Один
Покосившийся домишко, нет ворот. После свежего снегопада все же виднеется тропинка к дверям. Когда зашли в сени, засомневались. Ну не может здесь жить человек. Первая комната разрушена, дальше кухня... Она не запущенная, не грязная, нет запаха алкоголя. Здесь вообще ничего нет. Мертвый дом. Холодные стены, словно брошенные хозяевами пустые кухонные шкафы, ледяная печка. Чисто до жути. Ни крошки, ни капли. Мы хотели было уйти. И вдруг в углу движение.
Обросший человек выбрался из-под кучи тряпья, замычал и судорожно стал махать руками. Сумасшедший?
– Да нет, – фотокор понимающе достает сигарету.
Затяжка, и по лицу потекла слеза. Кивает. Мол, спасибо. Далее наш разговор так и шел: в виде кивков или отрицательных мотаний головой с его стороны и стремления понять – с нашей. Это был Николай Николаевич Кушниренко. Когда-то один из лучших трактористов тарановской земли.
Дело акима
– Я ведь с ним в одном комбайне работал, – аким поселка Мираш Удиров достает из шкафа удостоверение и фото. – Хороший он мужик, порядочный, работящий. Да время упустил. Сразу не женился, а потом – девяностые. Тогда многие мужики в деревне пить начали. От безделья – работы-то не было. Ну а без работы какой ты муж? Вот и получилось, что один он. Как мог, так и жил. Сестра у него в Германии, помогает по возможности, другая в области живет, сама неходячая. Остальные – дальняя родня. А мы? Кто ж ближе, если не сельчане?
Нажил в итоге Николай Николаевич себе инсульт прошлой весной. Вследствие чего у него отнялась речь и вся правая сторона тела.
– Поначалу он ползал, – рассказывает соседка Галина Александровна. – На улицу выползал, воздухом-то дышать надо. На это страшно было смотреть. А потом коляска появилась.
Галина – родственница Николая. Ну, как родственница? В общем, бывшая жена его покойного брата. У самой море проблем, семейных дел, здоровье подводит. Но она его не бросает. Ходит каждый день топить печку, кормит. Правда, домик этот нужно топить два раза, но Галина Александровна двойной поход просто физически не потянет.
В этой ситуации можно сказать, что мужику повезло (если вообще это слово здесь уместно) с акимом. Мираш Айдарович последние полгода действует в интересах односельчанина Кушниренко. На том удостоверении, что он с ходу достал из шкафа, был Николай Николаевич. На фото – тоже. Только его не узнать. Вместо старика – волевое рабочее лицо.
– Это мы его постригли, побрили, чтобы фото для документов сделать. За него сельчане просят, да и сам я понимаю: пил – не пил, но человек ведь. Ему бы в интернат для инвалидов. Иначе замерзнет или с голоду помрет. Да только кинулся его оформлять, а у него документы просрочены, РНН нет, дом вообще не оформлен. А чтобы пособие оформить по инвалидности, всё это нужно. Для оформления в интернат – то же самое.
Мираш Айдарович рассказал нам, как ездил не раз в ЦОН, ГЦВП, на почту и в соцзащиту. Как придумывали всем селом, как же сделать фото на документ, как просили без подписи этот документ оформить. У мужчины не работает именно правая рука, а его писанина левой – неразборчивые каракули. Аким старался оформить бумаги до холодов. Но бумажная волокита даже чиновникам не подвластна. Пособие в первый раз было перечислено только в декабре.
– В январе дело № 1 – перевезти его в интернат. Районная соцзащита обещает – он первый на очереди. Как-то приехал на коляске к дому моему. Я выхожу: «Коль, потерпи. Я делаю всё возможное». Жена еду ему вынесла, я сигарету дал. Он затянулся и заплакал... Но знаете, что самое страшное? Не один он у нас такой.
Лефранг
Вообще, я впервые сталкиваюсь с тем, чтобы аким так честно говорил не только о плюсах, но и о болевых точках поселка. Мираш Айдарович сообщил, что сейчас активно работает, чтобы в селе открылся свой инкубатор – людям нужна зимой работа. С водой есть подвижки, грядет ремонт водовода. А главное, что в Приозерном живут сердечные люди, неравнодушные. Бомж умер не так давно, так на совете старейшин решили все по копеечке скинуться, похоронить по-человечески. Возможно, эта человечность присутствует, потому что сам аким из местных (приехал сюда, но было это давно, уже прижился), а не назначенных. Вот и про Лефранга он рассказал нам сам. В надежде, что сдвинется и его дело.
Александру Лефрангу тоже чуток за пятьдесят. До пенсии еще далеко. То же поколение, подкошенное 90-ми. Но тут вмешался еще и случай. Лефранг тоже родом из Приозерного, и его жизнь в чем-то схожа с судьбой Кушниренко. Но у него всегда рядом была мама. Кормила, тянула, ругала, жалела. Вот и в Германию с собой его решила увезти 6 лет назад. Уже все было продано, гражданство отменено. Завтра отъезд, а сегодня вечером женщина умирает. Самостоятельно Александр выехать не имел права, так уж по документам было положено. Он остался один, без жилья, без денег, без гражданства и, главное в его ситуации, без мамы.
Увиденное словами не передашь. Полевой стан посреди белоснежной степи и черный, как уголь, человек – черное лицо, руки, черная одежда. Бетонный барак. Мы обошли его вокруг, и снова та же мысль – да как тут жить можно?!
– Приветствую, – раздалось из темноты. – Кого вам? Александр Томасович? Я. Пока еще я.
Он несколько лет после неудавшегося отъезда пил и скитался. Потом хозяева местного КХ «Колос» разрешили мужикам пустить его на ночлег. Да так и остался. Никто и не планировал, что будет тут зимовать.
– А ничего, зимую. Год уж так живу.
– Как же вы тут один?
– Сам виноват. Одиночество, оно, знаете, лечит. Я сначала много думал. Всю жизнь пил, семью не создал. А теперь вот. Один. А сейчас что-то с головой. Порой из комнатушки этой выйти часами не могу, волшебная она какая-то. Хожу кругами, хожу. Еду привозят, спасибо хозяевам. А чего мне еще желать? Прошу у Бога – забери. Не забирает. А сам не могу. Говорят, это грех.
– В Бога верите?
– В природу верю и в Бога. Вы езжайте, замерзли уже совсем.
Мы действительно очень замерзли. И это в комнатке, где спит человек. В этот день он «воевал с печкой», что-то сломалось. На подоконнике 3-литровая банка с застывшей едой, на веревке сушатся черные от копоти, но вообще-то некогда белые шерстяные носки. Ему помогают. Хотели даже домик в селе выделить. Но Александр начал выпивать, а после буянить. Сейчас руководство КХ и аким пытаются оформить документы Лефранга, чтобы поместить в интернат.
– А какое сегодня число? Январь?! Ну, счастливо вам. Пойду зайцев гонять. Совсем обнаглели, прям в дом ночью лезут. Вы там не пишите сильно. Мне тут хорошо.
Ошибка
На стене в самой дальней комнатке в доме Кушниренко – красивые, в советском стиле, фото детишек. Сестры, братья и сам Николай Николаевич. Очаровательный мальчуган в фуражке задорно улыбается, глядя на нас. В соседней комнатке на полусгнившем диване лежит он же, повзрослевший. Где-то посередине, между стартом жизни и финишем, произошла ошибка. В водке ли причина, в перестройке или в слабохарактерности – теперь уже не важно. А что важно? То, что этим бобылям очень повезло с односельчанами...
