Фрунзе: село контрастов

Корреспонденты «КН» пишут свой букварь населённых пунктов Костанайской области, выбирая в командировках точку назначения по алфавиту. Нас интересуют как положительные примеры, уникальные люди, так и проблемные точки региона. Хотите подсказать журналистам направление? Пишите на редакционный WhatsApp «КН» 8-777-442-11-22.
 

---

Не зря этому населенному пункту дали имя несгибаемого революционера. Жизнь его бьет, а оно не сдается. И люди здесь такие же стойкие. Нет воды? Так есть же: на целый час в день дают! Школу закрыли? Спасибо хоть в Камысты детишек возят. И только дорога, которой нет, вызывает всеобщее справедливое негодование.

Обман

С него началось наше знаком­ство с этим селом. И это мы еще до него даже не доехали. Трясем­ся от Камысты по разбитой до­роге, сворачиваем на Фрунзе и видим идеально ровное асфаль­товое полотно. Ну, значит, в селе не все так плохо, думаем. Вот только недолго длилось дорож­ное счастье. Дальше – колдоби­ны, рытвины, колея и непечатные выражения.
 
На подъезде к Фрунзе нас встречает внушительная свеже­побеленная стела советских вре­мен, а за ней длинная гряда до­мов и зданий. А село-то большое! Но и тут мы обманулись – вблизи постройки оказались руинами. Скелеты домов с выбитыми ок­нами и снятыми крышами, груды битого кирпича, осколки чьей-то жизни... От местных мы узнали, что в лучшие годы в селе насчи­тывалось до двух тысяч жителей, сейчас же осталось 184.
Возле одного из уцелевших до­миков стоит симпатичная румя­ная женщина с ведром, набирает из колодца воду.
 
– Хорошо мы тут живем, – бо­дро говорит Лариса Шпиляк. – Вон, в прошлом году в село зашло новое ТОО. Старается – развалины вывозит потихоньку. Сколько у нас баня стояла в ру­инах... Конечно, по сравнению с тем, что было – небо и земля. Я тут с рождения живу. Мать и отец умерли, братья разъеха­лись. Уже и дети в Костанае вы­учились, а мы тут с мужем оста­лись.


 
Разговор идет под звон ведер и лязг проржавевшей цепи колод­ца.
 
– А что, водопровода нет у вас?
 
– Как нет? Есть. Только воду дают час в день, и она соленая. На стирку идет, скотину напоить можно. А для питья у нас опрес­нитель стоит, воду покупаем.


 

Было и стало

Краем глаза видим, как в со­седнем огороде возится пенсио­нерка. Передвигается с помощью старенького стульчика – толкает перед собой и подтягивает ноги. И так шаг за шагом.


 
– А это мой помощник, – хло­пает стул по спинке Надежда Са­мусенко. – Ругают меня дети, а не могу спокойно на сорняк смо­треть. Вот и ползаю потихоньку... С ногами у меня беда. И многие артритом мучаются. Вода здесь соленая, но мы всю жизнь пили и не замечали, пока опреснитель не поставили.
 
Надежда Самусенко приеха­ла во Фрунзе на целину из Мол­давии. Эй было 19 лет. Энергии через край, энтузиазма хоть от­бавляй, да и отговорить было не­кому: мамы к тому моменту уже не было, отец дочерью особо не интересовался. Фрунзе стал ее домом. Здесь Надежда обрела се­мью – родила четверых детей, старшему из которых 55, а млад­шему – 34. Почти столько же, сколько и внуку.
 
– Работа у меня была тяжелая – телятницей трудилась, на ин­кубаторе, на складе семенном, – пустилась в воспомина­ния женщина. – А зимы какие раньше суровые были – не то, что сейчас. Столбики вбивали, верев­ки протягивали с базы, чтобы в поселок попасть можно было. Шли и дер­жались из последних сил, такие бураны... И мороз до костей пробирал. Прой­дешь десять метров и при­сядешь, чтобы ноги друг о друга согреть немножко. Но работали, не жалова­лись. Когда председателем колхоза Корниенко был, у нас и сады фруктовые рос­ли, и огороды все сажали, скота сколько было... А как он ушел, стало все развали­ваться.
 
Женщина мрачнеет. Го­ворит, что село одряхлело, одни старики остались, которые никому не нужны. Раньше хоть на День пожилых продуктовый набор приносили – масло подсо­лнечное, крупы, сахар, а сейчас и не вспомнит никто.



– А пенсия-то 92 тысячи всего! Вот все говорят: те, кто в живот­новодстве отработал, хорошую пенсию получают. Куда там! С развалом совхоза архив расте­ряли, мы и остались ни с чем. А стаж не подтвердишь – получай минималку.

Призраки прошлого

В поисках людей бредем по по­селку, но видим только коров, которые пасутся на пустырях. Кстати, это еще одна большая беда местных. Всю округу засе­яли частники. Летом скот пасти негде, да и пастуха нет, цены на корма запредельные. Приходит­ся хозяйство под нож пускать. А ведь в советские времена Фрун­зе был передовиком животновод­ства.


 
Как говорят старожилы, он даже на ВДНХ выставлялся, а в местном музее хранилась целая коллекция переходящих знамен – за вклад в сельское хозяйство. Так и сгинули они вместе с му­зеем, останки которого до сих пор можно найти в заколоченной школе.
 
Посреди поселка натыкаемся на эпические развалины – все, что осталось от знаменитого Дома культуры. В 80-х здесь за­рождались семьи (сельская дис­котека покруче любых сайтов знакомств работала), крутили индийское кино. Когда привози­ли зарубежные киноленты, в зале яблоку негде было упасть, прихо­дилось стулья приносить, кто-то и вовсе стоял все два часа, затаив дыхание... Днем в здании посто­янно звучала музыка – здесь ре­петировали хор, оркестр духовых инструментов, вокально-инстру­ментальный ансамбль, гремев­шие на весь район.

Сейчас же в этих стенах звучат только ветер и эхо. На античной крыше угадывается стертая вре­менем надпись «Дом культуры имени Фрунзе». На полу пивные банки, на стенах – творчество не одного поколения подростков. Из приличного – «Майкл Джексон жив». Под ногами что-то шур­шит – фотопленка, выгоревшая до хрупкой прозрачности. Жаль, картинок уже не разберешь.


 
За Домом культуры раскинул­ся поросший бурьяном стадион. И здесь призраки прошлого. На полуразвалившемся здании, где когда-то хранили спортинвен­тарь, советские символы спорта – бегущий трафаретный чело­вечек, он же с клюшкой, он же с мячом... А ведь село славилось сильными волейболистами. На память о достижениях остались лишь черно-белые фотографии, которые хранят в альбомах роди­тели давно выросших и покинув­ших родное гнездо бывших буду­щих спортсменов.

Маленький человек

Мы так обрадовались, когда его встретили! Четы­рехлетний Ваня ка­тил на велосипеде, не упуская из вида маму, которая несла тяже­лые банки с соленья­ми и продукты в не­объятных сумках.
 
– Вы не поверите, это первый ребенок, которого мы здесь видим...
 
– Так и хорошо, что увидели, мы ведь ско­ро переезжаем, – сме­ется Динара Кладько. – Не осталось здесь ничего. Когда я за­муж вышла и переехала сюда, хоть шко­ла была. В прошлом году ее закрыли, де­тей начали возить в Камысты. Они с понедельника по пятницу в интернате живут. Моему в пер­вый класс скоро, поэтому реши­ли в райцентр переехать. Да и нет тут детей толком. Мой сынок – единственный ребенок на ули­це, и поиграть не с кем... Да вы вон к моей свекрови сходите, она все о селе знает, всю жизнь тут прожила.

Строили, строили...

Татьяна Кладько, и правда, кла­дезь информации. Глаза и уши села – так называют ее соседи. Официально же ее должность звучит так: методист Камыстин­ского сельского округа.



Вместе с женщиной едем встре­чать из Камысты автобус с детиш­ками, которых родители не виде­ли пять дней. Подъезжает он пря­мо к законсервированной школе, где Татьяна Николаевна прора­ботала много лет – сначала учи­телем младших классов, потом – русского языка и литературы.


 
– Когда я пришла сюда рабо­тать после училища, в 89-м, в школе было 330 детей! – говорит женщина. – Сейчас осталось все­го восемь. В основном во Фрунзе живут старики и люди предпен­сионного возраста. У молодежи перспектив нет. На школу боль­но и горько смотреть. В 2010-м ее капитально отремонтирова­ли. Учителя и родители работа­ли вместе со строителями, стара­лись, думали, на века. А при та­ком раскладе, год-другой, и все развалится.

О вере

Воспоминания прерывает ве­селый гвалт детей, вы­сыпавших из «ГАЗе­ли». Им хоть бы хны – к новой школе при­выкли, товарищами обзавелись. А кто-то и друзьями четверо­ногими. Видим, как мальчишка вытаски­вает из портфеля щен­ка, все вокруг смеются.


 
– А он его из самого Камышного вез, – го­ворит одна из девочек.
 
Ехать по жаре по бездорожью – то еще удовольствие, но ра­стущим организмам все нипочем. Другое дело, что круглый год маленькие фрунзенцы пропускают занятия целыми неделями. Осенью доро­га раскисает из-за дождей, зимой ее задувает снегом, весной зали­вает талыми водами. А ведь сча­стье было так близко...


 
– В 2019 году была принята программа по асфальтированию нашего грейдера, – говорит Та­тьяна Кладько. – Обещали заас­фальтировать 36 километров – по 12 километров каждый год. В итоге в первый год сделали 9 км, в следующем – еще два, в этом – километр. И все на том. Финан­сирования, говорят, нет. А для людей – это большая беда: в меж­сезонье ни выехать, ни заехать.


 
Но недавно нас снова обна­дежили – принята новая программа на 2024-2025 годы. В этом году будет профилиру­ющий ремонт, а потом обе­щают заняться ощебенением. Но, сами понимаете, местные на веру уже ничего не принимают. Поверят только тогда, когда ас­фальт своими глазами увидят. А вот с водой вопрос решился. Наш опреснитель был старым, забилась мембранная труба, но в этом году ее заменили, и вода теперь чистая.
Поставили на баланс и водо­провод, которому не так давно стукнуло 40 лет. А до этого «ве­терана» содержали всем селом. На материал и трактор скидыва­лись, а ремонт делали своими ру­ками сельские мужчины. А что поделаешь? Вода жизненно необ­ходима.

Местная достопримечательность

Это фрунзенский медпункт. Пожалуй, единственный остав­шийся в живых социальный объ­ект. Даже почтовое отделение не выдержало здешней суровой ре­альности. Пенсию старикам при­носят в магазин, который, кстати, работает по местному графику – с трех часов.


 
Но вернемся к медпункту. С виду непрезентабельный, но внешность обманчива – внутри царит образцовый порядок. Все белое, чистое, накрахмаленное. Кажется, тронешь – и заскрипит. Даже игрушки есть для малень­ких пациентов. Все это дело рук Елены Громовой, которая лечит фрунзенцев вот уже 38 лет.
 
– Хорошо тут у вас!
 
– Не жалуемся, – отзывается Елена Ивановна. – Вот только потолок от мороза потрескался, а так все прекрасно.

У медика самые точные демо­графические данные по поселку. Узнаем, что самому младшему жителю Фрунзе 11 месяцев, са­мому старшему – 91 год. Пенси­онеров много, и набор болячек у них примерно одинаковый.
 
К тем, кто уже плохо ходит, Елена Ивановна в любое время дня и ночи приходит на дом. Вер­нее, приезжает на велосипеде. И для здоровья хорошо, и пациен­там долго ждать не приходится. Напросились с медиком ставить систему пожилой сельчанке.
 
– Хорошо у нас в селе, что ни говори, – рассуждает женщина по дороге, – вода в доме, телеви­зоры вон у всех есть. Трудоспо­собные мужчины в «Алтынсари­но» работают. В прошлом году еще одно хозяйство появилось, сеются. Если руки и голова на месте, жить везде можно. Я вот в город когда уезжаю, все равно домой тянет.


 
Так за разговором не замети­ли, как оказались у знакомого дома – Надежды Самусенко. Это ей пришла капать лекарство от остеохондроза Елена Ивановна. Тесен Фрунзе все-таки. И кон­трастен до невозможности. Здесь вроде все большое, а вместе с тем и мелкое. Кому-то здесь хорошо живется, а кому-то плохо.
 
Не зря этому населенному пункту дали имя несгибаемого революционера. Жизнь его бьет, а оно не сдается. И люди здесь такие же стойкие. Нет воды? Так есть же: на целый час в день дают! Школу закрыли? Спасибо хоть в Камысты детишек возят. И только дорога, которой нет, вызывает всеобщее справедливое негодование.


 
Кстати, видя наши удив­ленные глаза, местные ча­стенько повторяли: «Это вы еще Мечетного не ви­дели (поселок в окрестно­стях. – Прим. ред.). Вот там развалины так разва­лины! Да и людей всего ничего – и двадцати чело­век не осталось». Тоже своего рода оптимизм. Но все-таки хочется, чтобы Фрунзе немного откатился назад, в прошлое – к ябло­невым садам, к школе, полной детей, к крепкой животноводческой базе... Чтобы люди сюда снова потянулись...