Костанайский автовокзал выставлен на продажу за 900 миллионов тенге. Газета бросила прощальный взгляд на историческое здание.
Мыс без доброй надежды
Автовокзал находится на южном мысе города, то есть в дельте двух артериальных улиц, в месте пересечения проспекта Абая и улицы Карбышева. Это стратегическая позиция. По улице Карбышева автобусы могут уйти на аэропорт и на трассу к российской границе. По проспекту Абая пересечь весь город вдоль, не сворачивая, или уйти на большой мост. И, конечно, за пять секунд автобусы выходят на Рудненскую трассу.
– Место встреч и расставаний – шесть букв.
– А-а?
– Кроссворд. Отгадайте слово.
– М-м.
– Первая буква В. Вторая О. Третья – К.
– Вокзал!
26 августа на вокзале еще есть пассажиры. Я насчитал девять человек. А также работает несколько киосков. Девушка продает напитки и газеты с кроссвордами. Я к ней и пристал.
– Когда закрываетесь?
– С 1 сентября вокзал закрывается, так сказали.
– Может, есть надежда, что всё обойдется?
– Наверное, уже нет.
Пришла очередь
Место встреч и расставаний. Конечно, сердце щемит сильнее на ЖД-вокзале. По железной дороге люди, как правило, уезжают далеко, надолго, иногда навсегда. Автовокзал – оперативные поездки. Уехал, приехал. И всё же...
Вот путь, с которого мой младший брат уезжал в Омск, а оттуда улетел в Германию. Все пути крытые – для времени открытия вокзала (1984 год) это редкость. Прохожу по дорожке, надо мною нависают голубые ели, лиственницы, пирамидальные тополя – листья у них растут от земли. Тоже визитная карточка и история вокзала.
Иду мимо здания. Вокзал построен из дорогих материалов – гранит, мрамор, ракушечник. Такой же ракушечник использовался в облицовке кинотеатра «Кустанай», который остался только в памяти, на старых снимках. Пришла очередь вокзала.
Баба Тоня
Дохожу до угла здания. Отсюда в 2000 году на автобусе в Германию уезжал старший брат. Вот закрытая сейчас дверь, где взвешивали багаж. Тогда автобусы из Костаная пересекали всю восточную Европу, чтобы доставить мигрантов в Deutschland. Стою, прислушиваюсь, но все памятные места молчаливые и даже хмурые.
Захожу в здание вокзала. После жары здесь прохладно. Пятна солнца на орнаментальном полу. Тут меня за руку берёт баба Тоня. Автовокзал я помню с детства. Моя бабушка Антонина всё лето разъезжала по лесам области в поисках трав, грибов, ягод. Нередко она брала меня с собой. И, конечно, перед каждым походом мы приезжали на вокзал. Я тут же тянул ее в буфет. Вон он – теперь закрыт.
Она покупала мне сок – буфетчица отпускала его из конусообразных сосудов. Напитки были разноцветные. «Только не тархун», – всегда предупреждал бабушку. Она покупала сок, булочку, оставляла меня стоять в буфете с сумками (потому что столики всегда были заняты), а сама выходила на улицу покурить свою «Приму». Я стоял в уголке, пил напиток и смотрел по сторонам. Тогда мне казалось, что вокзал огромный и весь он гудит и шатается от топота и разговоров людей.
Хожу по пустому вокзалу, улыбаюсь. Вспомнил мужскую походку, прямую, сухую фигуру, платок, запах чабреца и «Примы». Баба Тоня умерла десять лет назад. А здесь снова взяла меня за руку...
Веха
Есть две главные причины, которые привели вокзал к печальному финалу. Одна – переменная. Это пандемия Ковида, запрет или ограничение пассажироперевозок. Другая – постоянная. Это сервис пассажирских, грузовых, междугородных перевозок на базе мобильных приложений. Чаще всего, называют InDriver, который вывел нелегальных перевозчиков в «космос». Вокзал остался на земле.
Иду по второму этажу к настенному панно. Что-то футуристическое с машинами. Подхожу ближе и вижу: «Валентин, 2003 год», «Олег и Сергей, 1986 год» и т.д. Все такое видели. Даже жалко стало Олега и Сергея из 86-го – уйдут в небытие вместе с вокзалом.
Пётр
Еще знаковое место. По диагонали от лестницы, которая ведет в цоколь к туалету, стоял прозрачный куб с игрушками. Железной «рукой» нужно было зацепить игрушку и вытащить её. Но они всегда падали. Я нередко здесь торчал, наблюдая, пока бабушка меня не уводила.
Подхожу, из открытого кабинета мужчина кричит:
– Билет в туалет покупайте здесь. 50 тенге.
Подхожу:
– Я не в туалет. Корреспондент из газеты, пришел попрощаться с вокзалом.
– Раньше надо было писать! Раньше! – в кабинете двое мужчин. Крупный, громкий и резкий (позже представился как Петр) – водитель автобуса в направлении Житикары.
– Что теперь-то писать? У тебя дети есть? Смотри, я вчера вёз семью. Взрослый и пятеро детей. У детей льготный проезд. А теперь льгот не будет. Это понятно? И про инвалидов то же самое. Нелегал ее не даст.
– Что же вы сами нелегалом не станете?
– Потому что совесть у меня такая. Мой отец вокзалу и дороге 42 года отдал. Я на дороге больше десяти лет. И хочу, чтобы всё было правильно. Медкомиссия, тест на алкоголь, техосмотр – всё это мы проходим, и это залог безопасной поездки. А нелегалу ты доверишь своего ребенка? Вот скажи... В этом году амнистию объявили, думаешь, никто из них не станет перевозчиком? Кто тебе даст гарантию, что он не пьяный, не больной на голову?
Петр говорит так яростно и громко, что в кабинет заглядывает сотрудник линейной полиции. Петр не обращает внимания.
– Вот скажи, сколько таксист возьмет до Рудного?
– Тысячу.
– Вот, а раньше «Газели» от вокзала на Рудный уходили через каждые 15-20 минут. По 390 тенге.
– Когда раньше?
– Еще три года назад – до пандемии... Раньше надо было писать, раньше!
Мне казалось, еще немного и Петр скажет слово из шести букв, но я его не смогу напечатать. «Раньше надо было писать, раньше! А теперь всё...»
Выхожу на улицу – вокруг высятся новые дома. Микрорайоны растут, и место у вокзала стратегическое...
