Сокову сегодня стукнуло 75, это хорошая, солидная дата, и я заранее сходил к Георгию Михайловичу, чтобы познакомиться с ним поближе.
Сходил, и потом почти целую неделю сидели мы в его мастерской и говорили на самые разные темы. Как потом стало ясно, о жизни говорили, о творчестве, о месте художника в этой жизни. Мастерская, конечно, это громко сказано, но какая уж есть. Метра два на три комнатушка, со стеллажами на две стены, уставленными картинами, эскизами, заготовками. Посреди офортный станок, у входа притулился столик с чайником и три колченогих стула.
Я бы сказал, не жарко, и задаю провокационный вопрос: а вот представь себе, что я пришел заказать свой портрет и готов платить. Но холодно же! Он отвечает, что ради такого дела готов поставить обогреватель. А если писать обнаженную натуру, говорю? Поставлю пять обогревателей, отвечает. Я представляю, как это может выглядеть, и нас обоих разбирает смех.
Он же вспоминает, как писали натуру в художественном училище в Алма-Ате, что и сколько тогда стоило. Обнаженная фигура — рубль за час. Поясной портрет - 75 копеек. Подрабатывали, в основном, студентки, это был хороший приварок к стипендии. Но самые надежные и выносливые натурщики были пенсионеры и вообще люди в возрасте. Чаще всего они писали натуру бабы Лиды, пожилой для них женщины в возрасте сорока лет. Однажды пригревшись, сомлела она и рухнула бы на пол, не успей подхватить ее кто-то из юных художников. Так что лишнее тепло тут ни к чему, расслабляет.
А еще запомнился дед из донских казаков. С бородой лопатой и румянцем на щеках, он регулярно приходил подработать позированием. Однажды, заполняя ему ведомость на зарплату, Соков посмотрел дату рождения и не поверил глазам: 1886 год, сто лет человеку! Портреты таких людей писать одно удовольствием. Писать и ставить себе в пример: вот так бы надо жить, просто, красиво и долго.
Вернемся, однако в мастерскую художника, в тот самый закуток, что упрятался на задах художественного салона. А здесь уже занимается Лидия Петровна Маслюк, эксперт, знаток и продавец в одном лице. Много лет она принимает от художников созданные ими картины, акварели, эстампы, ювелирные изделия и пытается продать их массам. Ну как же, искусство принадлежит народу, не мной и не сегодня сказано.
Народ, однако, не больно спешит сюда за покупками, хотя в салоне множество красивых вещей. И если кому-то захочется приобрести оригинальный, ни на что не похожий подарок, то я бы просто советовал заглянуть в этот салон. Да так оно недавно и было, люди приходили, покупали, себе или в подарок. Сейчас все как-то съежилось, притихло, дверь начинает трудиться ближе к вечеру. Это идут в основном друзья, знакомые Сокова, тут у них нечто вроде клуба.
- Бывает заходят люди, смотрят, любуются, но когда слышат цену, молча удаляются, - рассказывает Лидия Петровна. - Да вот однажды пришла женщина, говорит, кошка обои подрала, надо бы картинку повесить, чтобы на время прикрыть лохмотья. Понравилась одна картина, но 50 тысяч тенге, конечно, слишком дорогая цена для кошачьей выходки. Дешевле другую кошку завести, которая не портила бы стены.
С самим Георгием Михайловичем мы очень быстро нашли общий язык, единых знакомых и даже, как выяснилось, учились в одной и той же школе, только с разницей во времени. Это была уже не существующая, к сожалению, десятая школа имени С. М. Кирова. Вначале — мужская, а была в городе еще и женская, имени Н.К.Крупской. Соков нашу «кировку» запомнил в виде старинного купеческого дома, я пришел уже в новую, но выстроенную на том же месте, напротив Дворца пионеров. Кому повезло больше, не знаю, у меня были хорошие учителя, но у него был Александр Иванович Никифоров. Кто учился в «художке», тот поймет, о чем я.
Про его биографию писать не собирался вообще, так, в конце в виде сноски хотел назвать основные даты жизни. Уж его-то биографию, думал, исписали не раз и вдоль и поперек. Начали разговор на эту тему, и стало ясно, что скороговорка тут неуместна. Как можно рисовать штрихами такие моменты, из которых, возможно, и прорастает его творчество? Все эти его лошади, подсолнухи, женщины, аллегории, явный авангард в духе его любимого Павла Филонова. Чтобы хотя бы немного научиться понимать его аллегории, по-моему, надо обязательно сходить в интернет, посмотреть картины Филонова, почитать трагическую биографию художника.
Отца его призвали в армию в июне 1941 года, но прямо с вокзала, с солдатским сидором за плечами, вернули на работу. Он занимался заготовкой зерна для армии, и эта работа была не менее важна окопных баталий. Попробуй, отправь на фронт сырое зерно, сам уже туда не доедешь. Мать его тоже работала для победы, без сна и выходных. В паспорте у Сокова местом рождения значится Кустанай, а ведь он родился в вагоне где-то неподалеку от станции Озерная, таким же вот январским днем. Но и правда, не станешь же писать в паспорте про станцию и вагон.
Мне всегда было интересно, как выглядел послевоенный Кустанай, а он это помнит. Утром народ поднимал на работу могучий гудок завода № 514, ныне здесь ТЭЦ. Потом гудок на обед и к вечеру — все, отработали. Как в песне тех лет: «Пропел гудок заводской, Конец рабочего дня. И снова у проходной Встречает милый меня». Это все лирика, а местами и романтика. Но когда 514-й растапливал котлы, сажи летело окрест столько, что мать подхватывалась и бежала снимать с веревок белье.
Зелени в послевоенном городе не было, если не считать парка напротив пожарной каланчи, и асфальт попозже уложили. Это все потом появилось, в шестидесятые годы. Песок был да пылюка, можно было в самом центре забуксовать. Собственно, буксовать-то и некому было, транспорт был в основном гужевой, лошадки то есть. Хорошая коляска с молодым жеребчиком ценилась очень высоко, как сейчас приличная иномарка. У вокзала всегда дежурил мужики с нарядными повозками, таксовали, как нынче говорят.
В парке играл духовой оркестр, а иногда включалась и радиола с «трофейными» пластинками: «Рио-Рита», Петр Лещенко, мелодии из американских фильмов. Одевались как могли, но с претензией на некий городской шик. Танцевали до темноты, да и потом не сразу расходились. Вечером солнце уплывало за горизонт, подкрашенное желтой взвесью. Пыльные бури донимали город, пока в шестидесятые годы не взялись за посадки.
Дядька его имел по службе закрепленный за ним ходок, это повозка такая, с парой лошадок, и это было счастье, прокатиться с ним по улице. А однажды повезло, дядька взял его с собой в деревню, где работала после окончания Учительского (ныне педагогического) института его дочь. Лето, степь, жаворонки поют, лошадка трусит не спеша. Наверное, из тех патриархальных годов и пришли в его картины не только лошади, и подсолнухи, но и целая серия полотен про старый Кустанай.
Смотришь на них, и узнаешь забытые сценки и себя самого в те годы или чуть попозже. Вот рынок и народ на нем, совсем другой, не нынешний. Одежда, позы, жесты — все из тех лет. Ну и сам рынок тоже вспомнишь, рыбный павильон, крытые ряды, теток со своим нехитрым дачным товаром. И так в каждой картине, все узнаваемо и согревает теплом. Словно такая машина времени, которая возвращает нас вспять.
Я задаю ему заранее заготовленный вопрос: как себя чувствует человек в таком почтенном возрасте? Не шутка ведь, 75 лет, из которых по крайней мере 50 отдано искусству. Он говорит, что не будет врать, в сорок лет конечно же были ощущения получше. Лукавят все, кто говорит, что есть своя прелесть в любом возрасте. Глупости это. Да, в такие зрелые годы умеешь больше, опыт велик, и руки тянутся сделать то и это. Но не можешь, иногда чисто физически не можешь.
А у меня еще один чисто профессиональный вопрос: как рождается идея картины, откуда что берется, не в плане же расписано: сегодня пишу портрет друга, а завтра аллегорию на тему войны и мира. Мне интересно сравнить это с тем, как рождается тема в журналистике и, может быть, узнать какой-то секрет в этом творческом деле. Секрета нет, чаще всего это случается спонтанно, из небольших деталек, мимо которых годами ходил и не замечал. А тут глянул под другим углом, и вот уже потянуло к мольберту. «Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи ...» С картинами то же самое.
Он начинал как театральный художник, но и другие жанры никак не мог обойти стороной. Пробовал себя во всем, кроме, разве что скульптуры и «ювелирки». Я равнодушен, говорит, к Айвазовскому, однако лучше него никто не писал море. Но мне совсем неинтересно всю жизнь работать над одной темой». Даже в экслибрисе, на крохотном клочке бумаги можно отвести душу. А еще интересно с молодыми поработать, что он и делает в педагогическом колледже. Это, конечно, заработок, но и учение тоже, обоюдно полезное обеим сторонам.
Кстати, насчет заработков, совсем коротко. Я конечно, понимаю, что одним искусством у нас не проживешь, надо еще чем-то заниматься, получать стабильную зарплату. Но, думал, уж Соков-то должен быть исключением из этого грустного правила. Но нет, и ему не прожить продажей своих картин или работой на заказ. «Было дело, посчитал я, сколько продал за год картин и какую получил за них плату. И вышло, что если раскидать все деньги на год, как раз бы получилось по пачке сигарет в день. Но я не курю».
Про Сокова слышал в Костанае каждый, да и работы его конечно же видели все. Хотя не все знают, что это он оставил здесь свой след. Мозаика над входом в Константино-Еленинский собор — его работа. Между нами, хорошо бы мозаику продолжить, место на стенах есть, можно бы сделать еще красивее. Картины его есть в областном краеведческом музее, у многочисленных друзей и знакомых. А кинотеатр «Кустанай» помните? Там были его фрески, за которые художнику не стыдно по сей день. Большая, красивая работа. В начале восьмидесятых Виктор Павлович Ремезов, человек, который много лет растил культуру в городе, привез в Костанай Олега Константиновича Комова, известного в Союзе скульптора. Надо было получить квалифицированную оценку только что открытого монумента первоцелинникам.
Ремезов потом привез его к кинотеатру, и тот был откровенно поражен: «Не думал, что в далекой провинции могут быть такого уровня фрески». Их снесли вместе с кинотеатром, вывезли на свалку и даже ничего не сказали художнику. Но остались эскизы, и если бы кому-то понадобилось бы восстановить эту красоту и мощь где-нибудь, даже в районе, на Доме культуры, то почему бы и нет?
В городе у нас есть хорошая традиция: биллборды с портретами известных людей, чаще всего это спортсмены, наши олимпийцы. Но бывают и исключения, как-то поместили и портрет Сокова. Красивый, солидный портрет в ряду других, и надпись сверху, что-то вроде «Лица нашего города». Внук с удовольствием сфотографировался на фоне дедова портрета. А он говорит, неудобно было, старался это место обходить стороной. «Кто я такой, чтобы чваниться перед простыми людьми? Я так же обычен, как все вокруг, просто у меня профессия другая».
К своему юбилею он устроли сразу три выставки, и каждая из них по-своему интересна. Одна, в Толстовке, названа им «Музей друзей». Все, что дарили ему в разные годы, в самых разных жанрах, есть очень интересные вещи, сам видел. В областном краеведческом музее — его театральные работы. Ну и в картинной галерее его живопись, графика и прочее.
Хочу лет через пять сходить на его выставку к следующей круглой дате.
Картины художника. Малая частичка из тысяч его работ.
