В канун 8 Марта «КН» поговорили с Татьяной КОСТЕНКО. Известный в области и за ее пределами врачреабилитолог. Последние четыре года возглавляла отделение реабилитации при Костанайской железнодорожной больнице. Увы, его закрыли. Но Татьяна Вячеславовна не сдалась.
Личная трагедия
Она подтолкнула Татьяну Костенко прийти в реабилитологию. Ее сын Сережа в девятимесячном возрасте перенес тяжелую нейроинфекцию. После заболевания оказался прикованным к постели.
– Вся моя дальнейшая жизнь была посвящена ребенку. Тогда как таковой реабилитации не было в Казахстане, именно для детей. В нашей области вообще ничего. Приходилось много ездить в поисках подходящего лечения. Было очень сложно нам и таким же родителям, как мы.
В 2014 году в Костанае открыли первое реабилитационное отделение. Меня пригласили заведовать им. Было огромное желание помочь своему ребенку и поделиться опытом с другими мамочками, которые только начинали свой путь в борьбе за здоровье своих малышей.
Сережа прожил до 17 лет, умер в 2019 году от пневмонии. Работа спасала от отчаяния и боли.
Фламинго... – это символ надежды, исполнения мечты, жертвенности и возрождения.
Позже пригласили организовать отделение реабилитации в железнодорожной больнице. Я согласилась. По сути, все началось с нуля. Четыре года наши пациенты добивались больших для них результатов. Всегда говорю: нужно проводить реабилитацию в стенах медицинского учреждения, где есть обученные специалисты, которые несут ответственность за то, что делают. У нас и сейчас много «гастролеров». Приехали, отработали деньги, уехали. А что дальше с этим ребенком будет, их абсолютно не волнует. Нужно осторожно подходить к выбору специалистов.
Предложение
– Татьяна Вячеславовна, перед закрытием отделения руководитель областного управления здравоохранения пообещал, что для вашей команды предоставят место, чтобы дети могли продолжать получать помощь бесплатно. Как развивались события?
– С 1 января отделение реабилитации в железнодорожной больнице закрылось. Хотя в январе планировался заезд старших детей – от 12 до 18 лет. Мы готовили «путешествие» в Бразилию – писали сценарий, искали декорации. По одной стране в стенах больницы мы «посещали» каждый год. Для детей это было очень важно и памятно, в особенности для тех, кто достигал совершеннолетия, ведь они прощались с отделением.
Родители стали писать во все инстанции о закрытии отделения. Приехала депутат Мажилиса Ирина Смирнова, обратились к ней. На встрече главврач детской областной больницы (на базе которой нам предложили разместиться) озвучил, что мы отказались работать у них, и что это наш выбор. Да, это так, выбор наш, но выхода не было. Нам предложили расположиться в здании бывшего областного роддома. Его готовят к ремонту. Условия, конечно, оставляют желать лучшего, но мы были и на это согласны.
Но зарплату педагогам предложили чуть больше 90 тысяч тенге. Главный врач имеет право, если специальность остродефицитная, и он нуждается в специалисте, поставить оклад выше. Нам же предложили по штатному расписанию. Кто пойдет работать? Отпуск короткий, дополнительных выплат за эмоциональную нагрузку нет. Мой коллектив отказался от таких условий. Не может педагог с высшей категорией получать столько, сколько санитарочка.
На встрече начали давить на то, что мы частники. Да, но ведь отделение реабилитации работало по госзаказу, услуги для детей были бесплатными. Выставили нас меркантильными. Мы говорили и о низких тарифах, ведь из-за этого мы стали нерентабельны. После встречи поняли, что стучим в закрытые двери.
Всегда говорю: нужно проводить реабилитацию в стенах медицинского учреждения, где есть обученные специалисты, которые несут ответственность за то, что делают.
«Дети фламинго»
– И вы решили открыть свой центр?
– Выбора не было. Люди остались без работы, наши дети – без реабилитации. Центр «Дети фламинго» – образовательный. Мы оказываем те услуги, которые были при отделении реабилитации, кроме тех, что касаются медицинской части. Логопед, дефектолог, психолог, инструктор ЛФК, АФК, арт-терапия, социально-бытовая адаптация.
Мы не можем пока оказывать физиопроцедуры, инъекционные. Для этого нужна медицинская лицензия. Я планирую ее получить. Она даст в том числе возможность проводить ботулинотерапию. Эта процедура и была платной для родителей, потому что препарат для нее больницы как не закупали, так и не закупают. Хотя в протоколе лечения – при спастике – ботулинотерапия прописана.
Если в два потока, можем принимать до 50 человек в день. Курсовый месячный абонемент стоит 120 тысяч тенге, работают пять специалистов. Можно обращаться к специалистам не в комплексе. Стараемся, чтобы как можно менее накладно было для родителей. Но здание арендуем, вложений нужно много...
Конечно, мечтаю о своем реабилитационном центре. Надеюсь, что эта мечта когда-нибудь сбудется.
– Ваше отделение работало в одной больнице, потом в другой. И там, и там дело стало. Быть может, дело в системе...
– Я за то, чтобы реабилитация была отдельно от больниц. В них ведь система какая: одно отделение план выполняет, другое нет, надо ему помогать. А деньги общие. При таком раскладе реабилитационному отделению работать сложно. Учитывая еще и тот факт, что в него нужно периодически вкладывать средства. Реабилитация ведь, слава Богу, не стоит на месте.
Но бороться с ветряными мельницами – я уже не Дон Кихот. Но все равно желание помочь никуда не девается. Ведь дети – это наше все. Пусть отделение будет платным, но будет. С хорошими услугами. По привычке ищу оборудование и пути, как можно развиваться. Сложно. Нам ведь, например, чтобы в банк обратиться, нужно минимум год отработать. Вот так.
– Естественно, не у всех родителей есть возможность платить за реабилитацию.
– Да, увы. Особенно жаль детей, которые постарше. Пока ребенок маленький, его везде возят, вкладывают в лечение. Надеются, что поставят на ноги. Окружают вниманием. Когда достигает подросткового возраста, начинает осознавать, что физически он не такой, как все. Это одиночество, проблемы общения. Я не зря сделала в железнодорожной больнице заезд по возрастам – чтобы детям было интересно, чтобы общались. И здесь, в новом центре, не отказываем в реабилитации даже взрослым.
Про возрождение и жертвенность
– Вы так привязываетесь к пациентам, некоторых даже опекали вне стен больницы...
– Коля у нас был под опекой четыре года. В десять лет он написал, что не хочет с нами жить – учиться не хотел. Теперь в интернате в Рудном, общаемся. Скоро день рождения. Исполнится 15 лет. Звонит: «Мам, ты приедешь?» Конечно, приедем. Привязанность к нему есть, конечно. Хотелось дать ему хорошее образование, надежд столько было.
Я Колю приучала к чтению. До сих пор храню его детскую библиотеку. Как-то прочитала легенду о птице фламинго, почему она розового цвета. Легенда вот какая: раньше люди жили с этими птицами. И во время засухи было нечего есть. И птицы, чтобы сохранить своих друзей – людей – отщипывали свое мясо и кормили их. Капли крови окрасили фламинго в розовый цвет. Это символ надежды, исполнения мечты, жертвенности и возрождения. Так что название нашего центра неслучайно.
– Какие планы, цели, надежды?
– Много чего хочется реализовать и в образовательной сфере, и в медицинской, конечно. Я и профессию выбирала между педагогикой и медициной. Выбрала профессию врача: хотела вылечить бабушку.
Муж иногда говорит: оно тебе надо? Сидела бы, цветы выращивала. Я ведь очень люблю цветы. В огороде выращиваю самые разные. И хочу, чтобы жизнь детей, которые столкнулись с болезнью, тоже была в ярких красках. И пока могу, буду все возможное делать для этого.
