О нем говорят как о человеке: за деньги не купишь. Разве что за очень большие деньги... А если речь идет о передовых технологиях, то за огромные. Коммерческая медицина выгоднее, чем занятие нефтяным бизнесом. На себе это испытали те, кто пытался ценой неимоверных усилий спасти жизнь родным.
В конце мая умерла Полина Ким. Ей было всего семь. Лейкоз. Нужна была операция по пересадке костного мозга. У нас ее не делают, пришлось кровью и нервами выбивать госквоту в зарубежную клинику. Родители выбили и выбрали самый щадящий вариант из всех – Южную Корею. Но и в ее больнице выставленные счета были просто астрономическими – 150000 долларов. Столько стоила химиотерапия, которая понадобилась девочке перед операцией. На эту услугу квота не распространялась. Родным нужно было искать деньги самостоятельно и в кратчайшие сроки.
Куда только ни обращались родные за поддержкой – ведь в клинике не собирались лечить ребенка бесплатно. Вопрос денег оказался сильнее вопроса жизни. Близким удалось собрать только 50 тысяч. Клиника прервала курс лечения. Нет денег – нет пациента. В буквальном смысле этого слова.
Интересно, что должны чувствовать врачи, которые понимают, что лишают пациентов последней надежды? Естественно, не в том случае, когда они сделали все, что могли. Что происходит с их сердцем? Оно покрывается шрамами и просто перестает ощущать боль, вину, раскаяние? Или оно надежно укрыто броней из приятно шуршащих купюр?
Не так давно попалось на глаза интервью с российским известным кардиохирургом Лео Бокерией. В нем он рассуждал о том, как западные трансплантологи наживаются на российских пациентах, выставляют никем не регулируемые астрономические счета. Сколько погибло людей из-за этого, просто не поддается подсчету. Лео Бокерия, впрочем, не слишком негодовал по этому поводу. Он больше переживал за то, что деньги, которые могли бы остаться в России, уходят за рубеж. Стало быть, если в России трансплантология разовьется, то уже российские клиники обозначат такие непомерные цены? Вопрос...
Бокерия рассказывал о своем товарище, состоятельном человеке, который в качестве мецената решил профинансировать пересадку сердца для одного российского пациента в Германии. Счет выставили в 362 тысячи евро. Меценат, хоть и не бедный человек, удивился и стал разбираться. Оказалось, что 100 тысяч евро начислили только на медицинское наблюдение в течение нескольких месяцев перед операцией: в этот период больному полагалось жить в Германии, причем стоимость проживания в озвученную сумму включена не была.
Сходная ситуация была у Максима Токарева, ребенка из Федоровского района, которому проект «Жизнь на ладони» тоже оказывал информационную и посильную финансовую поддержку. Несколько сотен тысяч евро стоило его лечение в Германии, включающее в себя операцию опухоли головного мозга. Львиная доля суммы была отдана за период реабилитации. И даже сейчас, когда мама с сыном благополучно прошли лечение и вернулись, им нужно 40 тысяч евро в год на лекарственные препараты. Максиму удалось собрать деньги. Но это большая редкость. Один случай на миллион. Если бы не предприниматель из Астаны, который узнал о Максиме из проекта, и который перечислил основную сумму, неизвестно, как бы все обернулось... А сколько тех, кто не мог найти такие деньги, не успел оформить государственную квоту, потому что болезнь работает быстрее, чем бюрократический аппарат...
Цены в мире регулировать никто не будет. Не дождемся. Бизнес есть бизнес. Даже если это бизнес, в котором ежедневно решается вопрос тысяч человеческих жизней. И что для этой машины по производству денег одна маленькая, только начинающаяся, но уже трудная и болезненная судьба мужественной девочки Полины Ким. И что бизнесу до чувств ее и ее родных, которые перешагнули порог южнокорейской клиники и оставили там последнюю надежду?
И до чувства беспомощности, охватывающего каждого, кто хотел помочь Поле, но не знал как...
Светлая ей память.