Рюбин. Настоящий полковник

Мартовское солнце ощутимо пригревало справа, а слева поддувал холодный, еще зимний ветерок. Вячеслав Чудаков, уже знакомый нам полицейский инспектор, катил в той же самой таратайке и с тем же самым ванькой на облучке.

«А как его на самом деле зовут, - пришла вдруг в голову мысль. А то мы все привыкли, ванька, да ванька, а он может вообще Сенька.

- Эй, любезный, а как тебя звать — величать, а то я все ванька да ванька?
- Митяем меня кличут, Митька я, - блеснул улыбкой извозчик.

И Вячеслав снова переключился на свои кляузные дела, которые давно сидели в нем, подобно шилу в известном месте. Когда еще пришла в управление мятая бумажка с жалобой на управляющего конным заводом полковника Рюбина. Корявыми буквами писали про него, что деспот он и живодер, и своими изуверскими делами рушит оборонную мощь державы. «И слова-то какие нашли для такой пакостной кляузы, не иначе в газетке какой вычитали».

Рюбина Чудаков знал издалека, видел несколько раз, но даже представлен не был. Дел никаких с ним не вел, потому что в подчинении был Рюбин у оборонного ведомства, и полиции в его вотчине делать было нечего. Но, опять же, оборонное предприятие, постоянно растит для кавалерии лошадей, и полиции совсем не лишне было знать, что там творится, в его заводе. Чудаков вспомнил полковника, его хмурое лицо, острый взгляд, короткую стрижку. Нет, у этого собранного человека всегда полный орднунг, как у каждого порядочного немца, даже обрусевшего. И анонимке место на помойке. Но Вячеслав поехал, прихватив с собой тот пасквиль. Может, просто хотелось познакомиться поближе с интересным человеком?



Под колесами таратайки прогремел деревянный настил моста через Тобол, на берегах проталины тут и там, остатки лотков, лавок. Летом тут шумела торговля, всегда было людно, а сейчас пусто. Через месяц вообще начнется всемирный потоп, и на ту сторону реки надо будет добираться  на пароме. Нет уж, лучше развязаться с этим душным делом, пока мост на месте и ванька, он же Митяй недорого просит.

В Затоболовке его встретила стайка оборванных мальчишек, которые бежали за повозкой и выпрашивали у ездока копеечку на пряники. Вячеслав знал про этот обычай местных ребятишек и метнул подальше над головами два медяка. Ребятня с воплями кинулась прочь, а они покатили дальше, к лошадкам и их суровому командиру.



В заводе его долго допрашивал дежурный на входе, кто такой и зачем пожаловал, и хозяина, мол, нет в присутствии,  а он строго настрого запретил…. Чудаков озлился, предъявил полицейский значок, и тот разом помягчел и  повел его к конторе. Там, мол, всегда на месте правая рука Владимира Карловича, господин Зотов, он и примет господина хорошего.

Павел Герасимович Зотов, из уральских рабочих, отменный кузнец и прирожденный инженер, принял Чудакова приветливо, за стол позвал. Да, сожалею, но хозяин в отъезде, опять подался в калмыцкие степи, присмотреть еще жеребцов для укрепления породы. Такое дело он никому не доверяет, всегда отбирает лошадок сам. Так что уж извиняйте, господин полицейский, нескоро будет. Но, конечно, до половодья.



Чудаков, разомлевший от горячего чая с малиной, совсем не хотел учинять в столь гостеприимном доме разбирательства. Однако же надо было ставить точку в этой истории, и он нехотя достал из портмоне завернутую гигиены ради мятую бумажку. Зотов читал ее, и лицо его растягивалось в улыбке. Брехня все это, но в основе истинная правда. «Как так, - не понял Вячеслав, объясни понятно, изверг ваш полковник или кто?»

Изверг, прямо настоящий сатрап, блеснул словцом Зотов. С утра пораньше одевает он полковничий мундир, обязательно белые перчатки и идет по квартирам конезаводских рабочих. Постучит, войдет и, пристав на цыпочки, рукой в этих самых перчатках по верху печи проведет. И если грязь там обнаружится, то стыдит хозяина и хозяйку за неряшливость. «Вы же этим воздухом дышите, как можно так себя опускать». Но если человек трудится на конюшне, не щадя живота своего, то все для него сделает.



Сколько раз бывало, выдают замуж заводскую девку, из хорошей семьи, так он  и премию к свадьбе выпишет, и свадебный поезд из конезаводских повозок позволит. А когда прибавление в доме наметится, то и на квартиру для новой семьи расщедрится. Но крут полковник, суров, особенно с виду. Кто не знает, тот обегает его за три версты. Конюхи, при виде его, по стойке смирно тянутся. А он той же перчаткой, выборочно так, пройдет по холкам коней, под брюхом поводит. И опять же смотрит, как лошадь почищена, накормлена.  Суров полковник, не спорю, но просто так на завод не каждого примут.

Зотов усмехнулся, какая-то картина, видать, из памяти вынырнула и осветила лицо луковой улыбкой. И он продолжил рассказ про своего начальника.

- Да, было дело тут недавно, после чего и появилась на свет эта кляуза, я так думаю. В кабинете у полковника стала дымить печка, а потом и вовсе посыпались кирпичи. Ну, он призвал мастера по печным делам, Сеньку Проханкина. Знатный мастер, хорошо печи кладет, не дымят они у него, и тепло долго держат. Да есть за ним грешок, не может он удержаться, если рюмку примет. Пока не спустит все свои денежки, гуляет, каналья.  Владимир Карлович не знал его этого свойства, а у меня ума не хватило остановить его.

Ну вот, они сговорились по срокам и по цене, я и кирпича на ремонт  
доставил, а печника-то след простыл. Пьет где то у друзей своих, песни поет, а печка стоит разваленная. Полковник уж хотел другого мастера искать, да вдруг ему этот на дороге попался. Ну, Владимир Карлович перехватил поудобнее трость, с которой каждый день по заводу вышагивал, и пошел в атаку. Гонял его, гонял, за конюшнями  загнал-таки в большую лужу. «Выходи, - кричит, - подлец, немедленно выходи» Тот отвечает: «Не выйду, вы драться станете». Враз протрезвел, лиходей.

Ну, полковник погрозил, поругался на поганца, да и ушел. А тот бегом в контору и давай ладить печку. К вечеру, когда уже солнце на закат пошло и мороз покрепчал, зашел полковник в холодный кабинет. Глядь, а печка, обсыхает, и видно, что протоплена, потому что тепло в присутствии. Полковник довольно хмыкнул и пошагал домой. Наутро спросил у истопника, как печь, хороша ли? Тот только руками развел: ну кто бы сомневался, мастер делал. Владимир Карлович подумал, крякнул и позвал опального мастера.



- Еще раз учудишь подобное, выставлю вон и пойдешь на все четыре с волчьим билетом. А сейчас за хорошую работу велю я бухгалтеру премию тебе выдать. И начал звонить в бухгалтерию. А печник взмолился: только пусть ассигнациями дадут, а  то монеты у меня в кармане не держатся, дырявый он у меня.

Чудаков на эти слова вытаращил глаза. «Телефон, откуда он у вас?» «Известное дело, откуда, из Оренбурга привезли, для дела полезно. И вообще…Зотов опять хмыкнул, припомнив что-то. «Однажды я, не зная, кто у телефона, нечаянно обругал его. Он мне, конечно, потом высказал, но без обиды, не злопамятный он человек».

- Ну, вот и суди сам, какой из него сатрап и деспот. Да знаю я, кто эту ябеду сочинял, жинка печника и писала. Вот же тоже семейка, и нашла же способ мужика своего уязвить. Ей обидно, вишь, что не  достал его палкой полковник, а премию опять же потихоньку пропил, не в семью принес. В мусор эту жалобу.



Вячеслав, еще раз напившись чаю и отказавшись от ужина, распрощался с хозяином и вышел на двор. Полюбовался на офицерский дом, украшенный затейливой резьбой, на крепкую конюшно красного кирпича. «Хороша конюшня, лет сто простоит.» Разбудил Митяя, дремавшего в тулупе, и покатил  в город. В Затоболовке уже не видно было ребятишек, видно, к вечеру улов медяков иссяк. На церкви ударили колокола, и Чудаков привычно осенил себя крестом. Город шумел за Тоболом, уже большое такое поселение и вполне цивильное. Столбы вон ставят для проводов электрических, скоро светло будет на улицах по ночам. Меньше забот полиции, когда светло на улице.

Утром он доложит помощнику урядника о своей поездке, а как  вернется полковник из Калмыкии… «Говорят, у полковника хороший винный подвальчик».  Непременно надо будет съездить еще раз в конезавод и познакомиться  с сатрапом и деспотом.