Так уж получилось, что все свое детство провел я под недреманным оком его сиятельства графа Алексея Григорьевича Орлова. Большая репродукция с картины известного русского баталиста и анималиста Николая Сверчкова, сколько себя помню, висела у нас на самом почетном месте. Граф уютно восседал в красивых санках, в которые был запряжен его любимый жеребец Барс. Надо полагать, не за то чтили Алексея Григорьевича в нашей вполне советской семье, что он помог взойти на престол государыне Екатерине II. И не за то даже, что разгромил турецкий флот при Чесме (отсюда имя Орлов-Чесменский), возродил надежды греков и балканских славян на независимость от Османской империи. А за то, что, уже удалившись на покой, на своем Хреновском конезаводе создал не породу даже, а целый тип лошадей. Орловский рысак – его творение и вечный памятник этому великому государственному деятелю. Видимо, моим родителям служил граф Орлов эдаким путеводным маяком в их коневодческом деле.
Однако все это присказка, я же продолжу разговор про конный завод и про его обитателей. Мне это кажется интересным уже потому, что мы как-то все дальше и дальше уходим от простых и натуральных вещей. И вот уже вполне начитанный человек приходит в ступор, услышав слово «шорник». И даже, извините, профильный министр, будучи привезен на наш конный завод, тихонько спрашивает у свиты: «Послушайте, а зачем нам все эти лошади?» Шорник, кстати, это человек, который делает упряжь для коней. А сами кони будут рядом с нами, наверное, всегда, пока жив человек, пока есть у него потребность в спорте, охоте и просто общении с умным и преданным животным.
Скачки в 60-е годы в конезаводе были всенародным праздником - красочным и многолюдным. Почему-то это событие у нас всегда обозначали татарским словом «сабантуй». Как только заканчивалась посевная, объявляли сабантуй, и со всей области собирались конники и их воспитанники. Трактор с бороной ровнял скаковой круг, туда же вывозили деревянную трибуну для судей, начальства и почетных гостей, вымеряли дистанции для скачек. Но кроме скачек и байги всегда на сабантуе были национальные конные игры. Я это видел с детства и прекрасно все помню. Кокпар был, но вялый, без сегодняшнего азарта. Вместо овечьих туш наездники таскали набитые чем-то мешки. Может, потому и нешибко упирались, что тягали не сам приз, а его подобие. Да и деньги в награду маячили совсем не те, что ныне.
Но изюминкой скачек была игра кыз-куу (догони девушку). Тут уж блистала перед всем народом наездница, одетая в яркий национальный костюм. Она могла быть любой национальности (чаще всего, помню, скакала Валя Чехович), но тут она была одета молодой казашкой. Она и ее кавалерист-кавалер стартовали у изгиба скакового круга и в аккурат напротив трибун парень должен был догнать девушку и на всем скаку поцеловать. Обратная скачка, как правило, была украшена камчой, которой уже девушка охаживала на всем скаку парня. Интрига заключалась в извечном вопросе – догонит- не догонит. Ага, не догонит она, как бы не так! Конечно же, это была игра, но игра красочная, веселая, ее всегда встречали на ура толпы зрителей.
Потом, конечно, были скачки, байга, целый караван автолавок с невиданными в селе яствами. Мы, деревенские пацаны, рады были сабантую не меньше взрослых. Пустые бутылки из-под лимонада мы сдавали в те же автолавки и получали полные, с лимонадом, которого отродясь не было в нашем сельпо. Отсюда непреходящая любовь к грушевому напитку и прочим «буратинам». Если к этому времени назревали каникулы, то это были мгновения полного счастья. Теплынь после долгой зимы, абсолютная свобода от уроков, одуряющие запахи молодой травы, взрытой копытами лошадей, и через шум толпы чуть пробивается свысока трель жаворонка. Лето грядет, благодать!
Наездники, победители и призеры, получали заслуженные призовые рублики, участники конных игр - свои премии. Народ разъезжался по домам, а все конюшенные труженики собирались с духом, чтобы держать свой главный экзамен. Уже не дома, перед своими, а перед всем государством. Раз в год на одном из ипподромов СССР объявлялись государственные испытания, и все лошадники вместе со своими воспитанниками двигались к месту ристалища. Это могли быть Москва или Алма-Ата, Пятигорск или Ростов-на-Дону, Фрунзе (Бишкек) или Ташкент, Рига, Тбилиси, Ашхабад. В «телячьих» вагонах лошади вместе с конюхами и запасом сена, не спеша, заранее съезжались к означенному ипподрому. Суть испытаний – показать на конкретных дистанциях, кого вырастили и подготовили, чего достигли за год. Скаковой круг, секундомер, результат – все предельно конкретно. Это как чемпионат страны, даже, быть может, и выше. Но представляю, сколько баек было рассказано в этих неспешных вагонах, сколько историй двигалось вместе с ними долгими летними вечерами. Жаль, не довелось ни разу проехаться вот так, с лошадьми, через всю страну.
Скачек было много, на разных дистанциях, всегда с призами, для разных категорий лошадей. Отдельно – для чистокровных (арабские, донские, ахалтекинцы и прочие), отдельно – для полукровок. Вот этих-то, созданных уже в советское время, было немного – кустанайские, буденновские, пальцев одной руки хватит, чтобы сосчитать. Выведенные «под воду и под воеводу», они могли и обед привезти на полевой стан, и проскакать, если надо. Поначалу их ставили на одни дистанции с чистокровными, но потом, после ряда скачек, которые закончились конфузом для чистокровных, мешать их перестали. Чистокровные, они, конечно, красавцы, глаз не отвести, но наши были резвее и выносливее.
В 70-е годы про наших лошадей уже прознали далеко за рубежами Союза. Не раз видел в конюшнях делегации из Англии, Голландии, Германии, Венгрии. Хорошего коня готовы были купить и в другие страны. С одной лишь оговоркой: конь должен быть мирным, дружелюбным, слушаться хозяина. Иначе говоря, гости не заморачивались вопросом, зачем нам эти лошади, а хотели иметь друга для отдыха, охоты, может быть, любительского спорта. И готовы были платить за него хорошие деньги. Наш же конь – как та сивка-бурка, глаза огнем горят, не понравишься ему – пожалеешь. Надо было иначе готовить лошадей, а это дорогое удовольствие. Больше надо конюхов, чтоб приручать лошадей, плюс барьеры, которые должен уметь брать конь. Да много еще нюансов, которые, однако, вполне преодолимы. Было бы желание и ясная цель. Дай Бог, чтобы все это было у сегодняшних коневодов.
Я же хочу отдать должное тем, кто работал над кустанайской породой лошадей еще в старом конезаводе. В перечне авторов этой породы не только московский профессор с мировым именем Г.Г.Хитенков и мои родители, но и простые конюхи – их труд тоже оценили. Бригадиры, наездники, жокеи – о них можно рассказать еще немало всякого. Вот еще один интересный человек, о котором я когда-то писал в газете. Нина Курагина, совсем молодая, хрупкая девушка, работала здесь рядовой наездницей, и тренер Сидельников отзывался о ней вполне благосклонно. Кыз-куу и прочие забавы, как я понял, ее не очень прельщали, а больше всего ее манил скаковой круг и большие ипподромы. Ну что ж, не все мужикам лошадей объезжать, вспомним хотя бы знаменитую чемпионку мира по выездке Елену Петушкову. Гордость всего Союза, она принесла стране медалей не меньше, чем хоккейная сборная. Жаль, не проследил за судьбой Курагиной, но уверен, что не затерялась она в конном мире. Уж очень любила она лошадей и горела желанием скакать. А пока публикую здесь ее фото и еще небольшую часть фотографий людей, лошадей, пейзажей и прочего, которые я сделал в разные годы в конезаводе. В том числе и фото колоритного деда Леонтия Алексеевича Тявина, ветерана Гражданской войны 1918-1920 годов – как мостик к следующему рассказу.
Продолжу обязательно.
