Здесь без лодки делать нечего. Лучше всего подойдет алюминиевый баркас с мотором. У меня же она резиновая – в ней хорошо сидеть в затишье, в каком-нибудь лиманчике с ружьем. Двигаться в ней на большую воду бессмысленно: непробиваемая стена камыша – раз, и два – за ним волны, злые, свинцовые, которые так и норовят закрутить тебя в брызгах и ветре.
Ба, всё те же лица!
Открытие охоты – особая дата в календаре!
Озеро практически недоступное, не считая одного места: длинной и узкой – с трудом разъедутся два автомобиля – дамбы с крутыми боками. Вдоль нее глубокий канал, а за ним – сплошная высокая болотистая зелень, в разрывах которой виднеется большая вода с многочисленными камышовыми островками. Вот туда и надо плыть. Где-то там пролетает утка.
Последний раз я был здесь лет пятнадцать назад. Все тот же вагончик с пристроенной узенькой верандой. Внутри железная печурка, стол, а через перегородку две двухъярусные кровати. Все очень по-спартански. Печка быстро прогорает и к середине ночи озерная стылость выдувает из жилища последние крохи тепла.
Компания вся та же. Люди разных лет, социального положения, характеров в один день становятся спаянной командой единомышленников. Можно годами не видеться, а встретились, и как будто не разлучались. Пятнадцать лет назад худощавый Ренат выглядел примерно настолько же. Сейчас у него трое детей, но выглядит по-прежнему юношески.
Из праворульной «Делики», самой пробивной машины для охотничье-рыболовных странствий, изымается лодочный мотор и необъятные запасы провианта. Это традиция. Тут и пара арбузов, и домашние разносолы, и собственноручно копченое мясо копытной дичи (кулинарный изыск Юрия, человека исключительно гуманитарного), и россыпь помидоров, хранящих в себе томное солнце дачного августа… Назавтра вся эта роскошь поблекнет перед главным блюдом охотничьего сезона – шулюмом. Варево делается обязательно на костре в большом казане, с дымком. Центровые в кипящем бульоне – мясистая кряква, парочка небольших, но жирных чирков, здесь же для навара и крохаль... Все остальные ингредиенты, как сочинение на вольную тему. Как это блюдо должно выглядеть, какие приправы следует сыпать, а какие ни в коем разе, единого мнения нет. В конце концов, в компании появляется человек, который при 100-процентной поддержке едоков творчески узурпирует право на собственный вариант шулюма. Рецепт не спрашивайте. Ни один шулюм не схож с соседским.
Умерь свой пыл
Охота с лодки – это отдельная тема. Два человека – максимум, что можно позволить себе, отправляясь в водную даль на алюминиевой плоскодонке. Она может принять на борт и шестерых, но это скорее для экскурсии по камышовым джунглям. Для охоты с лодки третий всегда лишний. Потому что лодка во время охоты – это площадка для стрельбы. Причем, зыбкая. Причем, ты в ней сидя. Это все равно, что оказаться между небом и землей, в полуагрегатном, как сказали бы физики, состоянии: вроде ты еще на тверди, но уже и не совсем. Потому что встать во весь рост во время стрельбы по быстролетящей дичи (небыстро летают только вороны) – это шанс стать утопленником. Азарт, скорость, резкие движения – рутинную охотничью практику тут следует поумерить.
В далекой молодости я позволял себе выходить на глубокую воду в обычной двухместной «резинке». У этих плавсредств один на всех каверзный пунктик: выскальзывают из-под тебя с неожиданностью банного обмылка. Из десяти случаев как минимум в двух я терпел кораблекрушение... Лодка уходила из-под ног, ружье и патронташ на дно, а мне оставалось тянуться до берега вплавь, но большей частью ногами по вязкому, в переплетении густых водорослей, дну. Те еще уроки.
Особое чувство
Спуск к пристани – это пара сколоченных досок, заросших жестким камышом. Вода под ним такого же жирно-зеленого цвета: признак того, что сюда не доносятся ветры. Стрекозы непугливо замирают в воздухе. Рафкат пробует расчистить путь к причалу триммером, но газонный косильщик тут слабоват. Работа ускоряется, когда в руки берется садовая электропила. Потом мы на двух лодках ищем в зарослях третью, загнанную туда еще с весенней поры. Она выглядела так, будто уже глубоко срослась с местной растительностью, став частью огромного корневища.
Я не буду описывать процесс охоты. Он слишком индивидуален, когда ты оказываешься одним воином в поле. Даже если товарищ в одной с тобой лодке. Ты все равно единственный, кто отвечает за безопасность и за успех охоты, и это как раз тот момент, о котором Иван Сергеевич Тургенев оставил короткую фразу в своих нетленных «Записках охотника»: «Люблю охоту за свободу, за восход и закат солнца, за то, что с нею, как и с поэзией, связано особое чувство, которое стоит выше всего и зависит только от меня». Незабываемое чувство.
