Карта. Валенки. Баян. И мечта о борще. Мы в гостях у летчика Романова.
Сингапур в ящике
Первое, что бросается в глаза в его квартирке – карты мира. Они на столе, на стене, на шкафу. Кажется, они здесь важней мебели. А еще в комнате не старческий, а свежий воздух. Балкон нараспашку. Внизу шумит центральная улица Баймагамбетова. А в комнате вихрь, словно с моря, что синеет на карте.
– Дети к себе зовут, а я категорически отказываюсь. Лучше гостить друг у дружки чаще, чем жить вместе всё время. Пока сам справляюсь, буду так. Может, и справляюсь потому, что сам.
– Сколько вам, Василий Васильевич?
– Девяносто второй год идет. Ничего пока. Бегаю.
«Бегаю» – это стиль его жизни. Запросто пришел в редакцию. На второй этаж. По крутой лестнице. Без одышки. С просьбой написать о его друзьях. Снятся, говорит, сердце ноет. Мы же, заметив огонек в глазах этого усача, похожего на героя фильма «Отец солдата», отправились в его дом с ответным визитом. Его квартирка похожа на жилье холостяка, умудренного жизненным опытом. С одной стороны, здесь всё просто, с другой – очень глубоко.
– Зачем вам столько карт?
– Передает ящик новости, допустим, про Сингапур. Или про Йемен. Я сразу по карте смотрю, где это, с кем по соседству. Так интересней.
Её борщ
То, что здесь живет один мужчина, особенно заметно, конечно, по кухне. На столе на равных уживается весь запас. Смачный кусок копченого сала, варенье, бутылка водки «Посольская».
– Жены не стало десять лет назад, она тяжело болела. Когда ушла, сначала не знал, как дальше. И главное – зачем. А потом стал петь. Сам себе. Беру баян, и всё накипевшее – в песню. Соседи уже привыкли. Её звали Нина Григорьевна…
На подоконнике газета с обведенными рецептами и пометка «Не забыть!» Василий Васильевич сам себе готовит. Говорит, характер такой: помощь со стороны воспринимает как свою слабость. Оттого научился и гладить, и готовить, и жить. Сам.
– Вы не подумайте, и родни хватает, и дети есть. Все навещают, зовут к себе. Но я, в принципе, справляюсь, только вот борщ… Сварить, как она делала, никак не получается. И не получится никогда. Моя Нина рано осиротела, потому все умела смалу.
Рядом с валенками у него на полу лежат гантели.
– Да, иногда их нянчу, – заливисто смеется дедушка. – Я давно понял секрет здоровья. Первое – я люблю больше закусывать, чем выпивать. Второе – за здоровьем только пешком. Сейчас уже меньше хожу, но 10-15 кварталов каждый день (!) обязательно. И третье – не хандрить, любить людей. Не смотреть на их ранги и образование. Человек перед тобой – и всё тут. Так больше шансов на счастье.
Аккапелла
Василий Васильевич перед зеркалом примеряет китель с наградами и напевает сначала себе под нос, а потом в голос, от души, на всю квартиру.
– «Нечего надеть. Что ни говори, не нравятся пла-а-атья, – дедушка закрепляет медаль, не прерывая песни. – Буду одевать с ног до головы я тебя в объя-а-атия…» Люблю эту песню. Вообще, петь люблю. У меня отец был певчим в церкви. Я всегда рядом с ним стоял. Может, это и повлияло. Вот и иконы в доме, еще родителей. Я коммунист, но в Бога верю. Ну, что же поделать, если вера есть. Когда приспичило, и Сталин поверил.
Он родился в костанайской Борис-Романовке. В той самой, откуда и легендарный летчик Иван Павлов.
– Я его отца отлично знал, в гостях бывал. Хорошая, скромная семья. А вот с самим Павловым не общался, он старше. У него секрет в полете был. Он так левой ногой двигал, что самолет немного юзом шел, влево плавно смещался. Ни «мессера», ни зенитки его поймать не успевали.
Романов судьбой Павлова интересовался неспроста. Он ведь тоже летчик. В марте 1941 года в нашей области был спешно объявлен набор добровольцев на 6-месячные курсы летчиков. Рванул туда и 17-летний Вася Романов.
– Нас было 120 счастливчиков. В основном ученики 9 и 10 классов. Жили в палатках при аэродроме. Потом первые полеты. Это было волшебное время. Понимаете, простой сельский мальчишка – и вдруг летчик! Это же мечта! Первый выпуск наших курсов пошел в штурмовики на Ил-2.
Сам Романов был во втором выпуске. В Омском училище бомбардировщиков он уже рвался на фронт.
– Ребята гибли один за одним. Хотелось отомстить. Теми же мыслями жил и Гриша Кравцов. Он спал на соседней койке. У него погибли отец с братом. Но из-за эвакуации из Таганрога в наше училище прибыло много новых курсантов. Шансы попасть на фронт уменьшились. Тогда Гриша попросился в школу контрразведки СМЕРШ. Успел. За 60 км от Берлина воевал при штрафной роте. Повезло… Хотя, как сказать… Он отчаянно воевал и «языков» брал. А в бою в январе 1945 года погиб комбат, и Кравцов взял командование на себя. Умело руководил даже после первого ранения. Второе оказалось смертельным. Он – единственный оперуполномоченный СМЕРШ СССР, который погиб в бою и получил звание Героя Советского Союза посмертно. На «Мехколонне» есть улица его имени. На здании нашего КНБ – мемориальная доска. Есть в нашей области даже поселок Кравцово. Такой у меня был друг…
Вася Романов был очарован старшими ребятами. Говорит, и сегодня помнит, как они пели. Как юморили. Как планировали мирную жизнь.
– Но жить многие так и не начали. Помню, мы на построение, а Коля Подгорный, Коля Коструб и Саша Кривоносов уже в теплушках едут с оружием. Погибли все трое. Даже неизвестно где. Тогда под Сталинградом и Москвой положение тяжелое было. Еще один друг – Григорий Сложеникин. У него было 58 боевых вылетов, два раза его сбивали. Хвост и крылья отвалились, радист погиб, а он пять дней лежал без сознания. Миша Евстингев, вот на фото рядом со мной, с Володей Чужиновым по 83 боевых вылета совершили. Их даже на «Героя» представляли, но надо было 85 вылетов… А у меня был всего один боевой вылет. Не успел ни одного фашиста убить. Война кончилась. Много думал об этом. Может, и к лучшему, что не успел. Но за ребят так хотелось отомстить. В ответ на их похоронки я отчаянно строчил рапорты, чтобы пустили на фронт.
Потом он шесть лет служил в авиации. Летал на пяти видах самолетов. Но в гражданской авиации не остался. Выучился на учителя, и это, как говорит сам Романов, ему все подпортило. Учителя стране были нужней в те годы. До пенсии руководил учкомбинатом.
– А ребята из летной школы мне до сих пор снятся. Вы напишите их фамилии, они все наши, костанайские. За нашу землю воевали. Так и остались 20-летними.
Балдёжно
Романов с виду усач-весельчак. Но внутри боль человека, потерявшего так много близких. Когда боль становится нестерпимой, он достает баян. И мечтает:
– Летать и в 91 хочется. А что, я бы мог, ведь к врачам причин нет обращаться. Открою вам чудо-рецепт. Я перекись водорода пью. 10 капель на 40 граммов охлажденной кипяченной воды, и внутрь. Три раза в день. Вычитал в вестнике «ЗОЖ». И перестал с тех пор болеть. Балдежно, да? Развеселил я вас? Если б я раньше знал, жену бы уберег…
Напоследок, когда мы уже стояли на лестничной площадке, Романов посоветовал:
– Живите, ребята, за себя и всех тех, кто за вас погиб. Живите, пока не надоест…
