Это горькая и печальная, и в то же время светлая и добрая история. Про старое село и людей, которых отправили сюда под конвоем в телячьих вагонах. Про нас с вами и про семью, в которой нашли друг друга два человека, лишенные всех прав.
Без вины виноватые
Ольга Андреевна Киколенко хорошо известна нашим читателям. Многие помнят ее руководителем департамента соцзащиты. Потом два созыва она представляла нас в Парламенте, общалась и с министрами, и с Президентом. Но кто знает, что оба ее родителя были из числа репрессированных народов? Мать немка, отец калмык.
Повстречались они в старинном селе Лихачевка нашего Убаганского района, основанном еще в 1905 году переселенцами из Малороссии. Наверное, это знак судьбы: даже на свет они появились в один и тот же апрельский день 1928 года. Мама, Лидия Фридриховна Брумм, родилась в селе Нойшиллинг Саратовской области. До войны там была Автономная республика немцев Поволжья. Отец, Сукненов Андрей Адьянович, в Астраханской области, в зажиточной калмыцкой семье.
Одним росчерком пера их и еще шестнадцать малых народов большой страны обвинили в пособничестве фашистам, лишили всех прав и отправили в места очень даже отдаленные. По дороге в Сибирь и Казахстан многие расстались с жизнью, настолько бесчеловечны были условия. Мама и бабушка Ольги Андреевны доехали живыми, можно сказать, повезло. Но везение быстро закончилось. Бабушку, Элис Яковлевну, оторвали от дочери и отправили в Сибирь, на лесоповал. На десять лет без права переписки. Это называлось трудармией.
...Лида долго бежала за возком, который увозил её маму, потом выбилась из сил, упала в снег и заплакала. А ночью обняла мамин сундучок и заснула. День проплакала, надеясь, что все разрешится, а мама вернется и увезет её домой. Но очень хотелось кушать и она пошла на улицу, к людям.
Что мог сказать ребенок, который ни слова не знает по-русски? Она стучала в дверь, а когда ей открывали, просила: «Брот». Но даже если кто и понимал, что ребенок хочет хлеба, кто бы дал его девочке, которая, может быть, фашистская шпионка? Тогда она стала на пальцах показывать, что может работать, мыть полы, нянчить детей. Просила уже «Арбайтен», работу. Её стали иногда подкармливать, поручали подмести или помыть полы. Но от постоянного голода она уже теряла силы.
Мир не без добрых людей
Был промозглый октябрь, с морозом и снегом. В один субботний холодный день ей никто не открыл дверь. И тогда она подошла к большому дому под камышовой крышей, присела, на снег, чтобы передохнуть. Потом помолилась своему лютеранскому богу и подумала: если и здесь не откроют, просто замерзну и небеса примут меня. Хозяйка этого дома Мария Бордонос уже знала, что по селу ходит голодная девочка, которая говорит только по-немецки. И вот они встретились. У Марии было четверо своих детей, муж на фронте бил фашистов, но в чем виновата эта девочка?
Она завела ее в дом, усадила на теплую печь, достала вареных картофелин. Свекор начал ворчать, что пожалела немку, а кто пожалеет твоих детей? Мария ответила, что девочка будет нянчить ребятишек, а она сможет выйти на работу. «Да и кормить ее не надо, вон у нее своя еда с собой». И Мария показала картофелины, которые сама же ей и дала. Так и повелось. Лидия смотрела за детьми, пекла хлеб, делала всю домашнюю работу. А когда выдавалось свободное время, ходила по дворам: кому огород прополет, кому сарай почистит.
Когда ей исполнилось пятнадцать, Мария послала её к председателю колхоза: надо где-то работать. Председатель отвесил ей две оплеухи и выставил за порог. Мария пошла в контору и накричала на него, а у того свой ответ: будешь заступаться за фашистку, я найду, куда сообщить про тебя. Мария и умолкла, потому что знала вес этих слов. А председатель поразмыслил на досуге и придумал ей работу с быками.
И вот однажды она кидала в базе сено для быков, а мужики наверху чистили от снега крышу. Быки услышали шум над головой и рванулись на выход. Может, волки померещились, а может, просто захотелось на волю. Лидию втоптали в навоз, в одно жуткое месиво смешались сено, грязь и ее искалеченное тело. Растоптанную быками девочку без признаков жизни отвезли в Чураковский морг и оставили до утра в холодной комнате. А приемная её мама Мария услышала про беду, выругала-таки председателя и пошла забирать тело.
А «тело» проснулось под утро от холода, да тут очень кстати в печальное заведение забрела некая комиссия. И увидела живую, хотя и покалеченную девочку, всю в крови и в навозе. Её отмыли от грязи, грубо, наспех зашили лицо и выдали на руки Марии. А когда она немного пришла в себя, дали в колхозе работу полегче, дояркой. Доили, понятное дело, вручную, никаких аппаратов не было, и запах парного молока сводил её с ума. Однажды она не выдержала, наклонила подойник, чтобы немного отхлебнуть, а этот её грех заметила учётчица. Поминая в голос проклятых фашистов, опрокинула ведро и пригрозила сообщить, «куда следует». Она на коленях просила у нее прощения.
Муж Марии Бордонос пал на фронте смертью храбрых. Но когда пришла похоронка, ничто в семье не изменилось по отношению к немецкой девочке, которая стала пятым ребенком в этой семье. Лидия тогда поняла, что есть просто люди, а есть люди, у которых очень большое и доброе сердце. Таких не очень много, но Мария одна из них. И еще: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя брать чужое. Даже если это глоток молока.
Они повстречались на ферме
Но, наверное, достаточно уже страстей бесчеловечных, были же в жизни этой девочки и светлые моменты. Нельзя же вот так жить, получая от жизни только подзатыльники. Поворот к иной жизни, наметился, когда её повстречал на ферме тоже депортированный, неизвестно за что наказанный, Андрей Адьянович Сукненов. Она немка с изувеченным лицом, бедная донельзя, он калмык, а лицом типичный казах, но ветврач и не из бедных. Что свело их в казахстанском селе, в котором языком межнационального общения с начала века был украинский? Может быть, присмотрел он её, когда она пела в хоре доярок украинскую песню, прикрывая шрам на лице платком? Или в пять утра на утренней дойке, когда даже корову тянет в сон?
С той и другой стороны говорили о нелепости такого брака, но они поженились, народили шестерых сыновей и двух дочерей. Все рослые, сильные, ладные. И даже взяли в семью еще одного приемного сына, будто восьмерых детей им было мало. Потом уже, когда позволили калмыкам перемещаться по стране, Андрей Адьянович ездил в Астарханскую область и родные жалели его, говорили: «Андрей, как ты можешь кормить такую ораву? Оставь нам хоть часть ребятишек». На это он ответил просто: «Детей у меня много, а лишних нет».
После его письма по инстанциям неожиданно вернулась из ссылки мама Лидии, Элис Яковлевна, даже в Сибири не выучившая русский язык. Все мечтала уехать в Германию, а там русский не в ходу. В Германию уехала уже сама Лидия. Всего прожила она восемьдесят два года, из которых десять там, на исторической родине. И все жалела, что нет с ней незабвенного Андрея Адьяновича, который ушел из жизни гораздо раньше, в 58 лет. А дочери Лидия Фридриховна наказала ухаживать и за могилой простой украинской женщины Марии Бордонос.
Она всегда умела прощать людей, потому и дожила до таких лет. Копила бы зло, так давно умерла бы, говорила она дочери. «И ты умей прощать и всегда старайся делать людям добро». И если вспомнить биографию Киколенко, то станет понятно, почему она всегда была там, где можно помогать людям.
В первый же день после окончания школы мама сказала ей, что дальше учиться ей придется только заочно. Семья небогата, надо работать. В шестнадцать лет она пошла учительницей в школу, которую только что закончила. И одновременно поступила заочно на факультет немецкой филологии Кокчетавского пединститута, где все предметы велись на немецком. В той же школе стала директором, потом председателем сельсовета, затем были другие должности. Но все они неизменно связаны с людьми и заботой о них.
А свою диссертацию Киколенко посвятила истории российских немцев и защитила её в Российской Академии управления.
Жаль, уже иссяк лимит слов на эту житейскую сагу. Просто просится на бумагу или в интернет рассказ о богатом селе Лихачевка, в котором было всё. И церковь была, и водяная мельница, и сто дворов, в которых жили добрые люди. Да, таких было больше. Но не было надежной дороги, и село тихо умерло. Остались могилы родных людей и традиция на Троицу собираться на месте бывшего села. И поминать всех, кто жил здесь когда-то. Ольга Андреевна говорит, что там и сейчас можно жить, было бы желание.
Может быть, когда-нибудь соберутся со всего света крепкие парни, чьи предки лежат здесь, и снова возродят Лихачевку? Место здесь доброе, ничего лихого нет и в помине. Просто землемера, который определил здесь место для житья, звали Лихачевым.
Владимир МОТОРИКО, автор и ведущий проекта «Как это было»
motoriko_v@mail.ru, тел.: 8(7142)541835
Фото из семейного альбома Киколенко
