"Аулиекольская трагедия оголила тотальные контрасты"

Беседа с депутатом областного маслихата, общественницей, учредителем фонда «Қайырымдылық KZ» Гульмирой КАПЕНОВОЙ.

«Лучше отдать лишнее, чем не верить. Лучше научить заранее, чем наступить на грабли»

Совсем другое

– Гульмира Амангельдиевна, как создают фонды? В чем их «материальный смысл»? Например, лично для вас?

– Сначала меня ничего не напрягало и не пугало, если говорить об общественном фонде «Қайырымдылық KZ». Смело думала, что с моим-то опытом работы в неправительственном секторе проблем не возникнет. Разные проекты реализовывала – крупные и сложные – у меня получалось. Есть опыт депутатской работы с населением. Но то, с чем нам пришлось столкнуться в Аманкарагае, не вписывалось в обычные формулы общественных отношений.

Объясню. Фонд в нашей стране, согласно закону, может создать любое физическое лицо: зарегистрировать в органах юстиции, обозначить устав, цели и направление деятельности. Любой фонд – организация не коммерческая. Прибыль, спонсорские средства, любые поступившие деньги должны расходоваться только с уставными целями.

Ни зарплаты, ни вознаграждения, ни премии учредители из фонда не получают. Но для организации работы создается исполнительный орган. В нашем случае это председатель фонда, сейчас бухгалтер, который занимается ежедневной работой: пишет ходатайства, составляет отчеты, оформляет платежи и т.д. У нас идет переписка с благотворителями, кому-то нужны письма, кому-то закрывающие документы – все, как обычно, юридические и бухгалтерские дела. Мы с Нурбеком Абдибековым, соучредителем, работаем совершенно бесплатно. Это наша, так скажем, добрая воля с ним.



– После разрушительного пожара в Аулиекольском районе людям потребовалась помощь, и ваша добрая воля включилась в процесс благотворительности?

– Фонд был создан по совместному решению общественного совета и маслихата Костанайской области. Так как это общественные, а не юридические структуры, было принято решение делегировать по одному представителю в состав учредителей. В нашем случае учредителями стали Нурбек Абдибеков от общественного совета и я от областного маслихата.

Предполагалось, что мы создадим фонд, средства, поступившие со всей страны, распределим между погорельцами, оставшиеся деньги направим на благоустройство поселка и восстановление леса. Но все оказалось сложнее.
 

«Видеть, как горит твоя собака, и быть не в силах ей помочь – я не знаю, как долго такая картинка будет держаться в детской памяти, сколько ребенок будет мучиться, пока забудет это и начнет жить полноценной жизнью».

Неготовность быть благотворителями

– Что пошло не так, как предполагалось?

– Был момент, когда казалось, что работы затянулись до предела в связи с человеческим фактором. За каждым домом, за каждым забором – отдельные истории, отдельная судьба нескольких семей, нескольких жильцов, поэтому комиссия долго и тщательно составляла списки, акты, ходатайства и все остальное. Первоначально исходили из принципа, что деньги нужны здесь и сейчас. Что пока работают оценочные комиссии, строятся дома, решаются вопросы о переезде людей из частично погоревших домов, надо, чтобы у них были первые деньги – на одежду, элементарные лекарства, посуду, белье нижнее и постельное... Первая же проблема, которая оголилась сразу после пожара, это неготовность нашего общества быть благотворителями.

– Вы, думаю, первой сформулировали данный тезис.

– Основная часть благотворителей выступала, так скажем, спасателями. Они привозили несогласованные виды продуктов питания, одежды и другой помощи. Это распределялось по складам без четкого понимания, какая конкретная помощь нужна пострадавшим. В СМИ и в соцсетях предстала гипер-картина: помощь идет вагонами, машинами, мешками. Все выгружалось, но иногда возникало ощущение, что на фоне ЧС люди забывали посмотреть в глаза конкретно тем, кто действительно пострадал. Не пытались узнать, спросить, что же им нужно на эту минуту.

Так выявилась наша общая проблема: культура благотворительности в стране не сформирована. На подсознательном уровне знаем: пострадавших надо накормить, одеть, обуть – это сработало быстрее, чем все остальное. Люди снимали с себя чуть ли не на ходу одежду, ношеную-переношеную, латаную-перелатаную, все, что в доме лежало в мешках в гаражах, на дачах, везли аулиекольцам. Думали, что настолько все сгорело, что одеть-обуть можно во что попадется. Я это эмоционально говорю, но и на самом деле все так выглядело.

Вывести из шока

– Объявить, объяснить, что нужно делать и чего делать не надо, нельзя было?

– В этом все дело. Больше всего напрягала слабая координация работы. От пожара люди пострадали кто больше, кто меньше. Из этого и надо исходить. Когда у человека сгорел дом, его в первую очередь нужно куда-то поселить, оказать психологическую, моральную помощь. Человека надо вывести из шокового состояния, помочь ему начать рассуждать здраво о том, как он будет дальше строить жизнь. И уже тогда обсудить с ним, что ему будет нужно в той новой жизни. Но наше общественное умение решать за всех, знать априори, кому что нужно, сильно мешало именно культуре благотворительности – выяснению потребностей, необходимой индивидуальной помощи. Дать людям то, в чем они действительно нуждаются.

– На другой-третий день выяснить конкретные нужды людей стало легче?

– Стало бы легче, но аулиекольская трагедия оголила тотальные контрасты и недоверие друг к другу – государства и общества. У людей сложилось стойкое недоверие к властям – «что поступит погорельцам, обязательно разворуют». Это везде сквозило, во многих публикациях, отзывах, не только костанайских жителей, но и по всей стране. При этом на сегодняшний день костанайская исполнительная власть показала достаточно четкую слаженную работу по обеспечению открытости, прозрачности своих действий, оперативной отчетности перед обществом. Да и не все тогда зависело от местных властей, пожар бушевал, и надо было прежде всего ликвидировать ЧС. Но далеко не все общественные структуры смогли в этот момент просто встать рядом с госорганами и помогать, не мешая. Это как я сама видела происходящее. Каждый день выезжала на место.

Со стороны властей

– Что вы вложили в слова «тотальное недоверие»?

– Когда государство не верит обществу – это еще хуже, чем наоборот. В любой стране свойственно подвергать сомнению действия властей. Но я сегодня вижу, что у нас и со стороны властей огромное недоверие обществу, в том числе к общественным инструментам, таким как фонды, неправительственные организации, инициативные группы или лидеры общественного мнения.

Государственные структуры боятся делегировать обществу определенный участок работы. Поэтому, взяв на себя ответственность, ты встречаешь нежелание сотрудничать, и причина этому недоверие. В то же время порой ясно видишь неэффективность действий именно государственного сектора в конкретной ситуации. Считаю, что нам надо выяснить, чем общественники заслужили это недоверие, не откладывая это в долгий ящик.

– Поговорка «Доверяй, но проверяй» не на пустом же месте придумалась...

– Проверять-перепроверять нужно, но аулиекольская трагедия показала крайне болезненные перегибы. Люди ежедневно приходят в отдел социальной защиты что-то просить, чего-то добиваться – и это одна ситуация. А когда человек, оставшись в последней рубахе, ждет помощи с протянутой рукой в какомто коридоре помощи – ситуация другая. Многие из таких людей вообще никогда ничего не просили, всю жизнь своим трудом зарабатывали, и вдруг они стали недееспособны. Временно, надолго или навсегда? Это морально тяжело – носить в себе такие вопросы. И здесь государству нужно понять: лучше ошибиться в пользу населения, чем недодать ему крайне необходимое.
 

«Помимо денежного выражения нужно сейчас делать все возможное, чтобы негативное психологическое воздействие не отразилось в дальнейшем на жизни, особенно молодого поколения».

Сегодня у нас острая фаза, и надо идти навстречу – государству и обществу, начать доверять друг другу, это самое главное из того, что я сейчас хочу сказать всем.

ЧС при слабой координации

– Нет доверия, нет культуры благотворительности, но моменты чрезвычайности не такая уж редкость...

– К сожалению, не редкость. ЧС усугубляет слабая координация действий. В стране нет методичек, как вести себя волонтерским организациям в период ЧС, как они должны дислоцироваться, как выезжать на место экстремального события, как создавать общественные штабы. Нет элементарных навыков по сортировке гуманитарной помощи, ее выдаче на руки. Никто не знает, какую документацию в этой ситуации необходимо вести. Очень многие возмущались, что приходил любой желающий, брал, что видел, и никто никого не учитывал – люди, взявшиеся помогать, были в растерянности.
 

«Системная возможность передавать свои деньги напрямую или на счета фондов станет, наверное, инструментом формирования осознанной благотворительности. Чтобы человек сказал: я отдал и увидел результат».

– Как рассмотреть адресата гуманитарки, если вокруг паника и неразбериха?

– Этот вопрос надо тщательно проработать. Находились люди, которые просто брали продукты, хотя никак не пострадали. Честь, совесть, обман, самообман, несправедливость – понятия не только философские. Когда что-то случается, они обретают конкретность. Если будет нормальная структура в волонтерских центрах, многое станет понятным.

Пожар нас научил

– Волонтеры – свободные люди, как структурировать их участие в ЧС?

– Центры уже существуют, анархии там нет, но и четкости тоже нет. В аулиекольских событиях стало ясно, что нужны волонтеры на склады – на одежду, на продукты, на строительные материалы. Должны быть волонтеры на уборку территории, на психологическую поддержку, на заселение-переселение, благоустройство временного городка.

Пожар нас научил. Теперь, если, не дай Бог, где-то подобное случится, уже должно быть понимание, как выстраивать работу. В том числе как отказывать в приеме ношеных вещей. Как бы ни было тяжело пострадавшим, им неприятны залежавшиеся, истлевшие вещи. Они же нормально жили, одевались, обувались, до пожара у них все необходимое было – надо поставить себя на их место. То, что лично я видела на складах, ввергало в шок – невозможно было смотреть на стоптанные ботинки, к примеру. Благотворитель думал, кто это должен был обуть?

– Легче работать с деньгами? Читатели подумают, что вы к этому клоните.

– С деньгами работать далеко не легче. Вопрос не в том, чтобы облегчить работу фонда. Если бы искали упрощенный вариант, то получили бы и раздали, не вникая в детали. Не только нашему фонду – всем нужно выработать оптимальную, эффективную систему оказания помощи.

«Там были молодые люди, молодые семьи, детки школьного, дошкольного возраста – нельзя, чтобы завтра за ними тянулся этот бедственный шлейф. Остается огромное количество вопросов, которые не сводятся к формуле «одним деньги дали, другим передали». Если бы так можно было решить проблему, она давно бы уже решилась. Но что бы мы им, погорельцам, сейчас ни дали, у них и в голове, и в сердцах остается опустошение и горечь. А у нас вообще нет центров, где такое состояние лечат».

Система оказания помощи

– Вы говорите о будущей системе, а что накоплено в настоящем?

– На сегодняшний день (12- 13 октября 2022 года. – Прим. авт.) в фонд поступил 1 миллиард 210 миллионов тенге, в основном это деньги от организованных структур. Госучреждения переводили однодневные, кто-то даже недельные зарплаты. Порядка 50 миллионов тенге поступило от физических лиц – люди переводили на счета фонда деньги через мобильные приложения банков Каспий, Халык. Кто-то перевел 500, тысячу, две тысячи тенге, а кто-то по миллиону, по сто и двести тысяч.

Бизнес-структуры, национальные холдинги и компании вложили крупные суммы. Например, наш автопром («Аллюр», «СарыаркаАвтоПром», «АгромашХолдинг») – перевели сто миллионов тенге. Перечислили деньги очень многие алматинские компании, у нас есть полные списки. Среди крупных благотворителей – кокшетауские, павлодарские, устькаменогорские, актюбинские компании. Очень много помощи, гуманитарной, материальной, пришло со всех регионов нашей страны. Со многими мы на связи.

В обход фонда

– Некоторые хотят помогать в обход посредников, в том числе фондов.

– Периодически нам поступают звонки: мы вам деньги не хотим передавать, но найдите нам людей, чтобы мы купили что-то адресно. Но так как перед нами не стоит задача прорастать корнями, делать структуру постоянной, то мы не заводим «под себя» обращения, по которым надо с кем-то ездить, покупать товары, продукты, прикладывать чеки, делать фотоотчеты и так далее. Но не отказываемся и от такой помощи, сводим людей.

Приведу пример: звонит Людмила из Алматы, от общественной религиозной организации – мы соединили ее с местным Аулиекольским общественным фондом – туда передали деньги, и те перед организацией потом отчитались. Одно из павлодарских предприятий изъявило желание оказать помощь адресно. Соединили с акиматом села, и на эти деньги сейчас приобретают уголь на зиму для 70 семей в Аманкарагае. То есть каждый человек, каждая организация по-своему видят благотворительность, но обращаются к нам в фонд. Мы никому не отказываем, даем контакты.

Осознанная благотворительность

– В одном из выступлений вы сказали, что ваш фонд единый, но не единственный.

– Действительно, общественных организаций много. Допустим, занимался сбором средств «Красный полумесяц», оттуда очень большую помощь оказали – продуктами, вещами, медикаментами и плюс по одному миллиону тенге пострадавшим с участием Фортебанка и его директора Утемуратова. Ассоциация деловых женщин в Костанае много лет работает с проектом «КН» «Жизнь на ладони», помогает в лечении детей. Общественный совет проекта определяет получателя денег, которые собрала Ассоциация. В случае с Аулиеколем члены АДЖК по всей республике собирали деньги на расчетный счет Костанайского филиала. То есть не на личные счета погорельцев, а на юридическое лицо. И эти деньги уже со счета юрлица прозрачно передают по адресам. Насколько я знаю, Ассоциация среди пострадавших выделила многодетных, одиноких матерей, которые нуждаются в помощи, и адресно с ними работает.

Один процент – нуждающимся

– Как реагируете на критику и подозрения?

– С пониманием. Но предлагаю критикам создать свой фонд. Законодательство никому не запрещает. Сами будете вести сборы, заниматься благотворительностью, помогать людям так, как это видите в идеале. Еще раз скажу, что наш фонд благотворительный, а не госучреждение. Мы не работаем с поступившими деньгами, как с госбюджетом. Основная целевая группа, перед которой мы держим отчет, – это наши благотворители и наши благополучатели, пострадавшие.

Некоторые благотворители, прежде чем передавать деньги в наш фонд, лично мне звонили, спрашивали, кто я, где родилась, чуть ли не мое резюме запрашивали. Узнавали и на стороне обо мне и о соучредителях фонда. И только после того, как мы предоставляли полную информацию о себе как о личностях, передавали деньги. Это нормально, что люди выбирают, кому доверить деньги.

Я бывала в Америке, изучала систему местного самоуправления. Меня удивило, что каждый американец имеет право один процент своего подоходного налога направить на любую благотворительность. Он выбирает, какому фонду или организации может дать деньги. Считаю, что и ЧС, и стихийно формирующиеся фонды или частные структуры у нашего населения станут толчком к постепенному формированию подобной культуры.

Подмена концепций

– Хотелось бы этот сложный материал закончить все-таки на оптимистической ноте.

– Я тоже хочу этого, и есть основания сказать об улучшении социального настроения тех, кого пожар затронул напрямую. Сейчас власти регулярно держат своего рода отчет перед обществом. Не раз, выступая перед госслужащими, говорила, что концепцию «слышащего государства» часто госорганы приводят к концепции «кричащего населения»: пока население не крикнет – реакция не наступает. Это болевая точка, которой вообще не должно быть. Не исключаю, что есть люди, которые молчат и в Аманкарагае. Может быть, кричать чувство собственного достоинства не позволяет, поэтому до сих пор их никто не заметил.



Аманкарагай выжил

– Я, конечно, очень переживаю за то, как у нас получится оправдать надежды, показать результаты фонда. И у меня, и у Нурбека очень богатый опыт работы в неправительственном секторе, но именно такой формат, когда люди пострадали в чрезвычайной ситуации, у нас впервые. Мы продолжаем ездить в Аулиекольский район. Стройка не только нам внушает оптимизм – там сейчас в стадии готовности красивые дома, возводятся заборы, в основной массе люди стали спокойнее и увереннее. С 17 октября начались работы по восстановлению леса. Аманкарагай выжил, но цена этому очень высокая. Значит, ради будущего надо извлекать плюсы из минусов. Об этом я и хотела сказать.