Долгая дорога
Нынешние 20-23 февраля в нашем календаре мало что значат. А между тем в недалекой исторической ретроспективе их связывают два важнейших события, имеющих непосредственное отношение и к дням нынешним, а если точнее, к хлебу насущному.
20 февраля 1803 года появился на свет законодательный акт российского императора Александра I под названием «Указ о вольных хлебопашцах». Согласно ему, помещики получили право освобождать крепостных крестьян поодиночке и селениями с обязательным наделением их землей. За свою волю крестьяне выплачивали выкуп или исполняли повинности. Если оговорённые обязательства не выполнялись, крестьяне возвращались к помещику. Это был первый шаг на изнуряющем долгом пути к отмене крепостного права, продиктованный отнюдь не внезапно проснувшимся гуманизмом, а производственной, как сейчас бы сказали, необходимостью.
23 февраля, но уже 1954 года в недрах Правительства СССР принимается решение «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и освоении целинных и залежных земель». Последовало великое передвижение с Запада на Восток людей, техники, гигантских денежных средств. Переселенцам обеспечивали бесплатный проезд, денежные пособия, десятилетний кредит на постройку жилья, на покупку скота, освобождение от сельхозналога от двух до пяти лет.
Это было начало нового витка на спирали аграрного развития. Итог мы знаем – на карте Союза появляется одна из его главных житниц с миллионами га распаханных целинных земель, с новыми селами, элеваторами, железными дорогами, фабриками и заводами – Казахстан.
Со времен указа императора Александра I прошло 212 лет. Можем ли мы сегодня сказать, что за два столетия риски в нынешнем хлебопашестве кардинально снизились или наша современная организация сельского производства напрочь избавилась от детских болезней прошлого? Почему магазинные ценники на хлеб у нас и поныне остаются едва ли не главным мерилом социальной стабильности, а слухи о неурожае заставляют людей сметать с полок крупы?
Ответ очевиден: инстинктивный страх перед голодом. Его корни не только в грустных переживаниях наших далеких предков. Вспомним перестройку, лихие 90-е, когда магазины были тотально пусты, а наш рацион составляли в основном хлеб и картофель при минимальных долях фруктов и мяса.
На привязи
Страх перед голодом сидит у нас в генах, потому что все два предыдущих столетия крестьянство, являющееся и по сию пору главным кормильцем, попросту оставляло себя и нас без еды. Не всегда, увы, по воле природной стихии. Искренний монархист, знаменитый русский историк начала 19 века Николай Карамзин писал: «Мне кажется, что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу...»
Лучшего рефрена, характеризующего эти два столетия отношения к крестьянству, и не придумать.
Бесстрастная статистика голодоморов утверждает, что из 25 лет второй половины 19 века семь лет пришлись на жесточайший голод, вызванный неурожаями. На наш недавний 20 век таких скорбных лет выпало 15. Это совсем не то, что утром проснуться и не найти в холодильнике масло к бутерброду – в эти годы умирали миллионы людей. Даже целина не решила зерновую проблему страны: по нормам питания требовалось производить зерна в расчете 1000 кг на человека в год. В 1959 году в СССР произвели немногим более 500 кг на человека.
Коллаж Владимира Березкина
С начала 60-х годов в Казахстане начались периодические засухи, приведшие к катастрофе 1963 года, когда впервые страна была вынуждена для обеспечения продовольствием закупить за границей 12 млн т зерна на 1 млрд долларов.
Вот здесь самое время вспомнить карамзинское «твердость бытия государственного». Крестьянству никогда не позволяли уходить из цепких объятий государства. Периодические попытки провести в аграрном секторе те или иные реформы заканчивались полумерами. Последний из самых заметных реформаторов «крестьянского вопроса» на рубеже 19-20 веков Петр Столыпин, с которым связана вся история заселения Кустанайского края, тоже не достиг целей: у крестьян не было достаточно материальных средств, чтобы поднять свое хозяйство, купить новую технику, повысить производительность.
Дальше не лучше. Пока новая страна Союза Советских Социалистических республик обустраивала промышленный потенциал в лице главного гегемона пролетариата – крестьянство, именуемое колхозниками, ходило в братьях меньших.
72-летний Тулебай Ахметов, известный наш аксакал, рассказывал мне о своем отце так: «Он работал комбайнером, жизнерадостный, обаятельный человек. В разгар уборки комбайн сломался, и тогда председатель колхоза сказал ему: «Нургали, если за ночь не сделаешь технику, пойдешь под суд как враг народа». Это был 1939 год. Отец ремонтировал комбайн при свете керосинового фонаря, а после уснул прямо в бункере. Пропотевший, разгоряченный. Ночи стояли холодные. Утром его вытащили с омертвевшей ногой. Вот так его и на войну не взяли».
Любопытная аналогия: в 1861 году в царской России отменили крепостное право, а ровно сто лет спустя в России советской начали выдавать паспорта колхозникам. Будто вольная от помещика. А как жилось до этого? Неважно в плане свободы, пенсий и прожиточного минимума: с 1953 и до 1961 года колхозникам выдавали краткосрочный паспорт на полгода в тех случаях, если они находили работу вне колхоза. Не было и государственных пенсий: колхоз должен был сам содержать стариков и инвалидов. Для стимуляции колхозного труда был установлен обязательный минимум трудодней.
Современному человеку трудно понять, что это такое. Хотя на деле проще простого: поскольку денег не платили, то в ведомости напротив каждого рабочего дня ставили палочку. В конце месяца идешь на склад и согласно трудодням получаешь свою долю зерна, картошки, крупы… Не вырабатывавшие норму трудодней выбывали из колхоза и теряли все права, в том числе и право на приусадебный участок. Если это не подневольный труд, бессмысленный и непродуктивный, то что тогда?
Злодеи и прихлебатели
А теперь о злых мифах и реальных злодеях. То, что в начале 30-х годов ХХ века было совершено преступление против населения сельскохозяйственных регионов СССР, очевидно. Историк А. Кондрашин пишет: «В контексте голодных лет своеобразие голода 1932–1933 годов заключается в том, что это был первый в истории СССР «организованный голод». В комплексе вызвавших его причин отсутствовал природный фактор».
В 1925 году Москва направила в Казахстан нового руководителя Казкрайкома – Филиппа Голощекина, отметившегося ранее расстрелом царской семьи Романовых. За годы его коллективизации Казахстан потерял половину населения: большинство умерло от голода, а часть откочевала в Монголию и Китай. Казахи в то время землепашеством практически не занимались, а вели кочевое или полукочевое хозяйство. Шая Исаевич (настоящее имя и отчество Голощекина) принуждал коренное население к оседлому образу жизни с одновременным изъятием у них основного поголовья скота. Голодомор в чистейшем виде.
Но если трагедию народа сводить только к проискам одного злодея Голощекина, то это значило бы умалять достоинство самого народа. Проблема в том, что народ методично предавали и свои. У Шаи Исаевича, кстати, расстрелянного в 1941 году с формулировкой «враг народа», хватало ретивых помощников и на местах. Доктор исторических наук Талас Омарбеков поименно перечисляет немало таких, называя их «карьеристами, ценившими свои высокие места выше чаяний народа».
На Украине заработать на теме голодомора особенно старался президент Виктор Ющенко, чей пропагандистский аппарат ударными темпами вбивал в мозги собственной страны и мировой общественности мысль о том, что голод 1932-1933 гг. явился следствием антиукраинской, сознательно геноцидной политики Москвы… Как будто не было голодомора на Северном Кавказе, в Поволжье, Казахстане, во многих районах северной России, унесшего жизни 7 млн человек.
В своем маниакальном упорстве Ющенко дошел до ООН, но та большинством голосов не признала факт геноцида. Единственные, кто поддержал Ющенко, были США и Англия, что в свете особенно нынешних украинских событий неудивительно. Международная конференция по этому делу записала: «Абсолютно весь массив документов свидетельствует о том, что главным врагом советской власти в то время был враг не по этническому признаку, а по признаку классовому. Люди умирали от голода и болезней, связанных с недоеданием и вызванных насильственной коллективизацией».
Это не литература, не художественное преувеличение. Один из наших ветеранов мне рассказывал, как от голощекинских нукеров спаслись его родители: собрали скарб и переехали через речку в соседнюю Курганскую область, где вместе с русскими, башкирами и немцами пережили круговерть трагических потрясений.
Крестьянская работа не имеет начала и конца, но это и не хождение по кругу. Это спираль. И каждый ее виток чуть технологичнее, чуть качественнее. Сильно ли мы продвинулись в этом плане к году 2015-му? Во многих направлениях – безусловно. Но не кардинально. В советские годы на двух процентах земель, отведенных под личные огороды, страна производила 60 процентов картофеля. Мы уже двадцать лет без СССР. Но почему-то до сих пор в крестьянских подворьях производим до 80 процентов молока и мяса. Видимо, задержались на витке спирали...
