«Человека нужно вернуть к человечности»

В областном декаднике «От дня осведомленности к инклюзивному обществу» приняло участие 360 тысяч человек. Размах! 

Организаторы – психологи, рабочая группа проекта Эрасмус + DECIDE «Развитие услуг для лиц с ограниченными возможностями». Кстати, 3 декабря – международный День инвалидов. Сегодня наш собеседник – Лилия САРКИСЯН, профессор кафедры психологии КРУ и председатель оргкомитета декадника.

Чтобы двери стали шире

– Лилия Вагановна, цель декадника – информационно-разъяснительная работа по формированию инклюзивной культуры и недискриминационного толерантного отношения общества к людям с инвалидностью. Не кажется ли вам, что сегодня такими нарочитыми шагами мы, наоборот, ужесточаем общество по отношению к инвалидам?

– Нет, так не получается. Дело в том, что у нас отношение к этой категории формировалось спонтанно, на основе поверхностных наблюдений. Мы где-то их встречаем в повседневной жизни. У кого-то личный опыт. Но это фрагментарность представлений о них. Отношение снисходительное, чаще милосердное. А смысл таких декадников осведомленности в том, чтобы провести широкомасштабную информационно-разъяснительную работу с представителями разных целевых групп – от малышей в детсаду до коллективов крупных предприятий. Недискриминационное отношение – это конечный результат.

– Выходит, сейчас все-таки есть дискриминация людей этой категории?

– Слово «дискриминация» звучит очень эмоционально. И воспринимают это крайне негативно. Но дискриминация применительно к инклюзии понимается шире и мягче. Если мы не создаем условия, которые соответствуют физическим возможностям этих людей, то это дискриминация. Подъехал человек к какому-то социальному или культурному объекту на инвалидной коляске – пандуса нет или он почти вертикальный... Дискриминация? Да.

– Другой пример: каждый день, выходя на работу, вижу возле маленького магазина сантехники электроподъемник. Его установили чуть ли не в первый год, когда потребовали обеспечить доступ инвалидов. Так вот за эти годы я ни разу (!) не видел, чтобы им воспользовались. Для чего их везде устанавливать, если ими не пользуются? Владелец маленького магазина вкладывает большие деньги в установку этого подъемника, а по факту – ради галочки...


Нам ещё есть над чем работать. 

– У нас сейчас изменились ГОСТы по архитектурной среде. Те маленькие подъемники, которые устанавливали раньше, им не соответствуют. Размеры такие, что инвалидные коляски не помещаются...

Кстати, главное, что нужно донести до общественного сознания, эти все приспособления не только для инвалидов. К примеру, человек сломал ногу, он после операции и в период реабилитации ему тоже нужен доступ к тем или иным объектам. И в магазин ему нужно зайти, и в аптеку. Так что инклюзия – она для всех.

Те же банкоматы в основном все одного размера и на одной высоте. А если нужно ими воспользоваться людям маленького роста или подросткам, или сидя в инвалидной коляске? Увы. А нужно сделать, чтобы было удобно всем.

Смысл адаптации приспособлений – чтобы люди с инвалидностью не нуждались в сопровождении. В той же Европе автобусы с низкой платформой для удобного заезда коляски – это норма. Двери широкие. Мы к этому идем.

Не слышу, не вижу, не говорю

– Почему раньше этого не было? Инвалидов было меньше?

– Периоды были разные. Когда-то детей с физическими изъянами просто уничтожали. Потом было время, когда их изолировали от общества. Все наши специнтернаты – тому подтверждение. Для слабослышащих, для слепых. Кстати, в Москве был интернат профессора Соколянского для слепоглухонемых, то есть для людей, которые одновременно и не слышат, и не видят, и не говорят! Профессор адаптировал их. К каждому был приставлен воспитатель. Через тактильные ощущения, по поверхности ладони их учили жить. И они не просто жили. Со мной учился выпускник такого интерната – Александр Суворов. Сейчас он доктор психологических наук.

– Почему же еще в советские годы обществу не нужно было объяснять, кто такие инвалиды?

– Тогда, повторюсь, инвалиды были изолированы. Это негуманно. Когда им обеспечивают уход в специнтернатах, поддерживают их физическое состояние – это не признак развитого государства. Сейчас у нас социальная модель инвалидности. Это реализация всех прав, чтобы они жили самостоятельно. Наша задача – интегрировать людей с инвалидностью в общество. Их привели в обычные школы, в вузы, на работу. Иногда нарушена координация движений, иногда речь, но они такие же дети, стремятся к общению со сверстниками. Если мы нашим детям расскажем, покажем, что они могут быть хорошими друзьями, что нужно помогать им адаптироваться, то все будет по-другому.

Без бурных аплодисментов

– В рамках декадника часто звучит определение: уроки доброты. В детсадах, школах, колледжах, вузах. А что, новые поколения стали злее?

– Да нет, злее вроде не стали. Но... мы ушли от принципов коммунистической морали. Сегодня, если говорят о жизни общества, что чаще звучит? Повысилась агрессивность, равнодушие и много еще чего. Я всегда говорю: у меня детство было счастливое. И дочь моя говорит также. А у вас было счастливым детство?

– Да, конечно.

– А в чем счастье?

– В том, что мы могли радоваться простым вещам. Было более позитивное отношение к жизни. Мы больше доверяли и верили друг другу.

– Правильно. А сегодня нам человека нужно вернуть к человечности. Статусный, нестатусный, имущий, неимущий – раньше такого не было. Ценили вклад человека в общественную жизнь. Сейчас проблема – вернуться к человеческим отношениям, начиная с умения общаться независимо от социального и материального статуса. Чтобы люди в хорошем смысле слова стали толерантными. Я не понимаю толерантность как «терпи, перетерпи». Нет, это определение предполагает принятие. Да, инвалид другой, но он может стать выдающейся личностью – Бетховеном или Эйнштейном. Кстати, они ведь были с инвалидностью.

Нам нужно научить людей видеть в другом человеке прежде всего человека, научить состраданию. Донести до сознания общества, что инвалидность – это не инфекционное заболевание.

– А инвалиды готовы к тому, чтобы мир для них открылся?

– С того момента, когда инвалидам стали давать образование вместе со всеми детьми, когда их повели в детсады, и началось осознание. Если они будут расти и формироваться среди себе подобных по возрасту, то все будет хорошо. Это закон психологии – влияние среды способствует развитию индивида.

В 2001 году к десятилетию независимости Казахстана в университете ректорат предложил принять на учебу за счет вуза символично десять студентов с инвалидностью. Две недели до зачисления. Нужно было их найти. Ректор поручил это мне.

Списков инвалидов-выпускников школ не было нигде. Мне дали список, в котором были и шестилетние, и 35-летние. В итоге с большим трудом я нашла 29 потенциальных студентов. Обзванивали каждого, уговаривали, они пугались. Мы их убеждали: мол, попробуйте, не получится – откажетесь. А в итоге были зачислены все 29. И никто не бросил. Все получили высшее образование, потом создали семьи, трудоустроились, стали общественно активными – кто-то спортсмен, кто-то нашел себя в сфере НПО, кто-то просто стал папой, любящим и любимым.

Мы начали внедрение инклюзии правильно: архитектурная среда стала меняться и система образования. Это мощный ресурс для социализации человека. Меняется его самооценка, появляется уверенность в себе. Да, новое дело не всегда идет под бурные аплодисменты. Но пробуждение милосердия происходит – это неоспоримо.