Иногда камни начинают говорить. И это тот самый случай.
Развалинав тени аллеи
Летом сразу и не заметишь. Зимой картина как на ладони. Степановская школа в Мендыкаринском районе, а рядом с ней в одном дворе абсолютная развалина. Прямо мимо нее идет тропинка, по которой дети ходят в школу. Мы раздвигаем ветки и словно попадаем в другое время. Поросшие кустарником комнаты, истертые временем стены и величественные колонны. Из них уже сыпется песок, откалываются камни, и эта картина еще больше завораживает. Будь я местной школьницей, обязательно бы захаживала под своды этих колонн. Опасно. Но это ведь беспокоит только взрослых.
«Знаете, как больно было смотреть, когда все, что люди создавали по крупицам, вмиг рвалось на куски...»
– У вас тут прямо рядом со школой разваленное здание стоит. Не переживаете, что дети там могут резвиться? – спросили мы женщину, идущую мимо.
– А они и резвятся. Вы к Марченко зайдите. Он вам всё про это здание расскажет, – и женщина махнула рукой в правую сторону. Мы тогда и не знали, что история этой развалины откроет нам истории людей.
Аж в голове зашумело
Деревянный дом с железной крышей, лавочка на двух березовых срубах, во дворе колодец-журавль и чистота. Множество дверей – и все на замках. Стучим в калитку, на которой виден след от нарисованной когда-то звезды. Рядом, на воротах, прибитые рамки от картин. Андрей Никитович явно не ожидал гостей. Не спрашивая, кто там, открыл. Абсолютно не типичный сельский житель. Взлохмаченные ветром седые волосы, внимательный взгляд из-под очков, яркая рубашка, теплая жилетка и… шорты. Узнав, о чем будет разговор, мужчина ушел в дом. За газетой.
– Я о том клубе столько писал и кричал, да толку.
– Так это был клуб?
– Еще какой! Мы же его в 1952 году до сантиметра строили. Все сельчане своими руками. Здесь такие праздники проходили. Ух!
– Там площадь перед зданием до сих пор уцелела и колонны. Такие впечатляющие…
В этот момент собеседник заплакал. Казалось, мы задели самое больное. Однако быстро взяв себя в руки, мужчина объяснил:
– Эта площадь – танцплощадка. А колонны… Тогда ведь техники никакой не было, так мы сами их мастрячили. Обручи из досок ставили кругом. В карьер за песком ездили, камень долбили на куски. А теперь вы рассказываете, как всё это из колонн высыпается. Всё они виноваты, поджигатели.
– Так Дом культуры подожгли?
– Да, я в этом уверен. Это было начало 90-х. 3 или 4 января. Если надо, я в тетрадке посмотрю. Я все степановские события записываю. Знаете, как больно было смотреть. Всё, что люди создавали по крупицам, вмиг рвалось на куски. Да по личным карманам распихивалось. Я застал все три периода – как еще ничего не было, как появилось всё и как это всё сами же люди порушили. Пусть и под влиянием перестройки – это не оправдание. Жгли базы, а скот продавали. По документам же списывали, мол, сгорел. Тащили всё в разные стороны. А с ДК вообще получилось торжество жадности. Кафе к нему пристроили, вот его парень один и решил выкупить. А завхоз с экономистом сами на него глаз положили. Тогда и решили сжечь. Мол, не доставайся же ты никому. Они там пьянствовали в тот вечер. Потом огонь, люди затушили, но ночью огонь снова разгорелся на крыше и перешел на сам клуб. У меня, когда по свету увидел, аж, в голове зашумело. Был клуб – и нет его. А сегодня его в курилку да туалет превратили.
Андрей Марченко: «Мы этот клуб в 1952 году до сантиметра строили. Все сельчане своими руками. Здесь такие праздники проходили!..»
След Малозёмова
– Нам сказали в поселке, что вас называли раньше неудобным Марченко. Почему?
– Так ваш коллега и назвал. Журналист «Ленинского пути» Борис Малозёмов. Я ведь шофером работал да механизатором всю жизнь. Вот как-то в гараж заходит мужчина и спрашивает: «Марченко кто из вас будет?» Так мы и познакомились. Он был настоящий. Не писака, а народный журналист. Знаете, со мной ведь вместе и в засадах сидел. Он проверил меня, а потом поверил.
Марченко писал повсюду и часто. Причем писал не краткие кляузы, а обстоятельные письма на 25 листах, с твердой доказательной базой. И поджог ДК – это была лишь одна из многих тем его сотрудничества с Борисом Малозёмовым. Когда Марченко ушел в дом, он вернулся с газетной публикацией за 1989 год под тем самым названием «Неудобный Марченко». Вот её отрывок:
«Была у нас беседа с первым секретарем райкомитета В.Н. Гуменюком. У Виталия Николаевича мнение о Марченко твердое: «Кляузник. Вы что, хотите его защищать? Это не тот человек…» Насторожило категоричное утверждение о стопроцентной неподтверждаемости жалоб Марченко. Часть наиболее серьезных из них решил проверить сам, а часть – с помощью специалистов облфо. Ушло на это месяца два… Марченко – не клеветник. Да, он допускает перехлёсты, его сигналы порой основаны на предположениях. Но многое из того, о чем пишет, подтверждается».
Далее журналист приводит пример, как вместе с водителем Марченко они обнаружили подлог в отчетности колхоза по животноводству, незаконные начисления пенсии мужчине, пострадавшему от собственной пьянки (его решил прикрыть председатель, оформив всё, как производственную травму). Также наш коллега в материале сообщает, что в колхозе Марченко всячески стараются поставить на место, запугивают: милиция водила к психиатру, на него заводили уголовные дела то за клевету, то за тунеядство. Разные были попытки. Даже сфабрикованные ответные публикации в местной районке.
«Не раз задумывался: почему пишет жалобы Марченко, какие у него мотивы? – задается в своем материале вопросом Малозёмов. – Вопрос сложный. Знаю – есть обида, уязвленное самолюбие. Но есть и нетерпимость к бесхозяйственности, беззаконию, несправедливости. Чего больше – сказать трудно. Да и надо ли так упирать на мотивы? Ведь нужно видеть и саму жалобу, ее суть. Что для этого нужно? Умение поставить интересы дела на первый план, а личные амбиции – на последний».
Во все времена к журналистам идут вереницы жалоб. И отмахнуться от них, или даже отписаться куда легче, чем месяцами разбираться в сути вопроса, а то и сидеть в засаде с читателем. Наш предшественник Борис Павлович Малозёмов шел сложным путём. Это воспоминание Андрея Марченко привело к тому, что мы с моим соседом по кабинету Фаридом Дандыбаевым обошли старших коллег. Спрашивали о Малозёмове. Каким он был, как выглядел. Красивый, с кудрявой шевелюрой, но весь в себе. Писал исключительно остро. Всегда. К сожалению, нынче его уже нет в живых. Но есть его сын – Станислав Борисович. Он, кстати, сейчас популярен как певец в стиле шансон. А начинал тоже в журналистике. В «Ленинском пути», потом переехал в Алматы. На его страничке поклонники пишут: «До сих пор помним вашу программу на телевидении «Всё, кроме политики». Она была особенная, одна такая. Желаем вам выступить на концерте шансона в Кремле. А, может, и вернуться в журналистику…»
Для журналиста, наверное, нет лучшей благодарности, чем народная память о его публикациях. Значит, не зря. Так работал старший Малозёмов. Таким, судя по всему, воспитал и сына. И спасибо тому самому неудобному Марченко, что напомнил нам о коллеге прямо в канун Дня журналистики.
– Если бы его встретил сегодня, крепко бы руку пожал. Мне мало таких людей вообще в жизни встречалось. Настоящих.
Картина жизнью
А мы торопились к акиму Михайловского сельского округа Николаю Паршуте. Чтобы узнать, намерены ли нынешние власти что-то делать с опасной развалиной, что соседствует со школой.
– Разбирать его планов нет, – с ходу огорошил чиновник, – потому что мы хотим все же восстановить клуб. К слову, это будет уже не первая попытка. Лет 12 назад уже пытались, да денег не хватило. Я на этой должности три года и вынашиваю следующую мысль. На сходах люди в один голос твердят, что Степановке нужен Центр досуга. Раньше ведь в этом клубе, знаете, какие танцы были! Сюда даже из города приезжали! Так вот, мы посмотрели здание: стены крепкие, фундамент устойчивый. То есть каркас есть. Ищем частника, который бы за него взялся, а потом бы там, помимо кружков, и кафе можно открыть.
– Какое кафе? Чтобы оно деньги приносило, нужно алкоголь продавать. А тут ведь соседство со школой…
– Когда клуб строили, школы там еще не было. Сейчас их просто огораживает единый забор. Все высчитаем, конечно, чтобы по закону было. Только вот частников желающих пока нет. А разбором ветхих зданий на селе сейчас никто не занимается, деньги нам на это не выделяют.
Тогда, после пожара, Андрей Марченко своей правды о поджигателях так и не добился. Никто ответственность не понёс. Не сожалеет ли, что всю жизнь потратил на борьбу за правду, спросили мы напоследок у читателя.
– Мне как-то так и сказали, мол, чего добился-то? Сам в хибаре, а твои оппоненты в золоте. Я вам так скажу. Я с народом остался. И себе не изменил.
Мы поехали, а Марченко едва улыбался и отчаянно махал нам вслед. От его «Приезжайте еще!» защипало в глазах. Стоит, машет. На фоне забора с прибитыми рамками. Это, кстати, его хобби – плотничать. Наделал рамок для фотографий, да вешать некуда. Вот и применил. Получилась почти картина. Но не маслом. А покореженной и выцветшей краской на воротах. Как в жизни. По-настоящему и без прикрас.
