Если собрать, да записать все, что он рассказывает, может получиться продолжение любимой книжки из детства «Ребята и зверята». Правда, Ольга Перовская писала там в основном о четвероногих друзьях, а у него в любимчиках по большей части птицы. За исключением нечастых историй с собаками, сурками и прочими четвероногими. Но главные в его доме все же птицы, за что его частенько называют орнитологом. Он от такого обращения не отказывается, хотя на самом деле у Сергея Биркле совершенно иная профессия.
Амадины Гульда — очень красивые птицы
Договориться с ним о встрече нет проблем, всегда пожалуйста. Но все последующие его действия могут вывести из себя любого. Да вот буквально к разговору, из которого и родился этот рассказ, я призывал его и ждал затем не один день. Все какие-то срочные птичьи дела выбивали из графика. Наконец, пришел, объяснил:
- Всю ночь «принимал роды» у самочки амадины Гульда, извини, некогда было.
- Господи, это еще кто такие?
- А вот, посмотри на фото, красивые, ярче попугаев, но родственники наших воробьев, только австралийские.
- И что же приключилось с самочкой?
- Молодая, первая кладка, никак не могла снести яйцо. Пришлось помогать. В этом деле, как у человека, есть целая методика. Теплая вода, массаж, другие процедуры. Слава богу, все обошлось.
Эта странная для обычного человека любовь к пернатым началась у него давно, еще в детстве. Как это часто бывает, не родители, а дедушка с бабушкой разбудили в нем птичий интерес. Может быть, даже не они персонально, а сам антураж: старый дом на улице Московской, близкая река, обилие всякой живности. Голуби, синицы, воробьи, трясогузки. Вся эта мелочь только кажется скучной и серой. А если присмотреться, сколько интересного можно увидеть. Да я сам не раз подглядывал на даче и за сороками, и за совами, не говоря уже о малиновках и трясогузках. Особенно интересно было наблюдать, как сороки или совы воспитывали своих детей, учили их летать.
Сороки, которых многие недолюбливают за шумный нрав и вороватый характер, между прочим, великолепные строители. Каждый год они строят для своего выводка новое гнездо, никогда не селятся в старых. Одно из последних на нашей даче они возвели на макушке большой сосны, выбрав удобное место в развилке. Ну построили, и ладно, пусть живут. Но как они его сделали, как будто гвоздями сколотили! Однажды, помню, поднялся сильный ветер, макушку сосны мотало из стороны в сторону, а из гнезда хоть бы соломинка выпала. Как этот стресс пережили сорочата, не знаю, но сидели молча и не пищали.
С таких же шумных и заполошных птиц началось знакомство с крылатым миром и у Сергея Биркле. Первого сорочонка он подобрал, когда помогал родителям в лесу полоть огород. В те годы землю под картошку частенько выделяли у околков неподалеку от города. Там ему и попался этот бестолковый птенец. Вылететь из гнезда ума хватило, а вернуться обратно — нет. Сергей вынянчил его, выкормил и назвал Гришкой. Он жил свободно, летал куда хотел, часто увязывался за своим хозяином. Квартира у родителей Биркле была возле мясокомбината, а там всегда обитало много сорок. Гришка и с ними общался тоже.
Все соседи знали его, и первое время частенько приносили хозяину:
- Ваша сорока? Забирайте.
Случались и казусы, с сороками всегда так — скучать не приходится, обязательно что-нибудь выкинут. Особенно слабы эти птицы на всякие блестящие мелочи. От пивных пробок до часов или обручальных колец. Украдут обязательно, лишь бы блестело.
Старое фото. Сергей с сороченком Гришкой
Однажды соседи покрасили пол в зале, и чтобы быстрее высохла краска, оставили открытыми окна. Первым в комнату наведался конечно же Гришка. Следы преступника четко отпечатались на свежей краске. Ну и, естественно, с пустым клювом этот сорок не улетел. Перетаскал целую миску черешни с кухни, а потом взялся за украшения. «Золотые часы не приносил?» - спрашивали соседи. Оказалось, он уже сграбастал их, но кто-то спугнул Гришку и он просто уронил часы за сервант. Потом нашли.
Ближе к зиме Гришка окончательно перебрался на мясокомбинат к своим сородичам. Там ему показалось интереснее. Поначалу прилетал домой, а потом перестал. Забыл своих человеческих друзей или погиб холодной зимой? Никто не знает, птичий век недолог, особенно на воле.
Воробей ЧирИка привык кормиться с рук
Той же зимой ударили сильные морозы, настолько сильные, что птицы замерзали на лету . Даже воробьи не выдерживали! Сергей с друзьями-пацанами собирал таких замерзших птиц и приносил домой. В квартиру, правда, родители не пускали, так они их раскладывали на теплой подстилке в подъезде, воробьи оживали, и к вечеру лестница превращалась в птичник. Шум, гам, перья, но зато сколько их вернулось к жизни.
Когда ему исполнилось 16 лет, дед подарил на день рождения попугаев. Красивые птицы, спасибо за подарок. Но самыми любимыми остались воробьи, серые, невзрачные птички, которые всегда рядом с нами. В неволе воробей может прожить 15 лет. В природе средняя продолжительность его жизни — полгода. Прошлым летом я наблюдал, как Сергей выкармливал такого бедолагу, выпавшего из гнезда. Собственно, все мы каждую весну сталкиваемся с этой бедой — беспомощный птенец на асфальте. Одного такого он подобрал, принес на работу, выкормил и выпустил полетать. Больше он его не видел. «ЧирИка» - так его звали. Но еще до того я успел его сфотографировать в клетке. И Сергея, который кормил его червяками и кашей.
После разговора со мной он оставил для иллюстрации свои публикации в городской газете про птичью жизнь, и больше всего мне приглянулась его наблюдения за воробьями на даче. Там у него живут полевые воробьи, которые давно уже поняли, кто на даче хозяин. Конечно же они, наши серые соседи. Мы приезжаем на дачу отдохнуть и поработать, и на время, а они там живут постоянно. За сезон выводят по два поколения птенцов и быстро соображают, как можно без особых хлопот прокормить свое растущее потомство.
Очередная сова, сбитая на дороге
Все элементарно просто. Сколько бы человек ни трудился на даче, а стол он все равно накроет. Кушать-то хочется, особенно на свежем воздухе. Расставили еду, он первый снимет пробу и отнесет своим детям. И у кого поднимется рука прогнать такого соседа? Понятно, за что любит он этих невзрачных птиц — за сообразительность. Воробей — это как собака-дворняга, умней которой нет. Но дворняга с крыльями.
Сейчас в той же воробьиной клетке на работе обитает красавица-сова. История ее похожа на десятки других. Где-то на трассе вылетела на свет фар, машина сбила и сломала ей крыло, кто-то подобрал беспомощную птицу и привез в город, в кошачий приемник. Оттуда сову привезли к Сергею, к кому же еще ее везти? Орнитолог ведь. Если бы сразу правильно кормили, дали срастись крылу, был бы у птицы шанс на вольную жизнь. Сергей сову выкормил, но крыло уже не восстановить, вся ее жизнь отныне будет протекать в клетке. Сова вроде бы понимает, что у нее теперь новая семья, от пищи не отказывается, даже отзывается на голос. Но иногда резко щелкает сильным клювом, как сельский пастух кнутом. Как бы давая понять, что обижать ее не следует.
В чем интерес такого постоянного птичьего лазарета? Мне, к примеру, любопытно наблюдать, как пикируют на мою кормушку за окном всякие мелкие птицы, как уживаются они меж собой. Однажды ко мне даже дятел прилетел подкормиться. Стучал по кормушке мощным клювом, как гвозди забивал. Потом, правда, устыдился, сел на дерево под окном и начал долбить кору. Я успел его сфотографировать на окне и на дереве. Красивая, осторожная птица.
А это дятел, заглянувший ко мне в гости
А чижики, к примеру, не терпят никого рядом, маленькая птичка, а смертным боем бьет любого конкурента. Тот же Сергей Биркле как-то рассказывал, как однажды он заказал привезти ему из Челябинска одного чижика. Товарищ привез шесть штук и куда-то пропал. Дело было в пятницу, продавщицы без хозяина птицу не отдавали. Сергей им посоветовал хотя бы поставить до понедельника по кормушке и поилке на каждого. Они отмахнулись: хватит им двух, убирай потом за ними. В понедельник в клетке были живы два чижика. Четыре умерли без еды и воды.
Для Сергея весь интерес в том, как выходить и выкормить птицу, которая часто уже балансирует на грани. Вынянчить ее, а потом общаться, как с другом. Сейчас со всякими советами попроще, интернет помогает, а раньше он все стаскивал в дом книги про птиц. Было дело, пришли как-то к нему преподаватели из института, какую-то книгу попросить, и глазам не поверили, увидев его библиотеку. В институтском собрании не было столько книг по этой части.
Дубонос — своеобразная птица, нечасто у нас ее можно встретить
Он выхаживает одну сову за другой и всерьез думает о птичьем питомнике. Там бы можно было лечить больных и раненых птиц, а потом приводить туда детей — вроде как свой птичий зоопарк. Он говорит про это вполне серьезно, увлекшись этим и другими проектами. Я молчу в ответ, но в уме держу слова великого Александра Сергеевича: «Мечты, мечты, где ваша сладость...» Трезво глядя на ареал нашего обитания, ясно видишь: не будет этого. Эра милосердия, похоже, кончилась, уже почти нет идеалистов, которые еще помнят, что это такое — дело без прямой выгоды. Вот если бы новый кабак приспичило открыть, заправку, аптеку, тут никаких сил и средств не жалко. А приют для птичек — идея курам на смех. Или орнитологам не от мира сего. Сейчас вот задумал он подложить под своего галчонка Жорку сорочьи яйца и посмотреть, выведет ли тот чужих детей. Вот и пусть смотрит, летает в мечтах.
Профессия у Биркле вроде бы тоже летучая, но немного из другой оперы. Он авиаконструктор, по крайней мере, по диплому. Закончил Казанский авиационный институт, потом получил распределение в Ташкент, на авиационный завод. Громадное предприятие было, сорок тысяч человек работало. Строили большие самолеты Ил-76. Трудно передать свои чувства, говорит, когда такая махина после покраски выкатывается на летное поле. Смотришь на него и знаешь, что хоть небольшая гайка в нем, но твоя. Красивые, мощные самолеты были, собирали их для Ливии, для Кубы, для других стран.
С галчонком Жоркой
Кстати, и в Казани, и в Ташкенте было много любителей птиц, многие занимались этим хобби на вполне профессиональном уровне. Так что перерыва в птичьем увлечении не было.
Так бы и трудился он в Ташкенте, но как-то предложили ему поработать три года в Костанае. По контракту он должен был отработать указанный срок конструктором в НПО «Целинсельхозмеханизация» и вернуться в Ташкент. Ну почему не поработать в своем городе, где знакома каждая улица? Получил квартиру, отработал положенный срок, а тут некстати Союз развалился, все контракты рухнули и на завод назад не позвали. Да и завод тот уже не столько самолеты собирает, сколько узбекско-американские автомобили...
Чем-то эта ситуация напоминает мне истории всех его подбитых птиц. Из гнезда выпал, и вроде никто не растоптал, но в профессию уже не вернуться. Были попытки, и даже конкретные призывы снова заняться конструкторской работой. Звали вернуться в НПО, но не пошел. Во-первых, зарплата была смешная, на уровне среднего дворника. Во-вторых, это все-таки сельское хозяйство, ничего общего с самолетами. Смысл какой заниматься чужим делом?
А это зебровые амадины.
Сергей вспоминает, как он работал конструктором, но уже немного занимался карикатурой — еще одно его увлечение. И тут пришел Лев Лузин, редактор городской газеты, тогда она называлась «Кустанаец». Позвал попробовать себя художником в газете. Попробовал, получилось, приличная зарплата, раза в два больше, чем у конструктора по тем временам. И так обидно поначалу было: я, конструктор, на жизнь зарабатываю смешными картинками. Диссертация была готова, но кому она нужна в наше время? Кто у нас будет строить, и тем более конструировать самолеты? Потом привык.
В общем, так получилось, что хобби у него осталось птичьим, и еще кое какие увлечения добавились. А профессию конструктора пришлось сменить на журналистику. Это он выпускает газету «Костанай спортивный», приложение к городской газете, пишет и в саму газету, и в «КН» к нам заглядывает. Коллега, одним словом. Я заворачиваю разговор на его орнитологию, а он снова возвращается назад, в те годы, когда надо было выбирать профессию. Оказывается, совсем не птицы его волновали в юности. Птицы — это так, хобби. Ящерицы, вот кто всерьез интересовал его тогда.
Сурок Кешка. Красавец!
Он вполне осознанно хотел поступить на биофак и всю жизнь посвятить изучению этих удивительных существ. Честно говоря, я не очень понимаю, что в них может быть интересного, но допускаю возможность такого увлечения. Мало ли кто как с ума сходит. Он же вполне серьезно рассказывает, как ходил на биофак, расспрашивал, стоит ли поступать сюда при его специфических интересах. Ему популярно объяснили, что интересоваться он может чем угодно, но на выходе из вуза обязан стать педагогом. Профориентация называется. Он пожал плечами и поехал в Казань, в авиационный.
Скучать, однако, некогда. Как-то бабушка позвонила, из района Военного городка. Охотники подстрелили сову, бросили полуживую в подъезде. Он взял коробку, поехал, забрал покалеченную птицу, привез, начал выхаживать. Птица отказывалась от еды — кормил насильно. Понемногу сова начала реагировать на него, но тут он заметил, что она слепа. Не видит ничего. Стресс или нерв какой-то перебит — кто знает, все же делается методом тыка. В конце концов ожила сова, даже прозрела, сидит, головой крутит, как это все совы делают.
Лучик, собака породы Вельш корги пемброк и галчонок Жорка
А кончилась история опять же на печальной ноте. Попросили у него эту сову отдать, не скажу куда, но на радость детям. Ну как не отдать, дети — это святое. Отдал. Недолго прожила сова, померла от неправильного кормления. И он опять возвращается к мысли о птичьем приюте. А мне опять приходят в голову подходящие случаю цитаты из классиков. «Блажен, кто верует...» Наверное, был бы он успешным бизнесменом, и за счет своих крепких доходов содержал бы свое хобби — это было бы реально. По крайней мере, я знаю таких людей, которые хорошо зарабатывают, и это позволяет им оплачивать свои увлечения.
Хорошо, хоть жена его терпит, его и всех этих птичек. Правда, он тоже терпит ее собак. Даже дружит с ними, сколько бы их не было. Вот и ладно.
Полярная сова — это уже история
Не хочется грустной концовки, надо бы под занавес выдать нечто бодрящее. Ну, попробую. Так вот, во все времена всегда были люди, которые подбирали подбитых птиц, покалеченных собак, брошенных чужих детей. Лечили, учили, воспитывали их, и не очень-то обращали внимание на реакцию очень трезвого окружения. И были люди, которые всю жизнь быстро-быстро скупали все, что продается и набивали свои сундуки разноцветными купюрами. Много лет спустя на развалинах бывших хором любознательные потомки наткнутся на эти фантики и поразятся: надо же, сколько человек собрал бумажек. И куда их теперь?
Про это можно долго рассуждать, но нет желания повторять прописные истины. И не буду.
Владимир Моторико.
Фото автора и Сергея Биркле
