Никто не знал, куда их везут, но подозрения были нехорошие. Усадили почему-то в закрытые наглухо вагоны, едва ли не в теплушки военных времен. Хотя всех призывников всегда доставляли к месту службы обычными пассажирскими поездами. Но вот прибыли. Ночь, степь, звезды на все небо, какие-то военного вида строения. Худшие опасения более чем оправдались. Это был Семипалатинский ядерный полигон, про который тогда никто и не слышал, настолько все было засекречено. Почтовый адрес: Москва-400.
Но кто из них, вчерашних пацанов, понимал тогда, что это такое и как оно может сказаться на их жизни? Да никто. А если бы и понимал, то что это меняло? Выбора-то все равно не было, солдат служит там, куда пошлют. Их послали сюда, значит, так стране надо. А служба началась совершенно обыденно, несмотря на позднее время суток. Их самих выбирали, оценивали, кто что может, и сразу же развозили по местам службы.
Молодой и пока не обученный, еще не принявший присягу рядовой Рыдченко из села Урицкого Кустанайской области, умел многое, как и любой деревенский мальчишка. Но лучше всего получалось у него играть на баяне. Ну, или на аккордеоне, хотя начинал он с гармошки, подаренной отцом. Вначале сам играл, не зная нот, подбирая на слух мелодию. Потом учился, да, конечно же, учился, когда повсюду росли целинные поселки, а им нужны были не только трактористы и комбайнеры.
Его послали в Кустанай, в областной Дом народного творчества, и там он получил свою первую музыкальную специальность баяниста. Потом там же — художественного руководителя. Это был не просто чиновная контора, которая командовала сельскими клубами и ДК. Это было крепкое профессиональное училище, которое готовило нужных селу специалистов. Интересные предметы изучали там: баян, хороведение, клубное дело, хореография. И все потом сгодились в жизни.
Но первым делом первая специальность послужила армии. Когда до него дошла очередь показать свои способности, он привычно накинул лямки баяна и сыграл по памяти «Полонез Огинского» и марш Дунаевского. Как сейчас помнит, это был «Выходной марш». Подполковник Смелькевич внимательно дослушал, оценил и строго наказал подчиненным: «Смотрите, чтобы никто не проболтался про этого человека. Сразу заберут. Такие люди нам самим нужны».
У Владимира Васильевича Рыдченко с тех времен сохранилось несколько фотографий, хотя снимать на полигоне было, конечно, запрещено. Специальная служба следила за этим. Но разве так бывает, побывать в армии и не привезти домой ни одной фотографии? Тем более, что ничего секретного они не снимали, обычные солдатские фото, по которым никто не скажет, где были эти ребята. Один лишь раз попал в кадр какой-то грузовик, так и что с того? Точно таких в армии были тысячи.
На снимке он солдат как солдат. И лишь две детали выбиваются из привычного образа. Стрижка — слишком много кудрей под солдатской фуражкой. А в петлицах не латунные пушки или танк, а лира. И в армии он не маршировал на плацу и не бегал по ночам на учебные стрельбы. Вот и рассуди тут, повезло человеку или наоборот? С одной стороны, вместо муштровки любимое с детства занятие. С другой стороны — такой полигон. На целых три года, столько тогда служили в армии.
Он меня поправляет: три года и восемь месяцев. Когда уже близок был дембель, начался, как тогда говорили, Карибский кризис. А их воинской части этот мировой напряг касался в первую очередь. Военный аэродром был рядом, в обычное время самолеты взлетали, чтобы сбросить свой жуткий груз где-то над Новой землей, за Полярным кругом. Когда началась карибская свара, самолеты не взлетали, но круглые сутки в кабинах сидели пилоты. Один экипаж отсидит свою смену, уходит, его место занимает следующий. Все самолеты были всегда готовы.
Слава Богу, команды на взлет тогда не пришло, правители договорились и решили дело миром. Но сам полигон продолжил свою будничную нечеловеческую службу. Вдруг отменяли в частях все работы и занятия и объявляли, что в такой-то час все должны быть в казармах и не сметь никуда выходить. В известное только избранным время с тяжким стоном уходила из-под ног земля, содрогались стены, и казалось, что даже солнце светит как-то иначе. Видимо, это пыль от подземного или (Господи, пронеси!) наземного ядерного взрыва заслоняла светило, и оно меркло на какое-то время.
Жуткие, неземные ощущения, от которых становилось не по себе каждому. И выборочно что ли, то один, то другой солдат получал страшный диагноз и дембель тоже получал, досрочный и насовсем. А льготы? Да, были потом разговоры про льготы и даже какие-то попытки в плане оплаты коммуналки. И разовая странная выплата в 830 тенге неизвестно из каких калькуляций.
Но что это я все о страшном и грустном, если очень мягко выразиться? Ведь были и другие ощущения, не может же быть, чтобы почти четыре года люди только страдали и ждали беды. Да, конечно, были радостные минуты и любимое дело, в котором армия не перечила, а наоборот, помогала и поддерживала. Через полгода службы Рыдченко уже был переведен в музвзвод и назначен художественным руководителем 16-го полка Семипалатинского ядерного полигона. Под его командой было две сотни артистов в солдатских гимнастерках, которые могли репетировать и выступать с концертами в прекрасно оборудованном Доме офицеров.
Выступали вполне профессионально, многие из его артистов уже имели концертный опыт, до армии успели поработать в самых разных музыкальных коллективах или вообще солистами. Рыдченко запомнил виртуозов-скрипачей. Талантливые были ребята, многие потом продолжили артистическую карьеру, а служба в армии, как ни странно, не обрушила их творческие планы, а наоборот. Рыдченко же мог совмещать там обе свои специальности. Вечерами к нему в Дом офицеров приходили заниматься и рядовые, и офицеры. А потом его вызвал к себе новый командир полка Костюк.
- Сынок, женсовет полка хочет, чтобы ты с детьми офицеров занимался тоже. Как ты смотришь на то, чтобы открыть для них здесь музыкальную школу?
Что можно было ответить на такое пожелание? Взять под козырек и выполнять. Причем с удовольствием, потому что собрать из ничего музыкальную школу для детей, да еще в таком месте, это же в самом деле очень творческое занятие. Тем более, что все начинания в этом направлении получали полную поддержку и командира полка, и его жены, которая любила работать с детьми. Скорее всего, и вся затея не от женсовета исходила, а от этой женщины, не привыкшей сидеть без дела на хорошей мужниной зарплате.
Интересно, что было записано в документах тех детей по окончании учебы? Музыкальная школа Семипалатинского ядерного полигона? Или просто — Семипалатинска, без намека на воинскую часть и уж тем более на ее номер? Дети были как дети, кому-то нравилось заниматься музыкой, у кого-то были другие интересы. Но музыкальная грамота никому не помешала в жизни. А для самого Рыдченко идея музыкальной школы оказалась настолько заразительной, что он в самом конце службы поступил в Семипалатинское музыкальное училище имени Мукана Тулебаева по классу народных инструментов.
А когда закончил его, этого показалось мало и поступил еще в Ленинграде в Государственный институт культуры. Хотелось высшего образования и шагнуть немного из лямок своего любимого баяна. Хотя бы немного чуть дальше шагнуть. Что и было сделано.
Чтобы не увязнуть в излишних подробностях, не стану описывать все детали его прихода в кабинет директора областной филармонии. Скажу лишь, что на эту должность он не рвался, а сам я до разговора с ним понятия не имел, что это такое, директор филармонии? Это чиновник, менеджер, артист высшей пробы или просто случайный человек? Все станет ясно из дальнейшего рассказа.
На должность директора областной филармонии его благословил тогдашний вице-министр культуры Казахской ССР Исаак Иванович Попов. Человек кристально честный, болеющий за дело, бывший детдомовец, он не стал сгущать краски, но все же сказал. «Бери филармонию, ставь ее на ноги. Сейчас там полный развал и безобразие. Будет совсем трудно, поможем». В наше время, наверное, не очень просто представить себе чиновника такого уровня, который радеет за дело, а не за собственный карман. Иные примеры на слуху. Но оставим сравнения, продолжим нашу культурную хронику.
В 1975 году Рыдченко принял филармонию, которая была по уши в долгах да убытках. Причем больших. Машина, конечно, была на ходу, но... одна. А зачем филармонии больше, разве не хватит одной поношенной «Волги», чтобы возить директора? Артисты и на автобусе доедут, не велики персоны. Рыдченко на мою такую реплику смеется. «А представь себе, заманил я к нам молдавский ансамбль народного танца «Жок». Это 150 человек только танцоров. А оркестр, а инструменты, аппаратура, костюмы. На одной «Волге» их везти?
Он привозил на гастроли и Кубанский казачий хор, тогда это было 140 человек, сейчас больше, и Хор имени Пятницкого, и симфонические оркестры. А машины для артистов собирал по всей республике. В основном это были памятные многим автобусики «Кубань», но и более крупные машины водились. Вот тут и пригодилось обещание вице-министра помогать, если нужно. «Волга» же и в самом деле была не очень респектабельна, что и послужило однажды поводом для едкой реплики великого и неповторимого артиста. Человека уникального, прямого, откровенного, радушного и невероятно щедрого, народного артиста СССР, Героя Соцтруда, депутата и лауреата всех мыслимых премий.
Во какой человек был великий хореограф, танцовщик, актер и прочее, прочее Махмуд Эсамбаев. И этого человека, знаменитого на весь мир, однажды зимой Владимиру Васильевичу удалось заполучить на гастроли.
Махмуд Алисултанович вышел на трап самолета, а у нас как назло минус 40. У артиста сразу же потекли слезы из глаз. Следом с опаской выдвинулись артисты его ансамбля и два повара, которых он неизменно возил за собой. Великий и неповторимый удовлетворенно кивнул на приветствие Рыдченко, сразу же попросил называть его просто Махмудом, без всяких приседаний, и вопросил: «Куда едем и на чем». Рыдченко ответил, что едут в Рудный, это недалеко, всего сорок километров, на этой вот машине. Эсамбаев посмотрел на бывалую «Волгу» директора филармонии и вопросил снова: «Это ты называешь машиной? Да это просто трактор!»
Сейчас даже трудно описать, с каким успехом шли гастроли у нас великого чеченца. Рыдченко поразила его привычка выбирать из зала понравившихся ему зрителей и приглашать их потом на банкет после окончания концерта. Стол ломился от таких яств, которых редко у нас кто и видел. Эсамбаев усаживал всех, угощал, говорил тосты. Кто бывал на таких застольях, запомнил их, наверное, на всю жизнь. Однажды Рыдченко, вынужденный тоже отсидеть за таким столом до самого утра, спросил его, для чего он это делает. Это же такие безумные траты, причем на людей, которых он видит в первый раз в жизни и никогда более не увидит.
Эсамбаев спокойно ответил: «Мне премьер-министр Индии Джавахарлал Неру однажды подарил костюм ценою более миллиона долларов. Зарабатываю я столько, что мне в жизни все не потратить. Так почему не порадовать хорошим застольем людей, которые уважили меня, пришли на мой концерт? А ведь бывают и другие, таких я не люблю». И он рассказал историю своих гастролей в славный южный город, известный своими артистическими традициями. Короче, в Одессу.
Прилетел, а в аэропорту ни директора филармонии, ни начальника управления культуры. Не встретили. Значит, не уважают. Ладно, добрались до гостиницы сами, а вечером, в начале первого же концерта Эсамбаев объявил ошарашенным зрителям: «Ваш директор филармонии негодяй, и культурный начальник тоже негодяй». И объяснил почему. Народ не только получил удовольствие от зажигательного искусства самобытного артиста, но и заодно изрядно повеселился. А наутро оба начальника примчались в гостиницу к Эсамбаеву:
- Махмуд, зачем ты нас так позоришь?
Махмуд Алисултанович популярно объяснил, зачем и почему. И оба согласились, что поступили неправильно. А чтобы окончательно исчерпать конфликт, до самого конца гастролей на каждом концерте оба сидели в зале в первых рядах и аплодировали после каждого номера.
Разные приезжали артисты, у каждого свой характер, ко всем особый подход требуется. Сложно? Ну, кому как. Владимир Васильевич считает, что ничего мудреного тут нет. Подойди к человеку с уважением и пониманием, покажи, что он тебе интересен, организуй все так, чтобы он получил удовольствие от общения со зрителями. И он приедет еще не раз, даже уговаривать не придется. Рыдченко утверждает, что не было в стране такого народного артиста СССР, которого он не привозил бы в Кустанай. Все побывали, со всех союзных республик.
И не только в Кустанае, обязательно в села выезжали. В этом и смысл филармонии, считает он, не замыкаться городскими рамками. Разве найдет механизатор или доярка времени, чтобы съездить в город на концерт, хотя бы изредка? Да ни за что. Надо везти артистов в село, да с комфортом, на приличных машинах. А уж там найдут, как встретить, гостеприимство наших сельчан известно. И встречать было где, саманные клубы целинной постройки уходили в прошлое, много было современных просторных домов культуры.
Его знали в столицах, и он знал всех. Мог по телефону договориться о гастролях, но лучше всего, конечно, было приехать хоть в Москву, хоть в Киев, хоть в Краснодар, и договориться лично. Зачем это было ему нужно, можно ведь было раскрутить маховик гастролей и сидеть тихонечко в кабинете? О, тут обнаруживается еще один секрет или, если хотите, смысл существования филармонии. На Розу Багланову, Бибигуль Тулегенову, Анатолия Папанова, Ермека Серкебаева, Евгения Леонова, Розу Рымбаеву, Валентину Толкунову народ шел? Еще как шел. Гастроли артистов такого уровня не только окупали себя, но и давали средства на создание своих коллективов. Своих, кустанайских, которые вначале могли и не собрать полных залов. А им ведь тоже надо зарплату платить, а филармония всегда была на хозрасчете. Что заработали, на то и жили.
Владимир Васильевич рассказывает, как встречал и привечал Анатолия Папанова, Александра Збруева, Евгения Леонова. Возили на кондитерскую фабрику, там их завалили подарками, а он поражался великой скромностью Папанова и его редким талантом. Хотя и другие гости были звездами первой величины. Но даже на их фоне Папанов смотрелся особо. Историй времен своего филармонического прошлого он может рассказать столько, что рука устанет записывать. Почти тридцать пять лет был он в этой должности, столько ансамблей, групп, коллективов создал, что мне не верится. А он помнит каждый и с удовольствием показывает фото. Вот это «Акжелен», мы в Амстердаме. А это на берегу Атлантики. Франция, Германия, Голландия, Казахстан, Россия, Украина, а потом все районные центры области.
Тут я вспоминаю слухи про орган, который он чуть было не заполучил для филармонии. Да, говорит, было такое дело, интересная история. Перед приездом в нашу область Михаила Сергеевича Горбачева в Кустанае вначале высадилась группа поддержки во главе с генералом понятно какого ведомства. Рыдченко был включен в список выступающих, с ним и начал работу генерал. Оказывается, в плане был приезд и жены будущего генсека Раисы Максимовны. Как человек от культуры Рыдченко должен был вручить ей цветы и изложить свою просьбу. Свои букеты, сказал генерал, выкинь на помойку, такие букеты таким людям не дарят. Из Москвы тебе доставят настоящий букет. Его и вручишь. А теперь изложи просьбу.
Рыдченко сказал, что хорошо бы заиметь в Кустанае орган, коллектив давно мечтает, народ на концерты пойдет и органиста найдем. Хорошо, сказал генерал, будет тебе орган. Но что-то пошло не так, Раиса Максимовна была занята другими делами, Горбачев приехал один. Букеты отпали и просьба насчет органа завяла на корню. А жаль. Вот это было бы приобретение на века. Легенды бы потом ходили: этот орган наш Рыдченко у самой Горбачевой выпросил!
Но что же осталось, кроме десятков коллективов, которые породил его беспокойный филармонический характер? Да вот же, на самом виду, само здание филармонии и с хорошим концертным залом. Он ведь и выпросил это помещение, бывшее изначально домом политического просвещения при обкоме партии. Это было в те переходные годы, когда уже не стало партии, но еще только предстояло в первый раз избрать президента. Будущий президент приехал в Кустанай, чтобы послушать, чего хочет народ, и Рыдченко тоже взял слово. «Вот этот зал и этот дом, который просвещал и в котором мы сейчас собрались, это же идеальное помещение для филармонии...»
На что Нурсултан Абишевич ответил: «Ваше предложение заслуживает внимания. Подумаем. Дней через десять пришло официальное письмо из столицы: «Ваш вопрос о передаче филармонии здания дома политического просвещения решен положительно». И теперь мы имеем то, что имеем. Рыдченко правил балом здесь почти тридцать пять лет, но однажды все-таки ушел, вроде как на пенсию. Пусть молодые руководят. И теперь уже ходит в замах у генерального директора ТОО «Иволга-холдинг» В.С.Розинова. Замом, естественно, по культуре. И уже на новом месте создал, по сути, еще одну филармонию, работающую на хозяйства холдинга, и не только. В домах культуры холдинга занимаются творчеством более тысячи сельчан. Это настоящие народные артисты, артисты из народа.
Собственно, что изменилось в его жизни, так сильно наполненной музыкой, танцами, сценой, артистами? Да ничего не изменилось. Получил звание заслуженного деятеля Республики Казахстан и почетного гражданина города Костаная. Все при нем, и друзья все так же считают его директором филармонии. И если он завтра позвонит вдруг Иосифу Давыдовичу Кобзону, тот без проблем ответит:
- Володя? Рыдченко? Конечно, приеду.
Все фото из домашнего архива Владимира Васильевича Рыдченко.
Чтобы не загромождать текст очевидными подписями к снимкам, напишу несколько слов о них. Вначале идут армейские снимки, затем уже фото, сделанные с артистами и гостями Костанайской филармонии. Практически все это звезды первой величины, все знают их в лицо. И все-таки напомню: на этих снимках гость филармонии Дарига Назарбаева, народные и заслуженные артисты СССР и Казахской ССР Махмуд Эсамбаев, Роза Багланова, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Роза Рымбаева, ансамбль «Акжелен», ВИА «Верасы», оркестр народных инструментов Костанайской областной филармонии, Евгений Леонов, наши артисты в гастрольных поездках (Амстердам, Париж и т.д.)
