Больница, целина, охота...

Тетка вплыла в кабинет, как вплывает могучий танкер в порт приписки:

– Степан Афанасьевич, ты уже собрался? Погодь – шо это у меня на ноге за шишка, глянь-ко. А вы шо, – это уже ко мне – так и будете глядеть, як я раздеваюсь?

Это был уже 56-й пациент за неполный день. И я в ожидании третий час болтаюсь по коридорам Аулиекольской районной больницы. От нее до дома Самолецкого минут сорок неспешного хода. Он проделывает этот путь вот уже сорок лет. И на этом пути как на ниточке, нанизаны тысячи историй болезни, о которых по ходу каждое утро размышляет сельский врач. А за ним как тень всегда неразлучно идут две славы – доктора и охотника. И кто из них главнее? Похоже, что до сих пор две эти страсти спорят меж собой.

– Я заканчивал Тернопольский мединститут, – рассказывает Афанасьевич в промежутке между приемами. – Надо определяться: кем быть? И вот, как маятник, колеблюсь меж двух крайностей: либо врачом, либо в аспирантуру. А тут приехали «покупатели» – вся карта СССР перед тобой. И вдруг доносится до моего уха слово чудное – Семиозерье. Как из песни... Это мужик агитировал на целину. Я ему: а что, у вас в райцентре точно семь озер? А он в ответ: да это только в одном поселке, а в районе таких бессчетное количество. И рыба есть? И рыба, и дичь, и девчат гарных – все у нас есть! Беру чемоданчик, связку книг, рюкзак и – я уже в Москалевке. Правда, не думал, что здесь так холодно – прикатил-то я с форсом, без фуражки. Но мне сразу все здесь глянулось. Не соврал агитатор. И было у меня тогда двое замечательных учителей охоты – фельдшер и шофер. Один твердил как мантру: никогда не стреляй дичь влет, дай ей сесть! А второй с не меньшей убежденностью поучал: никогда не бей сидячую птицу – дай ей взлететь!

– Докторство когда-нибудь пригодилось на охоте?

– О, и неоднократно! На Санкибае как-то лежу, утречко только занимается, казара плавненько пошла, за ними гуси. Ну, думаю, ее пропущу, а возьму серого, упитанного. Выцелил, бахнул, а этот гад со всей силы влетает мне в бок. И первая врачебная мысль: если треснула селезенка – мне конец. Понимаете, дело в том, что у нас на курсе несколько лекций прочитал знаменитый Вольф Мессинг. Он учил: мыслить надо конкретно. Вот я и помыслил.

– Хотите второй случай? – раззадорился доктор. – На заре развитого социализма, когда я уже был обладателем «москвича» – а до этого у меня был «запорожец», который тогда по социальному статусу выглядел как «роллс-ройс», – мы с директором школы меняли на этом произведении Московского завода им. Лихачева рессоры. Я технарь никакой, а он соображал. Возились долго, уже темно, с усталости выпили чуток. Едем, глухая степь, и вдруг сзади фары – менты! Мой напарник: «Степан, удираем, жми на газ!» В принципе, нормальная реакция здорового организма, но тут опять во мне проснулся врач, который прошептал: если начнут стрелять, пуля попадет в затылок, а это мгновенная смерть. 100-процентный диагноз. Остановились, милиционер смотрит документы и спрашивает: это ваш брат хирургом работает? «Та не, – скромно отвечаю, – это я сам». Ситуация благополучно разрядилась. Вот что значит медицинское образование!

У Степана Афанасьевича хитро лучатся молодые глаза. Это особенность светлой души. Ему 72 года. Невысокого роста, худощавый, с неистребимой интеллигентной сдержанностью, уловив которую, можно безошибочно предположить, как этот человек поведет себя в той или иной ситуации. Даже о трагическом он рассказывает с нотками ироничного удивления – мол, бывает же такое!

– Отец в Первую мировую воевал в армии генерала Брусилова. Немцы тогда их сильно потравили хлором. Поэтому он их не любил. Красных тоже. Они, как только вошли в 1939 году в Галицию, забрали у семьи корову. А потом была Великая война 41-го. Мне было совсем немного лет. Вошел в дом немец – то ли воды попить, то ли молока... Почти как сосед. Увидел на стене портрет усатого человека. И тут фашистенка как подменили: клацнул затвором автомата и пинками выгнал всю семью во двор. Мама догадалась, что сейчас будет расстрел. И сказала по-польски: пан подумал, шо на стене Сталин? Та нет же, это наш поэт – Тарас Шевченко! Вот так и спаслись.

– У меня был период в возрасте, когда я думал, что доктора никогда не болеют. А вы?

– А то ж! Аналогичные заблуждения! Угораздило меня на три недельки залечь в Костанае. Перед тем как свалиться, показал медсестре анализы, она: «Ой, да у живого такого быть не может! Это ваши анализы?! Ой, извините...» Скажу вам, я чувствовал себя в палате, как Ленин в мавзолее – люди шли с цветами. Одна посетительница мне по секрету доложила, что в Германии мои бывшие пациенты в кирхе за меня молебен заказали... А я вам скажу так: невозможно помереть, глядя на красивых медсестер. Пошли обедать!

Дом, жена,
тефлоновая сковорода...

Небольшой приземистый домишко с крохотным палисадником. Стипендия, как называет доктор свою пенсию,
50 тыс. тенге. Для человека, который прооперировал 13 тысяч человек, а проще говоря, вернул их с вероятного улета на небеса обетованные, не столь уж и густо. Зато в доме есть камин и отдельная комнатушка, в которой хранится вся боевая амуниция доктора-охотника. Эдакий скит, территория личной неприкосновенности. Екатерина Тимофеевна ставит на стол грибочки, холодец, яичницу на сале, подтягиваются соседи. И поэтому метафора «в этом доме никогда не закрываются двери» становится обыденным фактом того, что тропа к доктору Самолецкому действительно не зарастает многие десятки лет. Он летал к больным на самолете, пробивался на тракторе, шел пешком. И мне кажется, когда ему было невмоготу, он говорил себе: но ты же охотник. А охотник рассчитывает только на свои силы. Они у тебя есть. Алга, Самолецкий!

– Он всегда незамедлительно отзывался на зов людей, – вторит моим фантазиям Екатерина Тимофеевна, жена. Яркая, энергичная, звонкая, она живо напомнила мне комсомолок из фильмов 60-х годов прошлого века. На старых снимках она похожа на звезду советского кино Наталью Фатееву. Самолецкий положил на нее глаз, когда училась в Семиозерном филиале Кустанайского медучилища. Ей было 20, ему 28, и он иногда читал у них лекции. Потом они много лет работали рука об руку – она анестезиологом при муже, который умел делать все – хоть аборт, хоть оторванную руку пришить, попутно инфицируя больных своим бездонным оптимизмом.

– Я приехала из Киргизии, мамка умерла, папка с фронта прибыл безногий... – продолжает хозяйка. – Так что розовых очков у меня на тот момент не было. Самолецкий пригласил в кино. Он был застенчив, но в нем угадывалась какая-то недюжинная внутренняя сила. Он умный, непоседливый, очень любознательный. Я его постоянно ругаю: ну сколько можно, как мальчишка! Особенно эта охота... Никогда не был коммунистом, но очень идейный. Чтоб когда-нибудь попросить для себя, для семьи – ни в коем разе!

Самолецкий нас будто не слышит. Ему не терпится рассказать, как он валил с другом матерого вепря.

– В планах, конечно, этот чертяга у нас не значился. Но я его заметил, и уже ни о чем не мог думать. Говорю напарнику: Василий Михайлович, давай завалим его? А он в ответ: а есть чем? Конечно! Хотя на самом деле было только два патрона с картечинами. Причем гильзы старые, ненадежные, а это крайне мало и хлипко выглядит. Напарник советует: если пойдет на тебя, подпусти на пару метров и целься в ухо. А я в этот момент надеюсь, что кабан пойдет не на меня, а на Василия Михайловича – ну, он же знает, если советует с двух метров в ухо попасть... Высовываюсь и – елки зеленые, кабанище в шести метрах от меня. И шерсть на нем дыбом – в общем, сразу на два размера вырос. И клыки видны – мама родная! Я тут же прикинул, как он ими мне живот вспорет, как кишки по земле... На кой черт мне эта охота?! Хотя одномоментно думаю, куда ж его стрелять? Ага, в шею, там блуждающий нерв. Стреляю, кабан падает, а у меня колени трясутся – Господи, пронесло!

– Бог, стало быть, есть?

– Загадка не в имени, а в сущности. Человек и млекопитающие сделаны по одной программе. У них одинаковое количество позвонков, все органы сделаны одинаково. Кошка, собака. Обезьяна, человек. Выделительные, дыхательные системы, органы размножения – как будто все это сделано на одном большом компьютере. Но Боженька тоже не совершенен. Мне кажется, Ему скучно пребывать в некоем застывшем состоянии, Он тоже экспериментирует, совершенствуется, допуская, что тоже не случайно, и ошибки. Например, врожденные болезни – не сработали хромосомы. Или вот скрестил лошадь с ослом – получился мул. Но мулы не размножаются, стало быть, некий запретный блок стоит или программа зависла.

– Доктор, скажите секрет своей молодости?

– Не уставай открывать для себя мир. Удивляться ему. Недавно я был на Алтае. Божественные места. Всю жизнь я фотографирую, а это еще одно сказочно невероятное окно в зазеркалье. Если конкретно о физиологии... Курить я бросил лет 35 назад. Спирт не пил – у меня от него изжога. Насчет водочки в разумных дозах ничего против не имею. Мое любимое блюдо – это там, где присутствуют мясо и рыба. Да, и картошка! На охоте люблю жарить на тефлоновой сковороде рыбу. Я за это сковородное ноу-хау почти всю зарплату отдал. Даже жене не давал на ней блины жарить. Вес у меня какой? Ну, дырочка на ремне с третьего курса института не меняется.

... Самолецкий лукаво улыбается. Добрый доктор Айболит...