Никита Сергеевич Хрущев, пожалуй, был первым из руководителей СССР, который посетил нашу область. Да нет, совершенно определенно — первым. Ленин у нас не бывал, это точно, Владимир Ильич отметился лишь телеграммой. Сталин вообще никуда практически не ездил, в отличие от своего преемника. Никита Сергеевич приехал к нам в конце лета 1964 года, за несколько месяцев до своей отставки. Конечно же, его здесь ждали, как самого дорого гостя. Ведь целина была его любимым детищем, в годы его правления сюда потоком хлынула техника, люди, деньги. Жизнь стала совсем другой, живой, интересной, богатой.
1. Показывали Никите Сергеевичу, конечно же, самый лучший скот.
К сожалению, а может быть, и к счастью, его мне не довелось увидеть. К счастью — могли и затоптать в толпе, настолько велика была харизма Хрущева, даже в последние годы правления. Многие его жесты и выходки сейчас бы назвали популизмом, а тогда, после строгостей послевоенной жизни, они казались всем истинно народными, понятными каждому. К примеру, Никита Сергеевич терпеть не мог милицию, которая его охраняла. «Меня не надо охранять, меня народ охраняет. Бездельники! Идите лучше в город, движение регулируйте». За словом никогда в карман не лез, мог брякнуть, все, что в голову придет, не выбирая выражения. Совсем как наши мужики. Кукуруза? Ну что ж, что кукуруза, у кого нет своих тараканов в голове? Зато была целина, был разворот целой страны на великие дела!
2. Плакат тех лет звал молодежь на целину.
«Здравствуй, земля целинная, - пел Уральский народный хор. Популярнейший в те годы Иван Бровкин (фильм «Солдат Иван Бровкин») продолжил свою службу, теперь на целине. Правда, в газетах тогда развернулась дискуссия на тему «это где же такие села на целине, в которых есть ванны и теплые туалеты?» На что создатели фильма отвечали: «Если и нет пока, то будут». И все сбылось! Помню первые двухэтажки в Конезаводе (Заречный), в которых впервые были устроены все удобства. Моего друга как-то попросил поночевать в такой квартире его дядя, а он позвал за компанию нас, пацанов. Не в землянке жил, но новая теплая квартира, с ванной и туалетом, была для меня невиданным чудом. Такое же чудо я увидел еще раз уже в Москве, в квартире у Бухариных, друзей нашей семьи, сосланных при Сталине в Казахстан.
Да весь Кустанай в 60-е годы был еще практически одноэтажным и с удобствами во дворе. Десяток-другой благоустроенных зданий погоды не делал. Асфальта не было! Не было зелени, но были пыльные бури. Я вот думаю, если у нас и дальше такими темпами продолжат вырубку деревьев во дворах и на улицах, то мы снова доживем до пыльных бурь.
3. Автобусы в те годы особым комфортом не отличались.
4. Как и автобусные остановки, даже в центре Кустаная.
Однако, завершу преамбулу и постараюсь ухватить за талию суть.
Как в двух словах передать ощущения от того времени? Что было главным, самым ярким, что продирается из шестидесятых сквозь наслоения слухов, сплетен, анекдотов, часто злых, а порой метких? Космос, первые полеты, карибский кризис? Это когда США, уверенные в своей безнаказанности, начали устанавливать вдоль наших границ в Турции свои ракеты, а мы в ответ поставили свои на Кубе. В 90 милях от их берегов! Президент Джон Кеннеди тогда заявил Никите Сергеевичу: «У нас достаточно ракет, чтобы тридцать раз уничтожить вас». На что Хрущев ответил: «У нас хватит только для одного раза, но нам этого достаточно».
5. Хрущев и Кеннеди. Слава богу, тогда они договорились
Потом он сгоряча постучал ботинком по трибуне Генеральной ассамблеи ООН. Снимок с Хрушевым и ботинком был опубликован в октябре 1960 года на первой полосе газеты «Нью-Йорк таймс» с подписью: «Россия вновь угрожает миру, на этот раз – ботинком своего вождя». И тут мнения нашего народа разделились. А надо ли было? Еще и штраф платить, в долларах. Правда, доллар тогда по официальному курсу стоил 90 копеек, но зачем людей смешить? Сейчас, примеряя тот его резкий жест в адрес «проклятых капиталистов и их приспешников» к нашему времени, вдруг ясно видишь аналогию с другим лидером. Уго Чавес не стучал ботинком, но крестился на трибуне после президента США и уверял, что здесь только что был дьявол. Придут другие времена и иные лидеры, но Чавеса и Хрущева запомнят и по этим жестам.
6. Трибуна и тот самый ботинок
Тем временем карибский кризис из далеких морей докатился до наших степных приделов. Помню учебные тревоги в школе, когда все должны были бежать в бомбоубежище, которого у нас отродясь не было! Какое убежище в деревне? Разве что погреба. Штурмовики из нашего Военного городка изображали налет вражеской авиации, где-то поджигали старые баллоны, и черный дым закрывал горизонт, омрачая настроение. Отец вечером приезжал из района и тихо, чтобы я не слышал, говорил матери: «Опять, сообщили, пролетел над нами чей-то самолет. Очень высоко, не достать. Видно, снова будет война». И когда над Свердловском 1 мая 1960 года сбили таки ракетой самолет-разведчик с Фрэнсисом Пауэрсом, это было победой. «Отлетались! Никита показал им Кузькину мать!» То, что сбили заодно и свой истребитель, было уже досадной мелочью.
И все-таки самые яркие ощущения от того времени не связаны с космическими успехами страны и страхом перед угрозой войны.
Оттепель — вот главное, что было в чувствах людей. Это как в конце марта, когда ночами еще давит мороз под двадцать градусов, а в полдень уже капнет раз-другой с крыши, и вроде бы даже какая-то птица мелькнет в березах. Хотя какая там птица, первых грачей еще ждать и ждать. Но вот же она — оттепель, хотя бы в затишке, на солнце.
Самое главное — ушел из душ людей страх. Да, были гонения, да, были репрессии, но уже не было такого давящего, холодного ощущения неминуемого наказания не то что за слово, за крамольную мысль. Совсем сопливым пацаном кусочком своего деревенского детства я чуть-чуть зацепил то время. Мать иногда сидела в закутке новой конторы. Всю свою короткую жизнь она проработала зоотехником-селекционером, в конторе бывала редко, все больше по конюшням, ипподромам. Но у входа в закуток главным украшением был большой, в полный рост портрет Вождя. Шикарный портрет, тогда он мне очень нравился.
7. Один из немногих сохранившихся снимков тех лет. Два тренера Конезавода, два вечных соперника, отец и сын Сидельниковы. Между ними моя мать Валентина Михайловна, зоотехник-селекционер Конезавода № 48.
Помню, приехал какой-то большой чин из самой Москвы с очередной проверкой. Отец уже с поста начкона (начальник конюшни) выдвинулся на должность зоотехника, потом директора конезавода. Боже мой, это ж такая честь и такой груз, ведь конезавод — объект стратегический, едва ли не военный. Здесь не только создавали Кустанайскую породу лошадей, но и ковали, можно сказать оборонный потенциал страны. Периодически то мать, то отец ездили на совещание в Москву, и привозили оттуда большое фото, в центре которого крутил пышные усы сам Семен Михайлович Буденный. Отказавшись от спокойной жизни пенсионера союзного значения, он руководил главным управлением коневодства и коннозаводства Минсельхоза СССР, и такие совещания с обязательным фото грели душу престарелому маршалу.
Так вот, этот чин, по рассказам отца, как бы мимоходом задал ему каверзный вопрос: «А как вы тут работаете по ночам?» Имелась в виду привычка Сталина работать до утра, которому вынуждены были подражать его соратники и подчиненные. Отец, не подумав, брякнул: «Знаете, мы по ночам обычно спим, а работаем днем». Потом понял, что сморозил нечто опасное, неловко оправдался: «Лошади, знаете ли, не любят, когда их по ночам тревожат, так что мы все больше днем с ними работаем». Потом уже, подумав, решил, что можно было и не оправдываться. Ну, донесут, ну накажут, но ведь не сошлют на севера, к стенке не поставят. В самом Конезаводе вон сколько ссыльных и якобы шпионов, а если разобраться то это были самые порядочные люди.
8. Одна из первых наград моего отца, старшего зоотехника Конезавода № 48
А скоро и Сталин ушел из жизни, успев, правда, подписать указ о создании Кустанайской породы лошадей (22 марта 1951 года). Пришел Хрущев, который лошадей не любил, кавалерию не признавал совсем. В космос, понимаешь, летаем, а тут какие-то телеги, седла, хомуты. Поэтому в конезавод, как это сейчас делается, его не повезли, а показали хорошие, с богатым урожаем поля. В Федоровском районе глава государства осмотрел созревшую пшеницу, упитанных хрюшек, крепких, сытых коров. На архивных снимках, которые мне принес Арман Козыбаев, Никита Сергеевич пребывает в хорошем настроении. Которое, впрочем, ему периодически портили фотографы (все поле вытоптали) и милиционеры (о них уже сказано). Еще сильнее гневался он в адрес ученых, которые и здесь, на целине (!) осмелились возражать ему по поводу системы земледелия. Никита Сергеевич аж чуть из машины не выпал, когда увидел у нас поля под паром. «Никто не докажет мне, что для поля такой отдых полезен!»
Так вот, ему возражали, однако ни один оппонент на Колыму, как это бывало при Сталине, не поехал. Даже Александр Иванович Бараев, уже тогда ученый с мировым именем, осмелился перечить Хрущеву и после этого уцелел.
В целом же Никита Сергеевич остался увиденным доволен, а народ — ну что ж народ, на то и вождь, чтоб этот народ зажигать на свершенья. Уже после нас он отъехал в Крым, щедро подаренный им Украине, на отдых. А оттуда пленум ЦК проводил его на пенсию.
Окончание в следующем выпуске.
