, оставив на входе порученцу свои наганы, вошли. Как писал потом один из матросов, Иван Грушин, «Дутов – толстый, здоровый, с типичным полковничьим (?) лицом сидел за столом и читал газету». При появлении делегации встал, вежливо поклонился, предложил сесть. Иван Грушин с удивлением покосился на лежавшую рядом «Правду», его товарищ коротко доложил: «Мы в политику не мешаемся, наше дело – собрать и доставить в столицу хлеб. Петроград голодает, армия и флот, между прочим, тоже». В подтверждение легитимности своей миссии выложил на стол кучу мандатов, подписанных некими большевистскими чинами.

Дутов поморщился и предельно ясно выразил свое отношение к бумажкам и людям, их подписавшим:

- Власти большевиков не признаю, скоро ее все равно не будет. Предлагаю сдать оружие и дозволяю двигаться дальше. И то ради того только, чтоб накормить армию.

В ответ матросы выложили на стол еще пачку бумаг на оружие, проезд, сбор хлеба и снова подчеркнули: «Мы вне политики». Дутов, в свою очередь, снова не поверил аполитичности матросов. Подписи в документах говорили об ином, и разговор по сути зашел в тупик. Матросы могли предъявить мандат, подписанный самим Лениным, но, слава Богу, воздержались. Подпись Ленина могла сыграть здесь роль красной тряпки перед носом быка. В это самое время снова позвонили со станции, и по лицу полковника матросы поняли, что, кажется, дело склоняется в их пользу.

Дутов молча выслушал доклад своего офицера и нехотя разрешил следовать на Кустанай.

- Имейте в виду, если только попытаетесь захватить власть, будете иметь дело со мной.

Матросы дружно открестились даже от мыслей таких и на полковничьей пролетке убыли к поезду. Полковник проводил их из окна тяжелым взглядом. Казаки, матросы, белые, красные. Две равновеликие силы сошлись тут, в захолустном городишке. Напряжение висело в воздухе, и казалось, урони кто-то еще одно слово, и оно станет той искрой, от которой разгорится пламя. Но сдержались, разошлись, пока вполне мирно. И все же им еще доведется встретиться в бою, и здесь, и в Кустанае, и с участием третьей силы, которая пока дремлет где-то в Сибири и в Поволжье. Бывшие пленные чехи по пути домой станут той искрой, которая раздует в этих степях огонь междоусобицы.

Между тем на станции уже в разгаре был митинг, который затеяли оставшиеся в поезде матросы. Пока шли переговоры, они не теряли времени даром. Балтийцы по одному выходили из поезда и заводили разговоры с казаками. Оказалось, далеко не все они были настроены против новой власти, и матросы быстро нашли с такими общий язык. Кто знает, чем бы могли закончиться пламенные речи, если бы Дутов не разрешил вооруженному отряду проезд. Митинг закруглили, поезд дал длинный гудок и выкатился в степь. Дорога на Кустанай была свободна!

Сам же полковник со своим казачьим войском не зря сидел в провинциальном Троицке. Тихий, спокойный городишко, никаких тебе демонстраций и пролетариев. Отсюда он намерен был взять под контроль ключевые железнодорожные магистрали, чтобы отсечь большевистский центр от Сибири и Туркестана. Для поезда с матросами было сделано исключение. Может быть, действительно хотят накормить армию? Но главное, просто хотелось поберечь силы. Полсотни вооруженных до зубов матросов могли крепко проредить казачьи ряды. И по всему видно, они были готовы к этому.

Февральские, а затем и октябрьские события в далекой столице кустанайцы встретили довольно прохладно. Во-первых, все новости доходили сюда с большим опозданием, во-вторых, мало ли кто там воду мутит. Пошумят и успокоятся. Здесь же, вдали от больших промышленных городов, своих пролетариев, можно сказать, и не было. Разве что рабочие с пивного завода швейцарского промышленника Лореца. Или мукомолы с многочисленных ветряных мельниц. На старом снимке, сделанном в начале девятисотых, если приглядеться, на окраине города видны десятки таких ветряков. Купцы, промышленники, немногочисленные чиновники – это не та среда, что ждет революционную искру. Мужики в деревнях и станицах тоже не за тем сюда ехали со всей России и Малороссии, чтобы митинговать.

Между тем, население Петрограда и других городов России уже было на грани голода. Отряды матросов должны были на местах провести реквизицию хлеба (отобрать, если выразиться проще) и организовать его отправку в столицу. Кустанайским отрядом поручили командовать Василию Чекмареву, матросу машинной школы с Балтики. Каждому члену команды была выдана винтовка «с неограниченным количеством патронов», наган и несколько гранат. Обрядили тоже как следует: в большие белые папахи и сибирские зимние шубы. Вонючие, кстати, до безобразия. Но теплые.

В Кустанай матросы прибыли в конце ноября и застали здесь двоевластие и изобилие продуктов на рынках и в лавках при удивительно низких ценах. Плюс откровенное нежелание делиться этим богатством с кем бы то ни было. Посему отряду Чекмарева вообще предлагали убраться из Кустаная и забыть сюда дорогу. Тогда матросы решили взять власть в свои руки, выбрав подходящий для этого момент. Таковым оказалось празднование в городе Рождества Христова. Заручившись поддержкой солдат расквартированного в Кустанае 246-го пехотного полка, балтийцы без единого выстрела захватили все государственные учреждения, телефонную станцию и телеграф.

Все было, как положено по законам революционного жанра: условные длинные гудки паровоза (вот снова эти гудки!), пароль – «Питер», отзыв – «Совет». Когда кустанайцы пробудились после праздника, им оставалось лишь наблюдать роспуск своей городской думы и эсеро-меньшевистского совета. 25 декабря 1917 года (7 января по новому стилю) в Кустанае была установлена Советская власть. Временный революционный комитет, который и взял на себя всю полноту власти в городе, возглавил Василий Чекмарев.

Потом, однако, снова пошло брожение, в ревком начали продвигать своих людей, явно не пролетариев. Затем устроили покушение на Василия Чекмарева, чтобы не сильно усердствовал. Правда, не убили, только ранили в руку, но обстановка осложнялась, и снова вызрело двоевластие. Надо было уезжать, охранять по пути эшелоны с реквизированным хлебом (а собрали сотню тысяч пудов), но душа не лежала оставлять город. Вот чуял Чекмарев со товарищи, что не удержать местным большевикам власть. И не ехать нельзя. Так и отбыли с тяжелым сердцем. И как в воду глядели: в Кустанае снова переворот, только теперь уже против большевиков.

Сколько их было, за неполные два – три года, в ту или иную сторону – сразу и не посчитаешь. Сколько людей сгинуло в этой затяжной мясорубке, сколько судеб завернуло так, что трудно понять, кто прав был, а кто виноват? Потом уже, правда, посчитали, что за время революции и гражданской войны в Кустанайском уезде было убито около 18 000 людей. При сравнительно небольшом населении в то время погиб практически каждый десятый! Таким горьким было пробуждение мирно дремлющего Кустаная.

Гибли и за пределами уезда, помогая таким же товарищам («И как один умрем, в борьбе за это!») В 1918 году, уже при советской власти, из добровольцев и бывших партизан в Кустанае собирают вполне боеспособные воинские части. Кавалерийский особый отряд возглавил Федор Мирошниченко, который тоже оставил свои воспоминания. Он и другие участники тех событий ярко и образно, хотя не всегда складно, описывали, как устраивали свой быт, как маршировали по улицам Кустаная, собирая толпы взрослых зевак и ребятишек.

Вполне крепкой воинской частью выглядел сколоченный в Кустанае 16-й Уральский полк. Вчерашние крестьяне служили, учились, как указывал товарищ Ленин, «военному делу настоящим образом». И дело не заставило себя долго ждать. В конце мая 1918 года из Троицка по телефону сообщили, что восстали пленные чехи, которые двигались по железной дороге домой. Они обезоружили Челябинский гарнизон, захватили все оружие, разгромили большевистский совет. Сейчас чехи идут в направлении Троицка, к ним присоединяются казаки атамана Дутова и офицерство. Из Троицка звали на помощь.

Вот и сойдутся снова в этом городе две силы. И третья подключится, - сотни хорошо вооруженных, обкатанных войной людей.

Военный комиссар Кустаная Никита Фролов тоже оставил свои воспоминания о тех героических днях. Если читать мемуары его и других участников боев отстраненным, холодным взглядом, то все эти стычки, атаки, перебежки — просто сумбур и партизанская бестолковщина. Если же вчитаться, то становится жутко и жалко погибавших на подступах к чужому городу от пуль каких-то иностранцев наших людей. Кустанайцы наскоро оборудовали бронепоезд и платформу с пулеметом. На какой-то станции застали врасплох казачий конный отряд и обратили его в бегство. С другой стороны, страх и ужас на красноармейцев наводили чехи. В атаку они шли не перебежками, как были обучены наши, а в рост, стреляя на ходу. Это было жутко и непривычно, приходилось с боями отступать.

Помощь нашим подошла, откуда не ждали. Прибыла рота бывших пленных мадьяр, которые давно искали возможностей схватиться с чехами. С их помощью красноармейцы вернули назад вокзал в Троицке, захватили несколько пулеметов, орудий и даже бронепоезд. Но это была горькая победа. Оружия много, а людей нет – кто убит, кто ранен, кто просто сбежал. В ночь на 19 июня чехи снова пошли в наступление, и уже не было сил отбивать их атаки. Просто некому. Ждали подкрепления из Екатеринбурга, но никто не пришел. Пришлось не очень организованно, под тревожные гудки паровозов, отступать к Кустанаю. Здесь оставшиеся в живых командиры уничтожили все документы и приняли решение уйти в подполье.

23 июня 1918 года в Кустанай вошли белогвардейцы и чехословаки. Расстрельная стена у Народного дома приняла очередную партию жертв. По всему городу растеклись каратели, выискивая большевиков и сочувствующих. Кого-то рубили или стреляли на месте, кого-то бросали в тюрьму. Всякое видели в этих краях, и грабители встречались, и душегубы, но такого вот зверства не было у нас никогда.

Вот снимок колчаковского бронепоезда. Молодые парни мирно обедают на травке. А вот фото колчаковских пулеметчиков. Простые деревенские лица, никогда не подумаешь, что эти люди способны на такую жестокость. Но они оказались способны. Жуткие пытки, когда отца живьем закапывали в землю, а сыновей расстреливали у него на глазах. Мирных горожан забивали прикладами у ворот их собственных домов, на глазах семьи, расстреливали в логах и просто на улицах.

Ответом на эти зверства было скрытое и явное сопротивление, которое еще более усилилось, когда мужиков стали насильно загонять в колчаковскую армию. Партизанские отряды брали в свои руки власть и уже сами рубили и стреляли угнетателей. Народ поднимался против колчаковцев почти с теми же словами, что и в фильме «Чапаев». «Большевики только хлеб брали, а белые все берут. Скоро ли их, чертей, не будет?» Мне почему-то запало в душу жиляевское восстание – отчаянное, обреченное, но яркое выступление против жестокой власти. Просто протест против зла и насилия, безо всякой идеологической окраски.

Практически неграмотный вчерашний фронтовик из села Долбушка, Андрей Жиляев собрал около тысячи бойцов. Читать не умел, писали про него, но до унтер-офицера в царской армии дослужился. Значит, знал толк в военном деле и не был таким уж безграмотным? И воевать умел! На пути к Кустанаю его партизаны разгромили несколько отрядов карателей, обложили город и с трех сторон повели атаку на засевших здесь колчаковцев. При явном численном превосходстве противника они сумели взять Кустанай. В самых опасных местах, и тоже на коне, по свидетельству современников, билась жена Андрея Жиляева.

Крестьянское восстание вошло в историю, имя же самого Жиляева никак и нигде не увековечено, что вроде бы логично. Это своеобразный долбушинский батька Махно, который не признавал ни белой, ни красной власти. Он воевал против всех, но за крестьян. В конце его бурной и короткой жизни Жиляева расстреляли свои же, где-то на берегу Аральского моря. Рядом расстреляли жену Лушку (Лукерью?) и троих товарищей. Может быть, потому и сказано было столько обидных слов в его адрес бывшими соратниками? Однако некоторые факты говорят о том, что не так уж плох был этот партизанский вожак, как потом о нем некоторые писали.

О самом Андрее Жиляеве, о его подвигах и партизанских выходках еще кое-что можно прочитать, да и сам термин Жиляевское восстание остался в истории. А жена его – кто она была? Кто научил джигитовке, казачьей рубке, откуда у простой русской бабы столько отваги было, чтобы с саблей идти на врагов своего мужа? Мне кажется, это не очень справедливо совсем забывать таких людей, будь они трижды партизанами. Очень хочется рассказать подробнее о них, и я, наверное, это сделаю, если удастся собрать материалы.

Кое-кто из участников тех событий увековечен в названиях улиц – Лаврентий Таран, Михаил Летунов, Омар Досжанов (Дощанов), Амангельды (Иманов), Юлия Журавлева. Есть улица 5 апреля (день освобождения Кустаная Жиляевым), но нет уже улицы 19 августа (день освобождения Кустаная армией Тухачевского. Есть, в конце концов, улица Павших борцов. Ну, будем считать, что все, кого забыли или не захотели увековечить – и есть эти павшие борцы.

И совсем немного о чехах, которые в те годы прошлись и по нашей земле. Еще с советских времен мы привыкли именовать их белочехами и врагами большевистской власти. Между тем, и здесь не все так однозначно. Это были по-своему несчастные люди, которых австро-венгерская империя лишила родины и погнала на убой за чуждые им интересы. Подробности? Да перечитайте «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека. Стоит ли удивляться, что столько чехов оказались в плену у русских братьев-славян? Потом они попросили оружие, чтобы биться против германцев, и им его дали. А потом уже большевистская Россия подписала позорный Брестский мирный договор с Германией, и чехи посчитали, что их предали. И тогда они повернули оружие против новой власти.

С точки зрения большой политики они, конечно же, были для нас врагами. А если посмотреть на эту историю глазами простого чеха, у которого забрали все и бросили умирать в далекой Сибири? Вот где трагедии и сюжеты для потрясающих сериалов, взятые из реальной жизни. Поискать бы материалы на эту загадочную тему. Ведь эти самые чехи насолили не только красной армии, но и Колчаку, задержав его отступление с грузом золота Российской империи. Кое-кто утверждает, что они же это золото к рукам и прибрали, что, однако, никем не доказано.

Кстати, в Челябинске в 1918 году погибшим чехам был установлен памятник, который и простоял незамеченным советской властью до пятидесятых годов. Его, конечно же, снесли, но три года назад в присутствии чешского посла в России восстановили. Горожане протестовали, именуя чешских легионеров убийцами и мародерами. Власти говорили о примирении, о том, что памятники лучше ставить, чем сносить. С чем не хочется спорить.

При подготовке были использованы воспоминания очевидцев тех событий – Ивана Грушина, Петра Гречко, Алексея Корнилова, Федора Мирошниченко, Василия Ченцова, Осипа Городничего, Якова Костенко.