Его след теряется именно в этом городе. Но для внука это зацепка, а не тупик.
Март 1942го
Этот день Кулюмжан Хусаинова помнит, как сегодня. В ауле Алкау (сейчас это территория Мендыкаринского района) готовились провожать троих сельчан на фронт. Все знали, что за ними приедут завтра. Это означало, что сегодня их нужно от души накормить.
– Женщины всего села готовили бесбармак. Сквозь слезы, тревогу – готовили и держались как могли. Я тогда была уже замужем, младшая сноха. Чай наливала, слушала и вот теперь, выходит, вам рассказываю. Когда мужчин увезли, до сельчан дошел слух, что они в Чебаркуле. Так наши сельчанки ездили туда своим ходом, возили теплую одежду и еду. Переживали. В тот день мы провожали троих: Мендыгалия Байкенова, Абиша Байгаскина и моего свекра Сейдахмета Хусаинова. Из них вернулся только один.
Спустя 75 лет этот снимок разглядывают их потомки. Важно, чтобы спустя еще 70 это фото было интересно и внукам этих потомков, уверены наши собеседники.
Это – Абиш Байгаскин. Он, контуженный, попал в плен к фашистам. Домой вернулся после Победы. Спустя годы, рассказал детям, что во время перегона их начали бомбить, и отбили у фашистов свои, советские солдаты. А еще свои намеренно им дали разбежаться, чтобы избежать участи изменников Родины. Абишата поведал об этом, когда уже был в возрасте. Он очень ценил, что ребята дали ему шанс, потому что он по своей воле на сторону врага никогда бы и шага не сделал.
На этом архивном снимке из троих нет только Абиша. Крайний слева во втором ряду – Мендыгалий. Он пропал без вести в июне 1942 года. А крайний справа в первом ряду – Сейдахмет. Мальчишки на снимке – его сыновья. А принес это фото в редакцию его внук. Оно сделано прямо перед войной. Тогда, вспоминает Кулюмжанаже, по селам ездили фотографы. Призывали сделать снимок на память, а то, мол, мало ли что. За фото рассчитывались в основном продуктами. Через месяц в поселок привозили напечатанные снимки мешками.
Март 2015го
Всё это нам поведали потомки этих ушедших на фронт. Родные Мендыгалия живут в Астане. А вот внуки Абиша и Сейдахмета собрались в костанайском доме той самой Кулюмжанаже, которая уже отметила столетие.
– Я думаю, моего дяди Абиша на этом фото неспроста нет, – рассматривает снимок Амантай Сандибеков. – Отец тоже не любил фотографироваться. И рассказывал, почему этого многие в те годы избегали. После репрессий люди боялись запечатлеть на снимке свое родство. Ведь врагом народа могли признать по ерундовой причине, наговору. А страдала вся семья. Вот мужики и боялись фотографироваться. Мол, уж если пострадаешь, то сам и тяни. Даже фамилии детям меняли, порой. Страшное время.
Плоды его пожинает и внук Сейдахмета. Талап Карпыкович принес в редакцию это архивное фото и попросил помощи у нашего проекта. Мы будем вместе искать следы его деда.
Волевые лица, сильные руки, закаленные характеры. На таких мужиках держались семьи. Здесь они еще не ведают о грядущей войне.
Камень
Сейдахмету Хусаинову в тот прощальный день, когда варили бесбармак всем селом, было 42 года. Сначала на фронт его не брали. Но, когда людей стало просто не хватать, стали забирать и тех, кого сельсоветы отпускать не хотели. Сейдахмет был работящим, разводил скот, выращивал хлеб. Дома у него остались жена и четверо детей. Пережили войну два сына и дочь. У одного из сыновей и родился Талап Карпыкович, которому не дает покоя судьба деда.
– Отец работал в органах, потому долгое время у нас эта тема была закрытой. Потому что была связана с пленом.
Сначала пришло извещение, что Сейдахмет пропал без вести под Сталинградом. Но под конец войны родные узнали, что он раненый, в военном госпитале. Это помнит бабушка Кулюмжан:
– К нему наши ездили дважды. Но забрать его родным не разрешили. Потом выяснилось, что он болен туберкулезом. А потом и вовсе исчез…
Талап Карпыкович предполагает, что дед после фашистского плена отбывал срок уже в советском лагере. Тамто он и лежал в госпитале. Потому и не отпустили.
– Я писал запросы и у нас, и в России. Наши департаменты КНБ, внутренних дел и обороны ответили, что в архиве данных по моему деду вообще нет. Не сохранились. Ответа из Центрального архива ВОВ из Подольска пока нет. Зато я нашел любопытную информацию, перечитывая личное дело моего отца. В его биографии указано, что его отец отбывал срок в Кемеровских лагерях и умер там в 1947 году.
Видимо, он туда был направлен из госпиталя, который находился на нынешней территории приграничных областей России. Вряд ли родные добрались бы своим ходом до Кемерова два раза. Вместе с Талапом Карпыковичем мы готовим обращения и запросы в Челябинскую, Свердловскую, Курганскую и, конечно, Кемеровскую области. Надеемся, отклик будет.
– Я не могу успокоиться, что дед вот так забыт и потерян. Его ведь и в Книге памяти нет. Надеюсь, к этому Дню Победы внесут. А я хочу найти место, где он похоронен. Чтобы привезти туда нашу костанайскую землю, поставить камень и написать, что мы его помним. И гордимся. Потому что военнопленный – это не предатель.
К слову, как раз предатели, чаще всего, в списках записаны со всеми данными до буковки. А вот обычные военнопленные зачастую при возвращении в Советский Союз терялись в пересылках по своим лагерям. И найти их, конечно, непросто.
Через наш проект проходят вереницы сломанных судеб не просто людей, а целых династий. У Бориса Гребенщикова есть песня «Человек из Кемерова». Она, конечно, о другом. О жизни в целом. Песня написана на фоне слухов о том, что именно в Кемерове родился мальчик – земное воплощение высшего существа, мудрец. И в этой песне есть важные для этой истории слова: «История человечества была бы не так крива, если б оно догадалось связаться с человеком из Кемерова…» Речь идет о следующем: если бы люди изначально советовались с великим мудрецом, они могли бы избежать большинства своих бед. Одной из таких для тысяч семей стала война, а потом и отношение руководства СССР к своим солдатамвоеннопленным.
Мы возвращались в редакцию из дома Кулюмжанаже, а в голове звучали строчки песни Гребенщикова про Кемерово. Город, на который внук костанайского фронтовика возлагает большие надежды.
