Когда в Костанае появилась скульптура приземистого сталевара, а далее по пути к универсаму, названному в справочниках Казахско-французским культурным и торговым центром, расположились две девчонки (одна с ноутбуком, другая с мобильником) и Чарльз Спенсер Чаплин, я честно пытался понять художественный замысел устроителей, собравших эту противоречивую компанию в промежутке одного уличного квартала.
Я думал, что маловразумительный коктейль из Чаплина, сталевара и избыточных студенток – это такая нелепая художественная случайность. Но город тихой сапой начали заполнять странные персонажи…
Каждое утро мы с Филом прогуливаемся по одной из аллей, что позади Казахского театра. Вход в аллею венчает маленький резервуар с неким изваянием то ли змеи, то ли шеи жирафа. Фил – небольшой знаток паблик-арта (искусство в городской среде), тем не менее всякий раз пристально обнюхивает это сооружение, испытывая к нему нечеловеческое любопытство. Фил – пес. Поэтому я терпеливо в сотый или тысячный раз гляжу на замусоренное дно мертворожденного фонтанчика с оборванными электропроводами, а параллельно ломаю голову над происхождением образцов «архитектуры малых форм». Дело, наверное, в таланте созидателей и разумной концентрации фигур, немая часть которых высечена из пористого розового ракушечника. Медведь в сквере и черепаха в бассейне еще куда ни шло. Однако композиция «Борцы», что рядом с Шахматным клубом, рождает иные ассоциации. Возможно, борцы были от рождения гномами, но дело даже не в их пропорциях. Четкая линия, простите, их роскошных задниц заставляет с неловкостью отводить глаза. Возле Аквапарка на уровне моих колен застыл еще один анонимный посланец, некогда розовый, а теперь беспросветно серый, поскольку уличная пыль обожает пористые материалы.
Между тем захват города продолжается. Теперь его заселяют парнокопытные и пернатые. Новую кольцевую развязку в районе КСК (ул. Герцена) оседлал горный баран – архар. Не ищите в его мощных рогах символику нашего областного овцеводства: во-первых, архар – это горное дикое животное, во-вторых, от некогда 800-тысячной отары области давно осталось всего ничего. На дороге, ведущей от автомобильного кольца до корпусов «АгромашХолдинга»,
расположился опять козлик, а также угрожающе насупившийся орел-стервятник и лошадка. Клон подобной лошадки установили и в Рудном. Хотя логичнее бы видеть здесь образ горняка и даже сталевара. Уж насколько арабы в своих Эмиратах неравнодушны к лошадям, но в суперсовременном Дубае мне повстречалась только одна конская статуя, вся расписанная цветными квадратиками. В такой раскраске – ощущение легкости, ироничности и несокрушимая детская любовь к лошади, которая двигала авторами. А теперь скажите: кто понимает, какие культурологические принципы двигали нашими конструкторами уличного украшательства? Кто-нибудь знает, сколько городских денег вбухано в эти безликие штамповки и каков механизм художественного отбора? Что за таинственный Церетели сбывает нам оптом скульптурную разносортицу?
Тем временем в Астане разразился скандал, связанный со скульптурами ханов Джанибека и Керея. Работа местных ваятелей обошлась казне в 100 млн тенге и получила разгромную оценку горожан и профессиональных экспертов. «Нам пытаются, – сказал художник Канат Ибрагимов, – всучить под видом прославленных казахских ханов двух непонятно откуда взявшихся китайцев, установив их в центре Астаны. В искусство лезут некомпетентные люди, которые просто занимаются распиливанием бабла и прикрываются громкими фразами о национальном достоинстве». Заметьте, это не я сказал про бабло.